Глава 6

Глава 6

Понедельник. 20 апреля 1998 года

В полпятого утра раздался звонок. Эдвард, экстренно покинувший мир своих сновидений, побежал снимать телефон.

- Майор Алимурадов, вас ждет Анатолий Иванович. Немедленно выдвигайтесь в ГУВД, – тревожно сказал секретарь Кравчука – лейтенант Голубев. По его голосу можно было понять, что случилось нечто непоправимое. – Наденьте парадную форму. Приедет телевидение.

- Что случилось?! – спросонья поинтересовался Эдвард.

- Вы что, новости не смотрите?! Несколько часов назад «Вчерашний герой» пропал. Вся милиция города стоит на ушах. – Голубев сделал паузу. – Прибудьте как можно быстрее. Дело срочное.

- Да, конечно. – Эдвард сказал это настолько спокойно, что человек на другом конце провода этому явно немного удивился. Естественно, разве можно представить себе, что кража шедевра мировой культуры была предварительно согласована с законопослушным майором милиции?

Эдвард, сытно поев, отправился в ГУВД. Настроение у него было приподнятое. Наконец-то интересное дело. Все-таки расследовать кражу картины куда любопытнее, особенно когда ты заранее знаешь, кто преступник. Вид восходящего солнца давал особое чувство. Чувство того, что эта серая жизнь скоро озарится ярким светом.

Дом номер тридцать восемь, что на Петровке, штурмовали журналисты российских и зарубежных изданий. Машину Эдварда пропустили только после того, как сержантом был увиден офицер в форме за рулем.

Внутри здания был настоящий балаган. Среди бегающих и кричащих людей через одного можно было встретить начальника ОВД или его заместителя. В этом океане тревоги и паники Эдвард был островком спокойствия. О том, чем закончится эта история, знало всего несколько человек, один из которых неожиданно подошел к Эдварду сзади и похлопал его по плечу.

- Дружище, настал твой звездный час. Я знал, что вы с Женькой хорошо поладите, – сказал Володя. Форма была ему не к лицу. По задумке ее должен носить статный и благородный мужчина, а не какой-то рыжий и тощий червяк.

- Сделаю вид, что я этого не услышал. Мои выходные проходят в кругу порядочных людей. – Эдвард понял, что «пропажа» «Вчерашнего героя» была согласована Женей с полковником Радищевым, но решил на всякий случай сыграть под дурачка: старайся казаться незначительным – может, противник пожалеет на тебя стрелу.

– Самые порядочные люди – это граждане Молдовы, живущие на Ферганской улице, с которыми ты проводишь свое свободное время, да, Эдвард? – Владимир уже собирался опять пойти по своим делам, как вдруг ему захотелось ужалить побольнее. – Эх, какой же ты смешной. Галстук поправь, тебе же перед камерой выступать. – После вышесказанного у Володи возникло желание поскорее смыться, что он вскоре и сделал. Фингал под глазом не входил в его планы.

Эдварду было не впервой выслушивать гадости в свой адрес, поэтому он в очередной раз проглотил обиду и пошел в кабинет к Кравчуку, у дверей которого его встретил Голубев.

- Эдвард Анатольевич, проходите быстрее. ОРТ уже почти настроили аппаратуру, – испуганно произнес лейтенант. Секретарь Кравчука был безликим во всех отношениях человечком. Единственное, что у него хорошо получалось, это прислуживать хозяину. Внешне он был совершенно обыкновенным и ничем не примечательным мужчиной средних лет. Единственной его особой приметой были очки.

Войдя в кабинет, Эдвард увидел сидящего за столом в парадном кителе генерал-полковника милиции Кравчука и целую орду съемочной группы, которая готовилась взять интервью у стражей порядка.

- Присаживайтесь, товарищ майор. Мечтали ли вы в детстве, чтобы вас показали по телевизору? – шутливо поинтересовался Кравчук.

- Врать не буду – мне всегда хотелось, чтобы как можно больше людей знали, какой я… – «Хороший» захотелось сказать Эдварду, но он вместо этого сделал паузу. Ему не хотелось демонстрировать незрелость своей личности перед таким большим количеством людей.

- Вот и отлично, – посмеялся Кравчук, – присаживайся на диван, сынок, и продумай, что ты скажешь уважаемым телевизионщикам.

Тем временем съемочная группа настроила камеру, и Кравчук начал свою речь.

