Глава 4

Мирон

Ира. Моя Иришка. Сладкая девочка с глазами, в которых я утонул с первого взгляда.

В которую влюбился до беспамятства, до потери пульса. Я хотел сделать ей самый невероятный подарок на день рождения.

Подготовил сюрприз, от которого у нее должно было перехватить дыхание. Роскошный номер в отеле, лепестки роз… и колечко в бархатной коробочке.

Да, она была юной, но я уже знал: я хочу, чтобы она стала моей навсегда. Мы могли бы обручиться, а пожениться, когда малышка будет готова.

Но все пошло прахом. Ира зачем-то пожаловалась на меня отцу. Обвинила в невесть чем. И он…

Просыпаюсь в номере отеля с тяжелой, гудящей головой, будто по ней проехался асфальтовый каток. Я голый, простыни сбиты в огромный ком. Откуда эта пустота внутри?

Мои вещи разбросаны по всему полу, телефон разряжен в ноль. Стекаю с постели, нащупываю ногами холодный паркет, ищу зарядку. В голове проясняется, но лишь чтобы понять: огромный кусок вчерашнего вечера безнадежно стерт из памяти.

— Ира… — бормочу и направляюсь в душ, выворачивая кран на холодную воду. — Что, черт возьми, вчера случилось?

Ледяные струи смывают липкий налет амнезии. Но тревога все еще сжимает горло. Наспех вытираюсь. Собираю вещи резкими движениями.

Поеду к Иришке. Я должен ее увидеть. Должен понять. Единственное, что смутно всплывает из провала, это ее кузина Лена, которая вломилась ко мне без приглашения. Зачем?

Чешу затылок. Меня терзает тошнотворное похмелье.

С трудом вываливаюсь в безлюдный коридор, спускаюсь на первый этаж.

— У вас есть зарядка? — хриплю администраторше, умирая от жажды.

Мне нужно к Иришке. Сейчас, сию секунду. Нельзя здесь задерживаться. Моя девочка… она могла испугаться. 

Или с ней что-то случилось? От этой мысли сердце сжимается, и я начинаю паниковать по-настоящему.

— Да, пожалуйста, — девушка за стойкой с недоуменным видом протягивает пауэрбанк.

Подключаю телефон дрожащими пальцами. Экран загорается. Ни одного пропущенного звонка от Иришки. Тишина. Гробовая. 

Что, блядь, происходит вообще? Вчерашний вечер словно собака языком слизала, оставив лишь горький привкус и чувство катастрофы.

Вызываю такси и лечу к ее дому. Поговорю с ней. Посмотрю в глаза. Потому что я, мать вашу, не понимаю вообще ничего! Впервые за долгие годы чувствую себя абсолютно беспомощным.

Выхожу из машины, и холодный ветер бьет в лицо. Направляюсь к массивным кованым воротам, за которыми высится особняк Горских. У моей девочки такой же строгий и неприступный отец.

Звоню в домофон. Сердце бешено колотится.

— Да? — слышу жесткий голос Всеволода Горского.

— Всеволод Борисович, это Мирон. Я к Ире! Она дома? — пытаюсь говорить уверенно, но голос срывается.

— Дома, но я тебя к ней не пущу! — рычит. — Сейчас выйду, поговорим…

Отец моей девочки выскакивает из дома, словно ураган. Он в ярости, его лицо искажено гримасой гнева. Но почему? Блядь, как же паршиво, голова раскалывается…

— Ты еще посмел явиться ко мне домой?! — он громыхает, подходя так близко, что я чувствую его гнев кожей. — После того, как растлил мою дочь?!

— Что? — в ужасе отшатываюсь, будто получил удар в солнечное сплетение. — Нет, вы не так поняли… Я люблю ее!

— Все я понял! — Горский наступает, его глаза налиты кровью, кулаки сжаты. — Ты мразь, Мирон! Я пригрел тебя! Впустил в свой дом! Доверил тебе дочь! А ты… все это время приставал к ней, а вчера чуть не изнасиловал!

— Я не… — окончательно перестаю что-либо понимать. Мир рушится. — Я люблю ее… Я хотел на ней жениться!

— Ты чуть ее не изнасиловал! Мне все рассказали! — выплевывает. — Значит так, Чеширский… Ира в полицию не пойдет. Она раздавлена твоим предательством. Плачет всю ночь без остановки… У нее истерика!

Молчу. Внутри все вывернуто наизнанку. Я же… Ира, милая, как же так? За что?

