Эффект Мотылька

- Ну, что? Она согласилась?

Я еще домой зайти не успел, а Майлз тут как тут. Стоит в прихожей с кружкой остывшего чая и смотрит на меня исподлобья, будто я ему денег задолжал. На столе облитая чаем тетрадка с заметками, нацарапанными корявым почерком, в котором сам черт ногу сломит. Волосы взъерошенные, будто только что вылез из кровати. И, конечно, трехдневная щетина.

- Ты в душ сегодня ходил? – спрашиваю я, игнорируя его наглые домогательства.

- Некогда, - отрезает он. – Я почти нащупал сюжет.

- Фу, опять ты этой хренью занимаешься. Лучше бы к сессии готовился, - фыркаю я. – Любовные романы для баб. Им и оставь писать.

- О, прости, я совсем забыл спросить твое мнение, - парирует он и снова тянется к старой теме. – Так она согласилась?

Я закатываю глаза.

- Не твое это дело.

Майлз растягивает губы в широкой улыбке, запрыгивает задницей на стол и выжидающе смотрит на меня.

- Ну?

- Что «ну»?

- Куда ты ее поведешь?

- Не я ее, это она меня ведет, - говорю я. – В галерею. Там выставка этого, как его… не помню.

- О-о-о… - тянет он, картинно округляя глаза, - да ты подкаблучник.

Я швыряю в него шапку, он без труда ловит ее и кладет рядом с собой.

- Ты же ненавидишь искусство, - говорит Майлз, допивает остывший чай и ставит грязную кружку рядом с моей шапкой. Я уже предвижу, как она стоит на столе всю следующую неделю и медленно покрывается плесенью. И так в плоть до того момента, пока у меня не лопнет терпение, и я ее не помою.

- Я не ненавижу искусство. Это неплохой декор, - я тыкаю пальцем в картину с фруктами на стене. – Вон, нормально смотрится. Весит и ладно. Я же не требую ее снять.

- Это не искусство, - парирует Майлз, - это рамка для фотографий из супермаркета с родной картинкой. Она прям так и продавалась. И это ты ее туда повесил.

Я пожимаю плечами.

- Мило смотрится.

- Она вообще тут не пришей кобыле хвост.

- Зато стоила всего девяносто пять центов, а не полмиллиона. И понятно, что на ней изображена ваза с яблоками, а не какая-то мазня. Типа, я сожрал все краски, запил бутылкой виски и выблевал все это на холст. Заплатите мне за работу десятилетний оклад директора финансовой фирмы.

- У-у-у… какие мы злые, - и Майлз снова талдычит, - все-таки ты ненавидишь искусство. И не понимаешь его.

- Нельзя понять то, что невозможно понять. Я на сто процентов уверен, что умники в галереях просто делают вид, что разбираются в этих цветных пятнах, чтобы быть… - я секунду ищу подходящее слово, но выдаю то, что первым приходит в голову, - в тренде?

Майлз поджимает губы, прищуривается и отрицательно мотает головой.

- Не то слово? – спрашиваю я.

- Совсем не то, но я тебя понял. Чаю?

Он берет со стола свою грязную кружку, но я сразу его останавливаю.

- Нет, спасибо. Я пойду заниматься.

Однако, уйти далеко мне не удается. Квартира у нас совсем маленькая. Сразу возле входа стоит кухонный стол. За ним обычно занимается Майлз. В двух метрах от него возле окна стоит мой стол, а в нише возле закутка с душевой и туалетом – две односпалки. Ниша настолько узкая, что наши кровати разделяет всего пятнадцать сантиметров, и это пространство каждый день, когда я возвращаюсь из колледжа, оказывается украшено грязными носками. В квартиренке стоит такое амбре, что даже освежители воздуха не справляются. Но выбора у меня все равно нет. Пусть это и не лучший район Нью-Йорка, но он все-таки находится на Манхэттене. И добираться отсюда до колледжа намного проще, чем из Бруклина. К тому же жилье досталось мне абсолютно бесплатно, и на такой подарок судьбы жаловаться грех.

Мы познакомились с Майлзом по объявлению два года назад, когда я только поступил на первый курс. В общежитие мне пробиться не удалось из-за мамы, решившей, что ездить из Бруклина не так уж и далеко, да и под ее крылом мне будет безопаснее и комфортнее. Поначалу я с ней согласился, но, когда обучение началось, быстро сообразил, что с родителями живут только лузеры и Бруклин далеко от Манхэттена. И в этот момент я наткнулся на объявление на сайте по поиску дешевого жилья:

«Гениальный писатель Майлз МакНайт ищет соседа, который скрасит унылые вечера на бесплатной основе. Только парни».

Я сначала подумал, что он ищет себе голубого дружка, но все же отважился позвонить. Оказалось, что «скрасить вечера» - это пиво, пицца, футбол по телеку и нудное выслушивание длинных философских рассуждений о смысле бытия и психологии отношений. Вполне терпимо, а главное близко к колледжу, далеко от мамы и совершенно бесплатно.

