ГЛАВА 6.

ГЛАВА 6.

Грохот сапог по разбитым плитам двора миссии оглушал, а их гыркающие голоса жутким эхом разлетались по коридору. Лекса замерла, прижавшись спиной к стене. Страх внутри девушки бешено пульсировал, чуть ли не разрывая желудок от рвотных позывов. Она зажмурила глаза, не в силах принять то, что должно было вот-вот с ними случиться.

«Это всё? Господи, неужели это всё?» — истеричным криком вопило её подсознание, заставляя ещё сильнее вжиматься в стену, будто от этого зависело, увидят их повстанцы или нет. Вдруг белые халаты девушек сольются с такими же белыми стенами медицинского блока миссии? Но реальность была такова, что спасения им было неоткуда ждать, и чтобы хоть как-то успокоиться, молодая ассистентка Рандески протянула руку к Латисе и сжала её ладонь.

Та стояла рядом. Дышала часто, прерывисто, и в какой-то момент она вдруг замерла. Подскочила к Ларисе и резко развернула к себе.

— У нас есть шанс! — воскликнула девушка дрожащим от страха голосом.

— Какой? — не веря своим ушам, на выдохе прошептала оцепеневшая от ужаса Лекса.

— Я буду с ними говорить, а ты молчи. Слышишь? Молчи, Лекса. И не смотри им в глаза. Если поднимешь глаза, нас тут же убьют, — быстро говорила подруга, всё время оглядываясь назад, и когда в конце коридора поползли тени, она рванула назад и, упав на колени, опустила глаза в пол. — Молчи и не смотри им в глаза!

Лекса последовала примеру подруги, и для большей безопасности зажмурила их.

— Ар гыры аррыс*! — закричала Лариса, прежде чем дикари передёрнули затворы своих автоматов.

Повстанцы Мусы Хаюда, словно тени, окружили девушек. Их широкие лица кривились в мерзких ухмылках, обнажая желтые зубы. Один из повстанцев пнул ногой Латису и, приставив к ее макушке дуло автомата, начал говорить. Поток слов из его рта походил на плюющиеся звуки. Что-то среднее между харканьем и кашлем. Отвратительный язык, как и сам народ. В их культуре не было сострадания, любви и красоты. Только сила, жестокость и боль. А любой проступок, даже самый незначительный, они смывали кровью. И сейчас, вдавливая автомат в голову беззащитной девушки, представитель урхитов не упускал возможности самоутвердиться, показать своё превосходство над поганым женским родом.

Латиса быстро отвечала на вопросы нелюдя, но ему всё равно что-то не нравилось. Видя краем глаза, как сапог чудовища чуть ли не стоит на ладони подруги, девушка негодовала и уже мысленно тысячу раз убила его. Но Латиса, будто прочитав, о чем она думает, еле слышно прошептала: «Лекса, молчи. Просто молчи». И дочь генерала, кусая губы, от безысходности просто молчала. А когда её одним рывком подняли с колен и пинками прикладов погнали на улицу, молчать уже было невыносимо. Но помня предупреждения идущей рядом подруги, Латиса со злостью прошептала: «Мой отец их всех уничтожит. Они все трупы». И тут же получила удар по спине. Споткнулась, но не упала. Латиса вовремя подхватила под локоть.

— Молчи, — уже молящим голосом шептала подруга, — молчи. Женщине без позволения говорить нельзя.

Пыль клубилась под тяжёлыми сапогами повстанцев, когда Лексу и Латису вытолкнули во двор разгромленной миссии. Разруха царила повсюду: перевёрнутые столы, разбитые окна, окровавленные тряпки, разбросанные по земле. И горы изувеченных трупов. Воздух словно пропитался гарью и кровью, став настолько тяжёлым, что от первого же вздоха Лекса зашлась кашлем. Прижав ладонь ко рту, она попыталась дышать неглубоко, и вроде бы становилось лучше, но когда в глаза бросилось разорванное машинами тело капитана Раскатова, её тут же вырвало. Это не понравилось идущему впереди повстанцу, и он занес приклад, чтобы ударить её. Латиса укрыла девушку собой и получила ощутимый удар меж лопаток. Припав на колени, хрупкая защитница тихо простонала, а её тёмная кожа стала неестественно бледной в тусклом свете заходящего солнца.

Сердце Лексы сжалось от страха и боли за подругу, и её рвотный рефлекс тут же исчез.

— Прости, — виновато еле шевелила губами девушка, поднимая стонущую от боли защитницу.

— Молчи и больше не помогай мне, — шёпотом простонала Латиса, глядя на недоумевающую дочь генерала. — Теперь я твоя рабыня, а ты моя хозяйка. Запомни это, если хочешь жить.

— Хочу, — твёрдо ответила Лекса, — Но не такой ценой.