- От имени всей милиции города я заявляю, что каждый сотрудник МВД сделает все, чтобы найти «Вчерашнего героя». Я выделю на поиски своих лучших людей. Мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы картина вернулась на свое место. На кону произведение искусства. На кону честь мундира. На кону честь России. Почетную обязанность возглавить расследование я передам своему лучшему сотруднику – Эдварду Анатольевичу Алимурадову. – Кравчук сказал все это максимально пафосно, чтобы и российский, и британский обыватель поверил в то, что ему действительно небезразлично это злодеяние.

- Золотые слова, Анатолий Иванович, – льстил режиссер. – Давайте теперь передадим слово вашему, как вы сказали, лучшему сотруднику.

Спустя несколько минут все камеры переключились на Эдварда, который морально приготовился к выступлению.

- Сперва я хочу сказать, что эта кража ужаснула меня даже не столько как офицера милиции, сколько как культуролога, кем я являюсь по первому образованию. Я не могу представить себе, насколько гнилая душа должна быть у человека, который позволил себе покуситься на этот, не побоюсь этого слова, шедевр. За семь лет службы в органах внутренних дел я увидел много страшных вещей, но эта напугала меня сильнее всего. Я не успокоюсь, пока преступники не понесут заслуженное наказание. – Каждое слово Эдвард произносил эмоционально, с надрывом, местами переигрывая. Ему было стыдно за то, что он фактически находился в сговоре с похитителями.

- Мне жаль, что меня не видят мои бабушка с дедушкой, они бы мной гордились. Я надеюсь, что Дарья поймет, что я заслуживаю того, чтобы меня любили. Мне хочется верить, что мои родители вспомнят о том, что я существую, – захотелось дополнить Эдварду. Но он прекрасно понимал, что говорить такое публике некорректно, поэтому он решил оставить эти слова при себе.

- Вы были настолько эффектны, что мне тоже захотелось, чтобы эти негодяи горели в аду, – сказал режиссер.

- Если вы услышали от нас все необходимое, то не могли бы вы, пожалуйста, покинуть мой кабинет? Мне нужно обсудить с коллегой детали расследования. – Кравчук посмотрел на часы и понял, что время не ждет. Нужно было заняться поисками как можно быстрее.

- Как пожелаете, Анатолий Иванович. Мы вас более не отвлекаем. Пойдемте, ребята! – съемочная группа вышла из кабинета, забрав с собой свое оборудование.

- Не вижу смысла тянуть резину. Поезжай в Третьяковку и узнай поконкретнее, что за херня там произошла, – спокойно сказал Кравчук, обращаясь к главному герою. – Лично у тебя ко мне какие-то вопросы есть?

- Почему вы доверили это расследование именно мне? – поинтересовался Эдвард.

- Во-первых, я не могу представить себе более надежного и преданного человека, чем ты. Во-вторых, о тебе замолвил слово Владимир Вячеславович, – с улыбкой Джоконды ответил Кравчук.

- Я думал, вы с Радищевым ненавидите друг друга, – удивился Эдвард.

- Послушай, Эдвард, мы все взрослые люди, которые занимаются взрослыми вещами. Люблю я кого или ненавижу – это мое личное дело. Он привел мне несколько весомых доводов, почему я должен доверить поиски именно тебе. – У Анатолия Ивановича был уже не тот возраст, чтобы делить все на черное и белое.

- И каких же, если не секрет? – Эдвард догадывался, что загадочный мистер Первез через ничуть не менее загадочного Евгения Васильевича Воронцова согласовал пропажу «Вчерашнего героя» с верхушкой городской милиции.

- Секрет, мой друг, – сказал со смехом Кравчук. – Приступайте к заданию, товарищ майор. Если вам удастся найти этот шедевр, то я представлю вас к внеочередному званию подполковника.

Эдвард отправился в Третьяковскую галерею. Все здание было оцеплено милицией и закрыто для посещения. Майора из главка встретили как давно ожидаемого героя. У входа в галерею Эдварда ждал посол Соединенного Королевства лорд Оливер Чаффни – импозантный мужчина солидного возраста и старший следователь Генеральной прокуратуры Марина Земцова – принципиальная женщина, которая по возрасту была чуть старше главного героя, за спиной которой было несколько успешно раскрытых резонансных преступлений. Она хорошо знала Эдварда и уважала его.

- Добрый день, Эдвард Анатольевич, – поприветствовал майора милиции англичанин на чистейшем русском, который он знал в совершенстве.

- И вам добрый день, господин посол, – поздоровался Эдвард.

- Товарищ майор, нам стоит перестать встречаться таким образом, – пошутила Марина. – Рада тебя видеть, Эдик.