На собеседовании я спросил, не гей ли он, и не придется ли мне делать что-то еще, кроме как пить с ним пиво перед телеком. Ответа я так и не получил, но он обещал не приставать, и вот уже два года держит слово. И я никогда… вообще никогда не видел его с девушкой, да и с мужчиной тоже. Так что, скорее всего, Майлз просто чудик, потому один. И не важно, какая там у него ориентация.

Однако, моими отношениями он очень интересуется. В прошлом году он даже устроил за мной и моей бывшей девушкой Стейси фотоохоту, а потом подарил нам на годовщину фотоальбом с нашими фотографиями и сказал, что это память о нем для меня. Мол, когда мы поженимся, и я съеду, буду вспоминать о нем и старых днях, листая альбом. Когда мы со Стейси расставались, она его сожгла. И слава Богу. Большего бреда я в жизни не слышал, и очень надеюсь, что когда я съеду от Майлза, он не будет мне названивать и предлагать пивко.

Я устраиваюсь за столом, достаю конспекты, чтобы еще раз пробежаться глазами по финансовым графикам и слышу за спиной:

- Ты расскажешь мне, как все прошло?

Я поворачиваюсь к Майлзу и вижу широкую улыбку. Он наверняка думает, что она очаровательная.

- Нет.

- Да ладно тебе, мы же с тобой лучшие друзья, - тянет он. – Я даже нам пивка на вечер купил. Кто молодец? Майлз молодец.

- Заведи себе подружку, Майлз, - советую я. – И тогда мы точно подружимся. А пока дай мне заняться делом.

- То есть, помолчать?

- В точку, - я щелкаю пальцами и отворачиваюсь.

- О’кей, - отзывается Майлз и опускает голову к потрепанной грязной тетради, а спустя мгновение поднимает на меня взгляд и спрашивает:

- То есть, мы типа не друзья?

Я подозревал, что за неосторожное высказывание меня ждет месть – причем, самая изощренная – и был прав. За вечер Майлз выпивает все восемь бутылок пива и громко декламирует хайку о ценности дружбы на корявом японском. О том, что по-японски я знаю всего слов пятьдесят, а написать и вовсе могу только свое и папино имя, он до сих пор не догадывается, а потому искренне надеется, что традиционное творчество народа, к которому я отношусь аж на пятьдесят процентов, непременно растопит мое сердце и погрузит меня в лирическое настроение.

- Майлз, - не выдерживаю я, поняв, что он не даст мне позаниматься до тех пор, пока я не вымолю у него прощение и не заверю, что он мой самый лучший друг. – Завязывай. Я из Бруклина.

- А твой отец из Окинавы, - парирует он. – Ты должен почувствовать голос крови.

- Мой отец из Осаки, и он не был там двадцать восемь лет, а мама из Джерси, и именно она учила меня разговаривать.

- Но ты же знаешь японский. Ты смотрел со мной аниме без перевода. – Майлз смотрит на меня глазами побитой собаки, будто, я только что разбил ему сердце, и я не рискую напомнить ему про субтитры. Точно чудик. И я давно должен был к этому привыкнуть, но не привык.

Я выдаю несколько слов на японском, совершенно не сочетающихся между собой, и глаза его сияют от восторга.

- Что ты сказал? Звучит, как музыка.

То, что он взял меня к себе жить потому, что я похож на японца, давно для меня не секрет.

- Я сказал: мы друзья, успокойся уже.

Майлз поджимает губы, садится на край своей кровати, врубает телек и говорит:

- Спасибо за одолжение, друг. Знаешь, что я о тебе думаю?

- Ну? – без особого интереса спрашиваю я.

- Ты черствая кочерыжка, вот что.

- Ну, спасибо.

- Нет, я серьезно. Стейси очень тебя любит. Почему ты ее бросил?

Я с шумом выдыхаю, давя подступающее раздражение. Этот вопрос я слышу уже не впервые, но сегодня Майлз выглядит особенно настойчивым. Видно, перебрал. Надо было отобрать у него две последние бутылки. Я повторяю фразу, которую говорил уже сто раз, разделяя слова:

- Мы были слишком разными.

- Слишком или недостаточно?

- Что ты имеешь в виду? – с вызовом спрашиваю я.

- Ой, не заводись. Ты отвез Стейси к родителям. И когда твой отец заявил, что с такой внешностью никто и не заметит, что вы из разных рас, ты тут же с ней расстался. Почему ты так не любишь свои японские корни?

- Это.. что? Откуда ты… С чего взял? – теряюсь я. Это уже перебор.

- Стейси рассказала, - пожимает плечами Майлз.

- Ты с ней разговаривал? И давно?

- Вы встречались год. Она сто раз тут была. Мы подружились, - Майлз пожимает плечами так, будто в этом нет ничего такого.

- Ты общаешься с моей бывшей? – еще раз уточняю я, чтобы полностью быть уверенным в том, что не ослышался. – И еще моим лучшим другом себя называешь?

