Глава седьмая

Я с головой провалилась в работу. Челябинск, Нижний Новгород, Москва, Казань, Пермь — города захлёстывали меня, не позволяя думать ни о чём более.

Ни о том, что Паша продолжает вести свою двойную игру. Ни о том, что он общается с моей полной копией — рыжей девчонкой фотографом, что, как и я когда-то, настойчиво ставит ему «лайки». Ни о том, что теперь-то, практически оказавшись в шкуре Полины, я понимала, с чего она так бесилась. Ни о том, что я сделала чертовски больно Диме, который уже оказался влюблён в меня. Ни о том, что он словно отзеркалил — влюбился в мой образ, оказавшийся не таким радужным, как он представлял.

На парковке из многочисленных командировок меня ожидала чёрная бестия, которую я выкупила за баснословные для неё деньги, вогнав себя ещё больше в кредитную кабалу. Она оказалась не идеальна — но именно она не давала мне погрузиться в пучину тоски, когда приходилось оставаться в городе. Я гладила её по ребристым невероятно красивым бокам, по хищно вытянутым фарам; выжимала сцепление, щёлкала передачи и чувствовала, как все эти влюблённости будто затягиваются морозной ледяной дымкой.

Увы, стоило Рощину дать о себе знать — и эта дымка рассыпалась на осколки, и я снова падала и летела вниз, в беспросветную пропасть, из которой выбраться могла, пожалуй, лишь птица.

Ещё я фотографировала и общалась — много, постоянно, так, будто пыталась утонуть в этом. Находила интересные машины — писала их хозяевам и делала фотографии, много фотографий. Я пыталась создать образ счастливой себя — и нещадно создавала его в «инсте», выкладывая свои улыбки, смех и веселье, множество отснятых машин и их владельцев, в основном, конечно же, мужчин; я кричала «я счастлива!», но каким же это было наглым враньем!

С Пашей мы почти не виделись — и в краткие встречи инициатором была я, чувствующая себя так, будто насильно заставляю его встретиться. Я выдумывала причины и поводы — а он либо подыгрывал мне, либо пресекал все намёки на корню.

В одну из последних наших встреч мы сидели в его машине, возле дома, и читали друг другу стихи. Я напросилась поиграть в приставку (а кто ещё мог похвастаться очками виртуальной реальности?), но в доме сработала пожарная тревога, к которой жильцы отнеслись серьёзно. К многоэтажке съехались пожарные машины.

На пару часов моя жизнь словно остановилась. Я, как в первую встречу, смотрела на Рощина влюблённым взглядом, пока он декламировал:

— Серые глаза — рассвет,

Пароходная сирена.

Дождь, разлука, серый след

За винтом бегущей пены (1).

Ощущение тревоги в глубине души усиливалось с каждым днём, достигнув своего накала, когда несколькими днями позже Паша позвонил мне:

— Нам нужно поговорить.

(1) Стихотворение Р. Киплинга

***

Мы сидели в машине посреди площади перед университетом, в месте молодёжных тусовок. Где-то там, снаружи моей бестии, веселились люди, стоя возле своих железных коней. Сколько их было? Двадцать, пятьдесят, сто? Многолюдно и шумно — словно на базарной площади. Кто-то слушал музыку, кто-то пытался крутить «пятаки», кто-то оккупировал киоски с шаурмой и ход-догами. Город жил.

А я… я слушала Пашу, и происходящее казалось мне сном.

«Я специально отталкивал тебя эти два месяца и держал дистанцию» — говорил он.

«У нас слишком круто и быстро всё завертелось, у меня вызвало опасение такое развитие событий» — говорил он.

«Мне надо было быстро решить — брать тебя в оборот или прекращать… но ряд обстоятельств с бизнесом, ты знаешь… и я взял паузу» — говорил он.

«Когда мы были с тобой вместе, всё было невероятно хорошо, но я не мог тебя узнать. И мне пришлось вывести тебя из зоны комфорта» — говорил он.

«Я специально игнорировал тебя, чтобы посмотреть твою реакцию» — говорил он.

«Ты мне нравишься, Юль, я тобой восхищаюсь, но…» — говорил он.