- И я рад тебя видеть, Марина. Это наша работа. Когда нам еще видеться? – ответил Эдвард.

- Господа, может быть, пройдем внутрь? – Лорду Чаффни было холодно. Он плохо переносил российский климат. Пальто, пиджак с жилеткой под низом и шерстяные брюки – и все равно этому достопочтенному английскому джентльмену никак не удавалось согреться.

Эдвард, посол и следователь вошли в кабинет директора Третьяковской галереи, которого как обычно не было на месте. Пожилой человек постоянно находился на больничном. Сам кабинет выглядел очень достойно: мраморные стены, высокий потолок и старинная люстра.

- Это просто ужасно, нельзя было везти «Вчерашнего героя» в эту страну. Я говорил об этом с директором Британского музея. Россия – это страна победившего криминала, – возмущался лорд Чаффни. – Простите за прямоту, но я до сих пор в шоке от случившегося.

- Спокойнее, господин посол. Анатолий Иванович сказал, что наши ребята сделают все, чтобы вернуть эту картину. Все будет под моим личным контролем, – успокаивал Эдвард.

- Скорее всего, это происки противников британской монархии. Частные коллекционеры не возьмутся за такое. Им столь крепкий орешек не по зубам, - подключилась к разговору следователь Земцова. - Семейка ад-Дури, полагаю, тоже не причастна к этому. Хусейну ад-Дури, отцу Ибрагима, который погиб в Марселе в аварии с принцессой Камиллой, хоть и хочется отомстить Короне Англии за смерть сына, но он не пойдет на такое. Осмелюсь предположить, что к этому причастен Первез Ашраф, бизнесмен и политик из Пакистана. Он неоднократно говорил о том, что все плохое, что случилось с его страной, это дело рук британцев, и что он отомстит вчерашним оккупантам, да и связи с бандитами у него довольно обширные. Видать, он договорился с какой-то мелкой сошкой, у которой есть контакты с российским криминалитетом, чтобы кто-то похитил для него картину. – Доводы Земцовой были логичными. Слишком логичными.

- Мне кажется, вы правы. Если вам удастся собрать достаточно доказательств, то я сделаю со своей стороны все, чтобы Первеза объявили в международный розыск. – У лорда Чаффни для этого были все ресурсы.

- К сожалению, я вынужден не согласиться с тобой. По моему мнению, к этому все-таки причастны именно частные коллекционеры. Сто процентов – какому-нибудь авторитету захотелось похвастаться красивой побрякушкой перед себе подобными. – Эдвард попытался перевести подозрения. Хоть он и был на стороне Чаффни и Земцовой, он осознавал, что исход истории предопределен. Под удар должен был попасть кто угодно, кроме мистера Первеза.

- Эдвард Анатольевич, вы прямо сейчас втираете мне какую-то дичь, – усмехнулась Марина.

- Нет, я серьезно. Если Первез Ашраф действительно настолько влиятелен, то он не стал бы так сильно рисковать. Он же должен понимать, что все подозрения падут именно на него. На такое самоубийственное преступление может решиться только человек, который не догадается, что на поиски будет направлена вся милиция города. – Эдвард тщетно блефовал.

- В этих словах есть доля истины. Сегодня в Москве вероятность быть обворованным выше, чем в Сан-Паулу. – Посол считал Россию страной третьего мира.

- Эдвард, мне не нравятся твои слова. Юлий Дмитриевич говорил мне о том, что все МВД куплено, потому что на милицейские зарплаты прожить невозможно. Но неужели и ты продался? Кому? Этому подонку – Первезу Ашрафу? – Марина была проницательным человеком и с пол-оборота могла понять ход мысли собеседника.

Юлий Дмитриевич Скуратов, генеральный прокурор, был занозой в одном месте как у оборотней в погонах, так и у бандитов. Его честность и честность его сотрудников мешала большому количеству серьезных людей.

- Марина, я вынужден удалиться. Мне необходимо поподробнее изучить место преступления. – Эдвард на всякий случай ретировался.

Зал, где был выставлен «Вчерашний герой», выглядел, словно обезглавленный человек. Отсутствовал главный экспонат. Можно было только радоваться, что Джока Стюарта, автора выставленных в зале картин, не было в живых. Если бы он это увидел, то не пережил бы такое горе.

- Доложите обстановку, – приказным тоном сказал Эдвард.

- Товарищ майор, все камеры были выключены, а похитителям каким-то мистическим образом удалось пробраться мимо охраны, – отчитался главный судебный эксперт. – Я думаю, что похитители контактировали с начальником охраны. Все сделано слишком грамотно.

