Глава 5
А потом я был выставлен за дверь. Илай Кейн взглянул на мой шедевр, изрек великодушное «мило» и попросил поскорее уйти, так как у него возникло срочное дело. Когда я спросил о списке вопросов для Джесси, он нацарапал на клочке бумаги свой имейл и велел прислать его туда. И вот теперь я стою на заснеженной улице и пытаюсь дозвониться до Майлза, чтобы напомнить ему о том, что он обещал мне такси, но на том конце провода постоянно занято. На смс он тоже не отвечает. И я даже догадываюсь, кто именно завладел его вниманием.
Когда он наконец перезванивает, я уже сижу в вагоне метро и слышу в трубке одни невнятные заикания, потому что сигнал до сюда не дотягивается.
- Я в метро! – ору я в трубку. – В метро, говорю!
Будто от того, что я повысил голос, связь станет лучше.
- Майлз? – на том конце звучит мелодия и девушка с механическим голосом сообщает мне, что связь сейчас недоступна. И, конечно, извиняется. Будто ей жаль.
Майлз ждет меня на станции весь дерганный с обеспокоенным взглядом, будто я еду из другой страны, где только что началась война или произошло стихийное бедствие, и он не знает, вернусь ли я живым. И будто мы и впрямь лучшие друзья, чуть ли не родные. Увидев меня, он мчится на встречу на всех парах, хватает за плечи и заглядывает в глаза. Смотрит долго и пристально, словно пытается выжечь их взглядом.
- Что? – спрашиваю я.
- Смотрю, ничего ли не изменилось, - поясняет свои действия Майлз.
- Ничего не изменилось где?
- В тебе, в твоих глазах, в том, как они смотрят на мир, - выдает он очередную порцию бреда, и я фыркаю на него, разворачиваюсь и иду на выход.
- Ничего не изменилось, - наконец заключает он и спешит меня догнать. – Я беспокоился.
- Я заметил, - говорю я. – Но такси мне так и не вызвал.
- Прости, я говорил с Илаем по телефону. От него не так-то просто отвязаться, знаешь ли. Если бы не ты, я бы ни за что ему не позвонил.
- И не надо было звонить. Все было в порядке, - говорю я. – Чего ты устроил? Ведешь себя, как псих.
- Прости, - повторяет Майлз. – Это трудно объяснить. Но он обещал не трогать тебя, так что, надеюсь, обойдется.
- Что обойдется? Я что, по-твоему, не могу посидеть в гостях и поговорить с человеком? Что за катастрофа могла произойти, а? Давай, ты обещал рассказать.
- Пива? – предлагает Майлз.
- Нет, я уже достаточно выпил. Мне в колледж с утра. Рассказывай по дороге.
Он набирает полную грудь воздуха, будто готовится выдать длиннющую тираду, но так ничего и не говорит. Я жду. Мы поднимаемся на улицу и бредем по сугробам через узкие темные улицы окраины.
- Я все еще жду объяснений, - напоминаю я.
- Не могу, - наконец выдавливает он из себя. – Без пива никак. Но лучше виски или текилы. Ты что будешь?
- Ничего, мне завтра в колледж, - снова напоминаю я.
- Тогда не расскажу. Просто смирись с тем, что больше никогда его не увидишь.
- Не больно-то и хотелось, - фыркаю я. – То же мне великая честь.
Последний мой комментарий явно приходится Майлзу по душе, но в магазин мы все-таки заходим, и дома Майлз забирается в постель в обнимку с бутылкой. Чертов алкаш. Сидит в своей постели, пьет из горла и пялится в окно. От его поведения мне не по себе, и я тоже долго не могу уснуть. Где-то около часа ночи он это замечает, падает головой на подушку, поворачивается ко мне и смотрит в глаза. В свете уличных фонарей они сверкают пьяным безумием.
- Он тебе понравился? – спрашивает Майлз шепотом, будто тут есть кого будить.
- Нормальный мужик, - говорю я. – С юмором.
Майлз кивает и тянет с горечью:
- Да…
А потом тяжело вздыхает несколько раз подряд, и блеск в глазах становится еще ярче. Он же не собирается реветь?
- Давай-ка завязывай с бухлом, - рычу я на него, забираю из рук бутылку, закручиваю пробку и прячу под кровать. – Спать.
- Вот, поэтому ты мой близкий друг, - говорит он. – Только ты меня удерживаешь.
- От алкоголизма?
- И от этого тоже. Не бросай меня.
Я закатываю глаза. Только откровений мне и не хватает. До будильника пять часов, и пьяный Майлз явно не даст мне провести их в объятьях морфея.
- Не съезжай, - просит он.
- Не собираюсь пока, - говорю я. – Мне еще полгода в колледже учиться, а затем универ. Но потом все равно разъедемся. Ты же прекрасно понимаешь это.
- Да, но… только не к нему.
Я фыркаю.
- Хватит уже. Чего ты из мухи слона стряпаешь? Я и не собирался с ним дружить.
- С ним невозможно дружить, он не умеет.
- Вот и ладно, спи, - я отворачиваюсь на другой бок и накрываюсь одеялом с головой. На миг настает тишина, но покоя мне не видать.