- Я делаю это ради тебя. Я пытаюсь понять, что с тобой происходит. – говорит он, а сам смотрит в экран телевизора, где показывают дурацкие пошлые мультики для взрослых. Не на меня. Может, потому что никакой он не гей и не одиночка, а самый настоящий предатель?

- Ради меня? – я поднимаюсь с места. – Ради меня встречаешься с моей бывшей девушкой за моей спиной? Ради меня шпионил за нами с фотоаппаратом? Что еще ты ради меня сделал?

- Остынь, говорю, - Майлз поджимает под себя ноги и отталкивается ими о край кровати, чтобы отодвинуться подальше от меня. – Стейси попросила вас сфоткать. У вас не было ни одной совместной фотографии. И вообще у тебя нет ни одной твоей фотографии. Ты стесняешься своей внешности?

- Не переводи стрелки, - рычу я, чувствуя, как все внутри клокочет от ярости. – Ты с ней спал?

- Что? Ты в своем уме, Кайто? Мы же друзья!

- Меня зовут Кай!

- Ага, мальчик с ледяным сердцем. Что на самом деле значит твое имя?

- Пошел ты, - бросаю я и слышу, как жужжит в кармане телефон. Достаю мобильник. На экране уведомление о сообщении от Джес.

- Я к тебе со всей душой, а ты… - Майлз махает рукой в мою сторону и прибавляет громкость телевизора.

Черт с ним. Мы это еще обсудим, но сейчас куда важнее узнать, чего хочет Джесси. Я открываю сообщение и читаю:

«Готов завтра покориться искусству? Оденься поприличнее, там будут очень важные люди» - и в конце смайлики с сердечками. Девчонки…

«Насколько приличнее?» - пишу я и получаю в ответ то, чего больше всего боялся.

«Костюм-тройка подойдет»

Я отвечаю: «Без проблем», и тут же чертыхаюсь. Рубашку и брюки я, может, еще найду. Где-то, возможно, даже галстук валяется. Но пиджак. Последний остался в Бруклине, и я давно из него вырос.

Майлз с любопытством приподнимает брови.

- Тебе нужна моя помощь?

- Обойдусь.

- Я не спал с твоей девушкой, Кай. Мы просто друзья.

Злость немного отпускает. Все равно мы со Стейси уже расстались, да и Майлз вряд ли ей понравится. Он же совершенно чокнутый и не носит пиджаки.

- Не распинайся, ты все равно мне помочь не сможешь.

- Она хорошенькая? – спрашивает он и снова скалится, пытаясь стать очаровательным.

- Нормальная.

- Блондинка?

- Рыжая.

- Натурально рыжая?

- Да, - говорю я. – С веснушками и всем, что прилагается.

- У рыжих сильные гены, - задумчиво тянет Майлз. – Ваши дети не будут на тебя похожи.

- Да плевать, - огрызаюсь я. – Я вообще детей не хочу.

- Знаю, но это не всегда зависит от тебя. Стейси аборт сделала, а Джесси может и не сделать.

- Что? Ты и про это тоже… - меня берет дикая ярость. – Когда она тебе рассказала?

- На следующий день. Она пришла сюда за поддержкой, а тебя не было.

- И ты поддержал? – я до смерти хочу ему врезать, но сдерживаюсь, потому что это его квартира и мне здесь удобно.

- Я налил ей чаю, и мы поговорили. Она поплакала, а потом решила, что это к лучшему. И была права. Через неделю ты ее бросил. И это было неделю назад. И у тебя уже Джесси. Ты любил Стейси?

- Не дави на совесть, у меня ее нет, - отрезаю я, скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь к окну, надеясь, что на этом разговор закончится.

- Я знаю, - говорит Майлз до одурения спокойно. – А Джесси ты любишь?

- Что? Да не знаю… отвали уже и не лезь не в свое дело.

- Ты из-за нее бросил Стейси?

Чертов сверчок! Я бросил Стейси, потому что она начала намекать на свадьбу, а я не хочу жениться. Вся жизнь с одним человеком. Это так просто не делается. Это должно быть правильно, своевременно и с надежным проверенным человеком. Стейси истеричка. И Майлз истерик. Наверняка в своих тетрадках еще и стихи строчит о любви, как какой-то педик.

Я молчу. Если высказать все это Майлзу, придется всю ночь слушать еще и Шекспира, и финансовые графики так и останутся не просчитанными. Сессия провалится, и вместо хорошей работы на Манхэттене меня будет ждать родительский дом в Бруклине. А если бы я остался со Стейси, так еще и двух спиногрызов бы мне сверху повесила. Не удивлюсь, если в итоге окажется, что она сама и проколола тогда презерватив. Не моя вина, что она залетела. А у меня план, я не могу так рисковать.

- Уверен, Джесси – хорошая девушка, - говорит Майлз. – Надеюсь, ее ты полюбишь. Давай, чем тебе помочь?

- Ты не сможешь, говорю же.

Майлз улыбается, напускает на себя театральной загадочности и подается вперед:

- Ну, а вдруг я тебя удивлю?