В этот момент во двор вышел предводитель повстанцев. Для представителей своего народа он был не очень высокий и через чур костлявый. Чёрная, как уголь, кожа была изрезана вдоль и поперёк грубыми шрамами, что придавало ему ещё большей кровожадности в глазах людей. В длинную, окрашенную красной охрой бороду были вплетены золотые кольца. Широкий, раздувающийся нос выглядел нелепо на худом вытянутом лице. А его глаза — маленькие, злые, словно бусинки — сверкали из-под нависших бровей. На голове — потёртая феска, а на поясе — кривая допотопная сабля, покрытая пятнами ржавчины, делила место с современным, начищенным до блеска пистолетом.

Согнанная в центр двора толпа пленников тут же замерла в страхе, но дети продолжали плакать, женщины всхлипывать, а старики еле слышно молиться.

Латиса придвинулась ближе к подруге:

— Я буду переводить, — почти на ухо прошептала она.

Лекса еле заметно кивнула, опустив голову так, чтобы главарь урхитов не заметил, что за ним наблюдают.

— Вот они, — прогремел повстанец, который минуту назад размахивал прикладом, — дочери неверных.

Лекса почувствовала, как страх сковывает её тело. Но она знала, что должна быть сильной. Хотя бы ради всех тех, кто сейчас находился в плену у религиозных фанатиков и с ужасом смотрел на убийцу невинных. Девушка попыталась выпрямить спину, чтобы лучше разглядеть этого Мусу Хаюда, но Латиса резко дёрнула за рукав, заставляя опустить глаза.

— Не смотри им в глаза! — напомнила она. — Это смерть для женщины!

Лекса ощутила, как по её спине пробежал холодок, но послушно опустила взгляд.

— Кто такие? Отвечай! — прорычал главарь, подходя ближе.

Его голос был хриплым, словно наждак по металлу. А ещё от него жутко несло не мытым неделями телом.

Латиса, не поднимая глаз, быстро заговорила:

— Я рабыня, господин. А она — дочь великого вождя. Я служу ей.

Муса Хаюд подошел ближе, и сердце Лексы заколотилось как безумное, но она продолжала смотреть в землю. Он чуть наклонился, внюхиваясь в её запах, словно зверь. Его дыхание было ещё более зловонным, чем тело, что девушку снова едва не вырвало. Сглотнув ставший в горле комом страх, она задержала дыхание.

— Дочь вождя, говоришь? — задумчиво произнес он, поглаживая подбородок, и золотые кольца в его бороде зазвенели, словно колокольчики. — Врешь.

— Нет, господин, — тихо ответила Латиса.— Я говорю правду. Моя госпожа дорога своему отцу. Он заплатит за неё большой выкуп.

Муса Хаюд выпрямился во весь свой невысокий рост, и в его маленьких глазках зажёгся жадный огонёк.

— Хорошо, — процедил он. — В машину их!

Двое повстанцев крепко схватили пленниц за руки и, протащив через весь двор разрушенной миссии, затолкали в кузов внедорожника. В машине стоял сильный запах запекшейся крови и мочи. И только когда дверь захлопнулась, девушки смогли посмотреть друг на друга.

— Спасибо, — произнесла Лекса, с трудом переводя дыхание и вытирая слезы, струящиеся по щекам.

— Не стоит благодарности, — так же тихо ответила Латиса.

— Ты спасла нас, — произнесла девушка с некоторой отрешенностью, подтянув колени к груди и прислонившись к металлической стене.

Латиса покачала головой:

— Хотя у нас и появился шанс, но не думай, что мы в безопасности. Эти фанатики могут передумать в любой момент.

И тут раздались такие душераздирающие крики, что даже стрекот автоматов не смог заглушить их. Лекса бросилась к маленькому окошку внедорожника и закричала. Но Латиса тут же преградила ей путь. Обняв испуганную и дрожащую всем телом девушку, она не позволила ей увидеть всю мерзость человеческой сущности.

— Что там?! Что там?! Скажи, Латиса, что! — причитала она, вырываясь. — Пожалуйста, скажи! Я же с ума сойду от этих криков!

Но Латиса крепко держала её, не давая даже краем глаза заглянуть в мутное окошко дверей. И как Лекса ни сопротивлялась, эти истошные крики так и остались в её памяти лишь криками. Они не обрели черты, не стали реальностью, и если мучили Лексу ночными кошмарами, то её подсознание запрещало воображению рисовать жуткие картины массовых расправ.

Лекса не видела, как урхиты вырывали младенцев из рук матерей и топтали их. Она не видела, как мальчиков сгоняли в колонну и отсеивали тех, кто не мог выдержать жестокое обучение в их повстанческих лагерях. Она не видела, как воины Урхи выбирали себе женщин. Она не стала свидетелем изнасилований, издевательств и убийств.

Но она слышала всё. Каждую жертву этого кровавого геноцида. Слышала всё, кроме своего беззвучного, надрывного рыдания. И уже под конец жестокой расправы, давясь слезами, Лекса благодарила подругу за то, что та уберегла её нежную душу от этого ужаса.

Ар гыры аррыс*! – Я рабыня госпожи!