- Я знаю, что ты думаешь, - шепчет Майлз. – Ты думаешь, что я выбрал тебя, потому что ты похож на азиата. Это не так.
- Да неужели, - фыркаю я.
- Да, не так. Я выбрал тебя, потому что ты здесь. Ты на земле. У тебя все в порядке и четко. Ты не витаешь в облаках. Оставайся здесь, ладно? Не надо тебе в его мир. И меня не отпускай, хорошо?
- Хорошо-хорошо, спи уже! – рычу я. – Не хочешь рассказывать, что между вами произошло, не рассказывай. Но мозги мне своей философией не запаривай, ладно? Мне вставать рано. И тебе бы тоже не мешало появиться в универе. Магистратура сама себя не закончит.
- Ну и черт с ней, - говорит он. – Я, пожалуй, просто сопьюсь.
Я слышу, как он снова тянется за бутылкой под кровать. Разворачиваюсь, забираю ее и несу в ванную, выливаю все без остатка и выкидываю бутылку в мусорку. Затем возвращаюсь в кровать и снова велю ему спать. Майлз послушно забирается под одеяло и засовывает руки под подушку.
- Спасибо, - говорит он. – Спокойной ночи.
- Ну-ну, - фыркаю я, а когда просыпаюсь по будильнику, вижу Майлза посреди комнаты на полу. Всюду разбросаны невесть откуда взявшиеся краски, и на большом куске бумаги он выводит странные образы. Не такие, как у Илая. Линии четкие, даже видно, что это собака, но на носу у нее очки, рядом недопитая бутылка виски, а в лапах сердце. И она зачем-то его жрет.
Псих.
- Ничего не выходит, - вздыхает Майлз. – Кошмарно вышло.
Он бьет рукой по полу, попадает в краски, опрокидывает одну баночку и выдает серию нецензурных выражений. Глаза красные, веки опухли, а щетина стала еще чуть-чуть длиннее, чем вчера.
- Я бездарность, - говорит он, разводя руками. – Это гребанные иллюстрации для детской книжки.
- Ага, - соглашаюсь я. – Прям «Алиса в стране чудес». Убери тут все и ложись спать.
- Ты не понимаешь, - тянет он. – Я так любил это. Я просыпался с яркими красками в голове. Мне казалось, весь мир открыт, только руку протяни. И я могу нарисовать все что угодно. Все что душа пожелает. Мне было, что сказать. Я вкладывал в эту душу. А теперь у меня нет ее.
Он жалобно всхлипывает, и я замечаю рядом с ним полупустую бутылку виски. Кое-кто все-таки сбегал ночью в магазин и надрался, как свинья. Ну и ладно, к черту его. Его алкоголизм – не моя проблема.
Я забираюсь в душ, выдергиваю пинцетом два вредных пробившихся под губой волоска, то есть всю свою бороду, мажусь дезодорантом и брызгаюсь парфюмом, чтобы отбить повисший в воздухе аромат Майлзовского перегара. Облачаюсь в чистую одежду и собираю в сумку конспекты. Все это время Майлз сидит на полу и мажет тонкой кистью по своей «самоедской» собаке. Мне его совсем не жаль. Никто его спиваться не заставлял.
Обхожу его одинокую поникшую фигуру, слышу жалобный всхлип и кладу руку на ручку двери.
«Давай, Кай, ты можешь. Просто выйди за дверь и иди в колледж. У тебя план. У тебя сессия на носу. Майлз – не твоя ответственность. Пусть ностальгирует по прошлому и доводит себя до нервного срыва. Наплачется и снова засядет за свой роман. Это не твоя проблема.» - говорю себе, а ручку двери повернуть не могу.
Как дурак, стою на пороге. Дикий запах грязных носков и перегара бесит до дрожи. Морду бы ему набить и в ванну запихать, а потом собрать вещи и уехать в чистый родительский дом, позабыв обо всех проблемах непутевого соседа. Но что-то останавливает. И я даже знаю, что, но вслух сказать не могу. Даже про себя не могу. Стою, замерев, как статуя, с тяжелым камнем в обледеневшем сердце.
- Сука, черт с тобой. – Поворачиваюсь, скидываю сумку на кровать. Сессия не сегодня, а конспекты мне есть у кого попросить. Я сажусь напротив Майлза, забираю из его рук бутылку, делаю глоток из горла и морщусь. – Дрянь какая. С утра бухать не круто, Майлз. Ты не думал, что у тебя ничего не получается, потому что ты до усрачки пьян?
- Думал, - говорит он. – Но я же не первый раз пробую. Искусство – это тебе не цифры, Кай. В него надо вложить все, а что вложить, если не осталось ничего?
- Ты гей? – спрашиваю я в очередной раз, силясь объяснить себе его дурацкое поведение. Если это не любовная драма, то что еще? – Я уже сто раз спрашивал, а ты все юлишь. Признайся уже. Этот художник тебе сердце разбил?
- Отстань, - Майлз пьяно махает рукой, проливает стаканчик с водой на рисунок и выдает пару экспрессивных выражений. – К черту. Все равно говно.