«Ты невероятная, за несколько лет я впервые встретил девушку, которую интересовал я сам, мои успехи и поражения...» — говорил он.

«Но мне не понравилось, что ты всегда оставляла себе запасной аэродром, общаясь с другими парнями» — говорил он.

«Ты великолепная, Юль, но… это как с одеждой, вроде всё хорошо, но… не то пальто» — говорил он.

Мы всегда слышим только то, что хотим слышать. Мой разум, боясь срыва, фильтровал то, что можно было донести до ушей: я слышала лишь комплименты в свой адрес, совершенно не осознавая, что это конец.

Паша говорил, боясь задеть меня и боясь сказать прямо: детка, иди к чёрту. Я была бы благодарна, если бы вместо полутора часов дифирамбов и восхвалений в мою честь, он просто коротко и ёмко послал меня. Но он этого не сделал. Он осознанно выбрал путь завуалированной лести. Слабак.

Я слушала его и отчего-то мне казалось, что теперь-то всё будет хорошо! Теперь он перестанет вести себя, как мудак, и мы будем счастливы.

— Прости, Юль, я не хотел тебя обидеть. Думай, что будешь делать с этими знаниями.

И я, опьянённая ложными надеждами, лишь улыбалась и говорила, что всё понимаю, что всё в порядке.

— Выскажи всё, что думаешь обо мне. Обматери меня, наори на меня! — настаивал он.

А я не понимал, зачем? Для чего? Ведь всё хорошо…

— Я восхищаюсь тобой. Спасибо за то, что ты такая.

И я, как дура, сидела с влюблёнными глазами. Сейчас я не понимаю, как я могла быть настолько наивной, настолько… глупой, чтобы сразу не понять. Всё, конец, нас не ждало счастливое будущее. Но я лишь была взбудоражена его честностью, чуть оскорблена его манипуляцией и всё же верила. Верила в лучшее.

Уезжая с парковки, я краем глаза заметила жёлтое купе Полины, но не придала этому значение. Я ехала домой — а моя душа пела. «Теперь мы начнём с начала» - думала я.

***

Но ничего с чистого листа не началось. Более того, днём позже мне написала Полина, грубо высказавшись о том, что я даже не подошла к ней поздороваться.

«Я понимаю, что ты при Пашке в шары долбишься, но всё же» — писала она, а я не понимала, что ей от меня надо. Мы не разговаривали уже почти месяц, и я не горела желанием возобновлять общение.

В краткие свободные минуты между офисной работой, судами и командировками, я готовила Паше подарок на день рождения, помня все его откровения со мной. Как-то, во время одного из разговоров, он обмолвился, что мечтает научиться управлять спортивным самолётом и выступить на воздушных гонках, устраиваемых «Ред Буллом». А ещё я помнила, что следующим его проектом для летнего дрифта будет «БМВ»…

Марина, улетевшая в Германию к родственникам, получила наставление: она как раз собиралась заехать в музей баварской марки, и я попросила её купить пару сувениров. Я не могла дождаться её возвращения — мне не терпелось собрать все частицы подарка воедино и вручить его.

Жаль, что я не восприняла серьёзно поведение Рощина — это сказало бы о всём куда яснее его слов. Он не выходил на связь, и однажды на моё предложение помочь отправил краткое сообщение. «Не начинай». Что это значило?

Я снова ощутила себя безвольной марионеткой, которую он дёргал за ниточки. В конце-концов, мы же всё решили — зачем снова держать дистанцию? Зачем отталкивать меня?

Ju: Каким планы на выходные?

Pavel: Срочно машину собрать. Буду жить в сервисе.

Ju: Удачи тебе с этим. У тебя получится, я верю в тебя)

Pavel: Юля! Не начинай опять!

Неделя — вот, сколько я смогла продержаться. А ещё, за день перед очередной командировкой, мне приснился сон — тот разговор дословно, но будто с меня спали шоры. И теперь я услышала совершенно другие слова — ты мне не нужна, ты не то пальто, ты оставляла запасной аэродром.

«Юля, на мужчину нельзя надеяться никогда. Только если он не твой муж и у вас общий ребенок, и то не всегда даже в такой ситуации» — будто наяву слышала его слова. Почему я не слышала их раньше? Почему сейчас?