— У меня есть для тебя контракт. Ты сваливаешь в другую страну подальше от моей дочери. Работаешь, не отсвечиваешь. И забываешь дорогу сюда! Не пытаешься связаться с ней. Понял меня? Тебя в жизни Иры больше не должно быть.

Я раздавлен. Киваю, не в силах вымолвить ни слова. Горский, бормоча проклятия, уходит в дом, а я остаюсь стоять у ворот, поднимая взгляд на окно ее спальни.

Оно зашторено. Глухо. С чего Всеволод решил, что я пытался изнасиловать Иру? Она сама ему это сказала? Да я никогда бы… Ни за что на свете не причинил бы ей боль.

— За что ты так меня наказала? — шепчу. — Что я сделал?

Я ведь все еще люблю ее. До безумия! До боли в сердце. Как увидел в первый раз, так пропал. Горский тогда и правда отправил меня в другую страну, как в ссылку.

Я не хотел уезжать, но понимал: отмыться от обвинения в подобном уже не смогу. Клеймо на всю жизнь.

Долгое время жил в Англии. Пытался забыться. Но у меня так и не получилось полюбить другую. Боль от предательства и лжи жгла так сильно, что я начал глушить ее виски. После работы зависал в пабах.

Злился. Пытался ненавидеть Иру. Проклинал ее имя в пьяном бреду. Но не смог вычеркнуть из сердца.

В итоге вернулся, не дожидаясь окончания пятилетнего контракта. И устроился преподавателем в университет, куда поступила Иришка. Да, я следил. У меня были там связи, и я попросил сообщить, если Горскую Ирину зачислят. Я должен был знать.

Она поступила. Умница. Моя девочка.

Но теперь я не сдамся! Больше меня ни в чем не обвинить! Я чист перед ней, даже если она этого не видит.

Смотрю ей вслед. На ее гордую, прямую спину, и понимаю, что не отпущу. Больше никогда. Пусть она кусается, царапается. Но Ира снова станет моей. Я заставлю ее вспомнить, что между нами было.

От ее тонкого, знакомого аромата у меня перехватывает дыхание. Как увидел Иру в этом чертовом платье… оно облегало ее формы так, что у меня мгновенно встал.

Эти длинные, стройные ножки, высокая, упругая грудь, тонкая талия. Сука, я просто сходил с ума всю лекцию, пытаясь сосредоточиться на теме, а не на том, как ткань ласкает ее кожу.

А видеть, как этот мажор Носов чуть ли не лицом в ее декольте утыкается… это было невыносимо. В висках стучало, кровь кипела. Как же хотелось схватить его за волосы и его наглую морду в стол впечатать. Но мне нельзя. Я преподаватель. Я должен держать себя в руках.

Выхожу из университета, иду к курилке, зажигаю сигарету, стараясь унять дрожь в руках.

— Мирон Генрихович! — меня моментально обступает стайка студенток. — А можно вопрос?

— Если по теме занятия, то да, — рассеянно бормочу, делая глубокую затяжку.

И тут вижу ее. Иришку. Она замерла на пороге, наблюдает. Спинка ровная, взгляд холодный, отстраненный. Но я не могу оторвать от нее глаз.

— А вы женаты, Мирон Генрихович? — настойчиво кокетничают девушки.

— Это не касается социологии, — хмыкаю, стараясь заглянуть за их головы, поймать еще один миг, пока она там.

Три года прошло. А хочу ее только сильнее с каждым днем. Я, конечно, не монах, были мимолетные связи, но лишь она одна жила в моих мыслях.

Ее упругое тело подо мной, алые, манящие губы, тихие стоны. Круглая, соблазнительная попка, которую так и хотелось шлепнуть, чтобы она вскрикнула и прижалась ко мне.

Рот наполняется слюной от одного только ее вида.

— Ну воот! — тянут девушки. — Почему вы такой неприступный?

— Потому что я ваш преподаватель, — пытаюсь вежливо, но твердо вырваться из окружающего меня кольца воодушевленных студенток.

Но в этот момент лицо начинает гореть. Разворачиваюсь и сталкиваюсь с насмешливым, ледяным взглядом Иришки. В ее глазах презрение. Блядь…

Кажется, я еще сильнее упал в ее глазах.

Но у меня есть план. Если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет в деканат и нечестными методами достанет адрес этой строптивой, прекрасной горы.

И тогда моей белобрысенькой горе уже никуда от меня не деться. Я позволю ей немного поцарапаться. Но в конце концов она снова будет в моих объятиях. Я сделаю все, чтобы она это поняла…