- Я вчера тоже говно нарисовал, может мне тоже спиться из-за этого? Отвечай уже.
- Если отвечу, между нами что-нибудь изменится? – спрашивает Майлз и изо всех сил старается сфокусировать на мне взгляд.
Внутри что-то дергается, я давлю желание отодвинуться от него, плотнее сжимаю челюсть и мотаю головой. Говорю:
- Нет, - но голос предательски вздрагивает. Я маскирую неловкость кашлем.
- Врешь, - выплевывает Майлз и хихикает, как дурачок. – Ты соберешь вещи и сбежишь от меня, как от проклятого.
- Не воображай, я с первого дня подозревал и никуда не делся.
- Да, - выпаливает Майлз, качает головой и снова хихикает. – Мне нравятся мужчины. Члены и яйца. Отдай вискарь.
Я отодвигаю руку с бутылкой подальше.
- И я нравлюсь? – черт знает зачем, спрашиваю я. Внутри все передергивает, и я сглатываю, надеясь, что он не заметит. Он не замечает.
- Ты себя в зеркало-то видел? – Он закатывает глаза, мол, ответ и так ясен.
Но мне не ясен, и я все-таки отодвигаюсь подальше. Внутри что-то неприятно шевелится. Уж я-то себя видел и не раз.
- Значит, этот Илай… Ты его любишь?
- Я его не-на-ви-жу, - по слогам цедит Майлз. – Терпеть не могу.
- Ты его любил? – меняю я вопрос.
На глаза Майлза наворачиваются слезы, он обращает к окну полный печали взгляд и говорит:
- Не его. Робби. Такой классный был парень. Хотя и его, наверное, тоже в какой-то степени.
- И что с ним стало? С Робби.
Майлз обводит пальцем вокруг шеи и вздергивает вверх невидимую веревку.
- Повесился? – уточняю я.
- Наркотики, - говорит он, растекается по полу, кладет голову мне на колени и добавляет:
- А потом повесился, а может, повесили, кто теперь разберет? Полиция записала все, как самоубийство, но ты же понимаешь, что за компания у наркоманов. Я не успел ему помочь, не знал как. Быть натурщиком у известного художника не просто. Ему недостаточно просто тело для перерисовки, он хочет душу, а как без души жить потом, ты представляешь?
Я пожимаю плечами.
- Вполне.
- Ты бы продал свою Дьяволу? – спрашивает Майлз.
- Смотря, что Дьявол предложит взамен, - я улыбаюсь, пытаюсь дать понять, что это шутка. Но Майлзу не смешно.
- Мальчик с ледяным сердцем и без души, - задумчиво тянет он. – Не ходи к нему, Кай.
- Да не собираюсь я, - терпение лопается. Я отдираю его от пола и тащу в ванную. – Давай, двигайся, пока плесенью не покрылся.
- Хочешь меня раздеть? - усмехается Майлз.
- Только чтобы помыть и побрить, - отвечаю я, запихиваю его в ванную в одежде и включаю душ. Холодная вода в миг приводит его в чувства. Он подскакивает, крутит вентиль с горячей водой и принимается раздеваться. Скидывает мокрую одежду на пол, и я спешу скорее отвернуться, чтобы не видеть его во всей красе.
- Да че ты стесняешься? – удивляется Майлз. – Ты же не гей. В раздевалке с парнями никогда писюнами не мерился? Ты же занимался плаванием. Вряд ли там у вас у всех были отдельные душевые.
Я молчу. Стою к нему спиной и чувствую, как жжет щеки, а сердце едва заметно ускоряет бой.
«Не вздумай облизать губы, - строго приказываю я себе, - ты знаешь, что значит этот жест».
- Бритву передать? – спрашиваю я.
- Да, и пену для бритья. Я выйду отсюда красавчиком, и ты сразу забудешь все, что я тебе там наболтал, ладно?
- Ага. – Я, не глядя, протягиваю ему приспособления для бритья.
- А ты подмышки бреешь? – вдруг спрашивает Майлз. – Я вот никак не пойму, что сейчас в тренде. Одни говорят надо, другие – нет.
- Пинцетом выщипываю, - говорю я. – У меня волос-то на теле почти нет.
- Дразнишь меня?
- Отвали, - огрызаюсь я.
- Повезло тебе, а я иногда чувствую себя обезьяной. Побрею, наверное. Передай запасную бритву. Она там в тумбочке под раковиной.
Будто я не знаю. Только я там и убираюсь, но огрызнуться еще раз не хватает сил. Я на ощупь достаю битву, стараясь ничего случайно не увидеть, и, развернувшись в пол-оборота, глядя исключительно в дверь ванной, протягиваю ему вторую бритву и говорю:
- Я пойду, мне надо Джесси позвонить. Ты тут не вешайся, ладно?
- Не переживай, - говорит Майлз уже почти трезвым голосом, и я пулей вылетаю из ванной, достаю мобильник, открываю фотки Джесси и говорю себе шепотом под нос:
- Боже, какие формы. Она просто удивительно сексуальная. Девушка – высший класс.
Набираю ее номер и звоню.