Мне вдруг стало больно — будто меня ударили поддых и оставили тут же, в грязной луже, посреди мусора и нечистот. Моя любовь сыграла со мной злую шутку. И я поняла это только сейчас.

Я уехала в ночное в Тюмень, просто чтобы подумать. Вернулась — и вечером собралась на поезд в Казань. Паша прислал мне какую-то песенку и написал «Хорошего дня». Весь день я провела на ногах, пройдя город почти насквозь — суд, столовая, снова суд, набережная и мосты-мосты-мосты. Я любила мосты, особенно вантовые. Бугринский в Новосибирске и вот сейчас — Миллиниум в Казани кружили мою голову и заставляли забыться.

Шла по тротуару и безотрывно смотрела вверх — верила, что я пройду под пилонами в виде буквы «М» и всё вдруг резко наладится. Для беспринципного и сурового юриста в обычной жизни я вдруг снова стала излишне наивна…

Стучали колёса поезда, унося меня далеко-далеко. Вагон качало. Я лежала на верхней полке, заткнув уши наушниками, укрывшись тонкой белоснежной казённой простынкой, и смотрела в кусочек окна, за которым распростёрлась тьма. С каждым часом светлело всё больше.

«Самый тёмный час перед рассветом» — писал Коэльо в «Алхимике», и мой тёмный час наконец наступил.

Ju: Йорик понял, Йорик не дурак. Перефразирую. Пять утра — самое время, чтобы решиться. Нет, я, конечно, могу написать голосовое, но это будет крайность. В случае твоего нежелания встретиться лично/отсутствии объективной и рациональной возможности осуществить это. Теперь мой время задать вопрос. А что, мать его, происходит? Есть такая фраза: ежики плакали, кололись, но продолжали жрать кактус. Я как тот ежик и я устала жрать кактус. Вроде и так все понятно, но… хочу послушать твою позицию. Учитывая твою крайнюю занятость, заранее прошу выбрать время, когда мы уже поговорим по моей инициативе. Желательно — в ближайшее. Надеюсь, уже расставим точки над «и».

В то утро я с трудом уснула, убаюканная качанием вагона. А едва я протёрла глаза, меня ждало это.

Pavel: Юля, привет. Мы потому и встречались. Чтобы во всем нормально объясниться и расставить все точки над й. Все же обсудили.

Pavel: я видимо тупой и не сумел донести до тебя информацию. Извини мне мой кривой язык

Pavel: Хотя мне казалось, что было сказано предельно ясно. В любом случае это не значит, что я сказал, что мы не можем общаться.

Ju: Ну что опять за витиеватые фразы. Ты так и скажи. Юля, только знакомые. Всё

Pavel: какие витиеватости? Мы с тобой часа два сидели разговаривали, во всем разобрались, объяснились, а ты снова эту тему подняла. Мы можем дружить, общаться, тусить, но чего-то большего нет…

Напиши я сейчас «я зарыдала», это не отражало бы всего краха ситуации. Я читала его сообщение и чувствовала, как подыхаю. Рыдания застряли где-то в горле, не позволяя вдохнуть. Сердце билось в груди, как сумасшедшее, старательно гоня кровь по венам и артериям. Приливший к лицу жар обжигал. Три… два… один… Взрыв.

Я только успела уткнуться лицом в подушку, чтобы заглушить истерику. Чёрт побери, мне было больно и обидно, обидно так по-детски, до одури. Даже пореветь нормально не могла!

Поезд летел вперёд, приближая меня к дому. Попутчики в купе пили чай и переговаривались. А я лежала на своей верхней полке и вгрызалась зубами в подушку, гася свою боль. Я ненавидела его. Ненавидела себя.

Ju: спасибо)

Я не помню, откуда у меня взялись силы на это короткое сообщение, на то, чтобы закинуть его в чёрный список везде, где только можно; удалить все сообщения, все звонки и все переписки. Убирайся! Убирайся вон!

Как же я пожалела в тот момент, что люди не умеют стирать свою память.

Я шла по перрону, захлёбываясь слезами. Ехала в такси, сгорая от стыда. Дура, господи, какая же дура! Мне казалось, что я умру.

Но я не умерла.