- Отставить, – сказал Эдвард и печально вздохнул. Ему не нравилось быть пешкой в руках пакистанского мафиози. – Начальник здесь ни при чем. Я более чем уверен, что это просто хорошо спланированное ограбление.

Эдварду было тошно оставлять нарушителей закона без заслуженного наказания, но такова жизнь. Если бы он это не сделал, то его бы убили, а расследование бы возглавил другой, более сговорчивый милиционер. Как это часто бывает в жизни, не убил ты – убили тебя.

В течение нескольких часов Эдвард изображал бурную деятельность. Делал отметки, расспрашивал сотрудников галереи, формировал отчеты и писал протоколы. После этого безмерно «веселого» занятия он направился домой. Эдвард чувствовал себя как выжатый лимон. Обманывание других людей было его самым нелюбимым занятием.

У подъезда своего дома он увидел Евгения Воронцова, докуривавшего сигарету.

- Откуда ты знаешь, где я живу?! – испугано спросил Эдвард.

- От верблюда, – съязвил нежданный гость и потушил сигарету об мусорку. – Угостишь своего лучшего друга чаем?

- Ты так говоришь, будто бы у меня есть выбор. Я понял, что ты хочешь. Пойдем. – Эдварду не хотелось прогонять Женю. Он чувствовал, что он не его враг.

- Ну и подъезд у тебя. Все поломано, на полу шприцы. Я удивлен. Все-таки фасад у дома красивый. – Евгения отталкивала нищета и разруха.

- Что есть. Эти квартиры выдавали советской творческой элите. Не все дети идут стопам родителей. – Эдварда печалила судьба детей бабушкиных подруг. – Я сам чего стою? – жалобно сказал майор милиции.

- Все с тобой нормально. Не надо заниматься самоедством. Это худшее, что может делать с собой человек. – Евгений умел ободрить.

Они прошли в квартиру Эдварда. Евгению она сразу же пришлась не по вкусу.

- Мрачное у тебя пристанище. Теперь понятно, почему ты все время такой грустный. Почему здесь так темно? – возмутился Женя.

- Я экономлю электроэнергию, – скромно сказал Эдвард.

- Я тебе уже говорил, что бедность не порок. Так жить нельзя. – Евгений зашел в комнату Эдварда и ужаснулся. – Что за кошмар?! Почему бы тебе не купить нормальную мебель? И почему посреди комнаты гладильная доска? И что это за пыточный инструмент? – Женя указал на советский утюг.

- Этим агрегатом я глажу свои вещи. Кстати, неплохо получается. Я наловчился, – оправдался Эдвард.

- И что это за фотография?! Кто эта страшная азиатка рядом с тобой? – Воронцов покусился на святое – единственную фотографию, где Эдвард и Даша вместе.

- Я тебя сейчас ударю. Серьезно. Ты можешь обсирать меня, можешь обсирать мой дом. Но Дашу трогать не надо. Она не заслуживает этого, – агрессивно сказал Эдвард.

- А, это она? Убери сейчас же. Ты сам себя заводишь, когда смотришь на эту картинку. – У Евгения были зачатки хорошего психолога. – Ты не любишь ее. Ты наложил на нее образ человека, который тебя любит. Ей на тебя все равно. Пойми это.

- Неправда! Мы будем вместе – вот увидишь! – Эдвард еле сдерживал слезы.

- Ладно, извини, если задел. Пойдем на кухню. – Женя похлопал Эдварда по спине, и они оба прошли на кухню. Хозяин дома поставил воду кипятиться.

– У тебя печеньки или что-то подобное есть? – спросил Женя.

- Я не ем сладкое. Боюсь, что поправлюсь. – Эдвард все время следил за диетой, но его врожденная склонность к полноте брала свое: что бы он съел или не съел – все равно желанной отметки на весах достичь не получалось. – Тебе чай с сахаром или без? – Эдвард наливал чай.

- Давай два кусочка. Спасибо. – Женя каждый день ел что-нибудь вкусненькое, но его вес стабильно колеблелся в районе пятидесяти восьми килограммов. Хороший показатель для человека, рост которого составляет всего сто шестьдесят четыре сантиметра. – Как там расследование? Ты, кстати, отлично смотрелся по телеку. Мир кино потерял хорошего актера, – пошутил Евгений.

- Ты намекаешь на то, что я делаю все, чтобы Первез вышел сухим из воды? Да, я делаю для этого все. Мне это нравится? Нет. Меня это бесит! И мне противно видеть себя по телевизору. Это выступление – фальшивка! – Эдвард был на грани срыва.