***

С девяти до шести я была чёрствым юристом, не умеющим ни сожалеть, ни прощать; с ледяной маской на лице выступала в судах, смешивая противников с грязью и наслаждаясь своими победами.

С шести до девяти — уязвлённой и растоптанной влюблённой девочкой, которая цеплялась за реальность, боясь свихнуться от боли в груди.

Забавно. Я любила его образ, но он сам оказался совершенно не таким. Мне стало некого винить: я влюбилась в плод собственного воображения, и чья вина в том, что оно мало совпадало с реальностью?

Иногда я могла проснуться посреди ночи от слёз, заливших лицо. Тогда Марина обнимала меня и гладила по голове. «Всё будет хорошо» — говорила она, но я не верила ей. Ничто и никогда не будет хорошо, пока я такая.

Сперва я хотела уничтожить подарок, разорвать, разрезать, сжечь — выместить на нём всю свою злобу и отчаяние, но не смогла. И двенадцатого мая подарок, вместе со слезливым и глупым прощальным письмом, курьером отправился к своему получателю.

Сейчас я бы ни за что не отправила ему это, но что сделано, то сделано…

«С Днем рождения, Паша!

Серые глаза — рассвет,

Пароходная сирена,

Дождь, разлука, серый след

За винтом бегущей пены.

Может и к лучшему, что я не имею возможности лично вручить тебе подарок. Глупо, но личное поздравление подразумевает слишком большую сонму эмоций, которые я не готова испытывать.

Странное у нас вышло общение, мягко выражаясь. Стремительно началось и стремительно закончилось. Но, как говорится, всё начинается вовремя. И заканчивается тоже вовремя. Наше общение позволило получить мне бесценный опыт, который послужил катализатором для ряда выводов и умозаключений. Ты говорил, что нужно дистанцироваться от ситуации, взглянуть на происходящее от третьего лица, - и теперь я вижу наши взаимоотношения с точки зрения стороннего наблюдателя. Забавно, ей-Богу.

Может ты прочитаешь эти строки (надеюсь)… несмотря ни на что, мне хочется, чтобы ты знал одно: у тебя всё получится. Ты обязательно добьёшься поставленных целей, воплотишь в жизнь все намеченные планы. По-другому просто не может быть у таких людей, как ты.

Главное — верить в себя. И медленно, но верно идти навстречу к горизонту. Поездка на Красное Кольцо прекрасно показала все твои лучшие качества, так пусть они будут твоими спутниками на протяжении всей жизни.

Ты обязательно сядешь за руль (или штурвал?) самолёта. Red Bull Air Race когда-нибудь удостоится чести принять на своей воздушной арене тебя и твой борт. Рано или поздно, но… я верю, что так и будет. А пока пусть о грядущем напоминает тебе мой маленький подарок.

Яркими картинами в моей голове вспыхивает момент, когда ты рассказывал об этом мероприятии. И это лишь то малое, что я могла сделать, чтобы приблизить тебя к нему. Наверное, я уже знала, что не стоит покупать билеты в Казань на очередной этап — ну да ладно, дело прошлое, не стоящее и гроша внимания.

Автомобили. Они наполняют твою жизнь, делают её особенной. Они — часть тебя, твоё отражение. Не знаю, какой боевой «зверь» будет построен тобой на летний сезон, но, помнится, ты планировал собирать BMW. Так пусть тебя сопровождает удача баварского концерна — положишь кепку на полку, к коллекции шляп, а значок прикрепишь к рубашке. Если захочешь, конечно. Ты в своём праве распоряжаться переданными тебе вещицами, как заблагорассудится.

Пожалуй, мне стоит перестать вставать на чёртовы грабли снова и снова — ловить каждое изменение в настроении, чтобы выделить то самое дорогое и ценное, ради чего человек готов продать душу. Но сделанного не воротить — так что прямая доставка из Германии, only for you.

К демонам всю лирику и несвязный бред. С днем рождения!

Будь счастлив с Ней. Надеюсь, она сделает тебя счастливым.

Best wishes, best regards…

с наилучшими пожеланиями,

или как там говорят.

В общем,

счастья, любви, семьи… всего-всего!

P/S:Спасибо тебе за этот невероятно важный, хоть и жёсткий урок».