- Ну, ты же сам согласился, – констатировал факт Евгений.

- А что мне еще делать? Сдохнуть? Я не хочу умирать! Я знаю, что моя жизнь говно, но когда-нибудь, может быть, я попытаюсь все изменить. – Из глаз Эдварда потекли слезы. - Я знаю, что вряд ли у меня получится, но надежда умирает последней.

- Давай меньше патетики и больше конкретики, – холодно сказал Евгений.

- Да какая конкретика? Скуратов подключил Земцову! Она уже поняла, что это дело рук Первеза. Скоро она все раскроет. Если этому пакистанцу дорога его жопа, то ему придется Земцову грохнуть! – напряженно сказал Эдвард. – А заодно и меня. Потому что если он этого не сделает, то я сам убью его. У меня есть табельное оружие. Я не хочу жить, зная, что я не отомстил за смерть хорошего человека, хорошей матери. Кому ее детей отдать? В детдом? Она мать-одиночка.

- Да что ты говоришь такое?! Я и сам не хочу быть причастным к этому. Что-нибудь придумаю.

- Нихрена ты не придумаешь! Лучше бы твои люди убили меня! – закричал Эдвард.

- Хватит истереть! Ты же, блин, большой мальчик. Тебе правду сказать? – Мужчина-истеричка – это очень тяжелый случай. Евгений понимал это, но сдерживал себя.

- Хех, ну, давай, – сказал Эдвард и всхлипнул.

- Когда я встретился с Радищевым, чтобы согласовать кражу этой замечательной картины, он заявил мне, что Кравчук с очень высокой долей вероятности доверит дело тебе. Я сразу спросил у него, придется ли тебя пришить. Володя рассказал мне про тебя подробнее. Говорит, что хоть иногда он и посмеивается над тобой, но ему тебя жалко. Говорит, не будь ты хорошим человеком, он уже давно бы и сам дал своим людям команду фас. Мне тоже стало жалко тебя. Если бы я желал тебе смерти, я бы по-другому общался с тобой. А так – я хочу, чтобы ты жил. У тебя все впереди. Ты сам должен понимать, что если тебя убьют, то на твое место в тот же день посадят мента, который будет беспрекословно делать то, что ему говорят. – Евгений потянулся за чем-то во внутренний карман своего пиджака. – Ничего не изменится.

- Эх, а я думал, что он не убивает меня из-за Кравчука. – Эдвард начал запивать горечь горячим чаем. – Все равно, не надо Земцову трогать.

- Не беспокойся. Я уже кое-что придумал. Есть за Скуратовым один грешок.– Евгений вспомнил, что Юлий Дмитриевич однажды обращался в модельное агентство, которое он курировал. – Скоро он станет телезвездой!

- В смысле? – спросил Эдвард.

- Не будем забегать вперед. Через несколько дней по телевизору покажут сенсационный выпуск. – Женя достал смявшуюся конфету из пиджака. – Вот держи, не унывай. Пока ты отлично справляешься с поручением мистера Первеза. Я надеюсь, ты водишь за нос своих коллег из экспертной службы.

- Вожу, – сказал Эдвард и съел конфету. Думаю, что этот эпизод максимально сильно передает детскость и незрелость его личности.

- Вот и отлично. – Евгений начал собираться. – Все будет хорошо.

- Спасибо за поддержку, – ответил Эдвард.

- Кстати, насчет Кравчука. Он не ценит тебя и относится к тебе не лучше, чем к выдрессированной собаке на поводке. – После разговора с Владимиром Женя понял, какое положение занимает Эдвард на Петровке.

- Я не хочу в это верить. – Эдвард считал, что Кравчук – это один из немногих людей, которые дорожат им и уважают его.

- Потом поймешь. Ладно, я пойду. – Эдвард вышел в коридор, чтобы проводить Евгения. – Отдыхай. У тебя был тяжелый день. До связи.

- До связи, – сказал Эдвард с улыбкой.

Через час главный герой лег спать. День действительно был тяжелый. Тяжелый в первую очередь с моральной точки зрения. Эдвард осознал, что когда у тебя не остается другого выбора, кроме как поступить плохо, то это не проступок, а судьба. Судьба, к которой ты сам себя привел, приняв целый ряд неправильных решений.

Пока Эдвард пытался уснуть, его терзали воспоминания о прошлом. Об одном из самых ярких воспоминаний я расскажу вам в следующей главе.