Глава 2
Костюм Майлза так же нелеп, как и он сам. Ярко-синий цвет режет глаза. И слава Богу, я-таки нашел в шкафу галстук, а то пришлось бы напяливать его бабочку. Куда он ходит в таком виде, я не представляю. Кроме синего был еще желтый и розовый. Он заявил, что розовый куда лучше подойдет к моей «кавайной» внешности, но по взгляду понял, что эту тему лучше дальше не развивать.
Я смотрел на себя в зеркало и чувствовал, что сегодня в галерее все будут смотреть только на меня, но ошибся. Ярких расфуфыренных чудиков здесь хватает. Зато Джесси оценила. В черном коктейльном платье она выглядит просто потрясающе. А собранные к верху ярко-рыжие кудри предают ей вид викторианской принцессы. Рядом с ней в этом костюме я чувствую себя шутом. Мало того, что он неадекватно яркий, так еще и не по размеру. Но она целует меня в щеку и говорит:
- Замечательно выглядишь.
- Не так замечательно, как ты, - улыбаюсь я, стираю с щеки помаду под ее хихиканье и предлагаю руку.
Она изящно обхватывает ее своей маленькой ладошкой. Ее бледная кожа кажется тонкой и почти прозрачной. И мне нравится это. Совсем не как смуглая кожа Стейси. И светлые голубые глаза, не как черные глаза Стейси. Я на миг задумываюсь о словах Майлза и о том, какими будут наши с Джессикой дети, но сразу выбрасываю из головы эти мысли. Мне только двадцать. Это интрижка, а не любовный роман. Сначала карьера, потом семья.
Перед тем, как зайти внутрь, я мысленно проговариваю:
«Пусть там будут натюрморты или какая-нибудь природа. Или хотя бы портреты».
Но не тут-то было. Здесь на стенах повсюду висит мазня. Разноцветные пятна и корявые брызги. Все, чего я опасался собрали в одном месте и теперь просят восхищения.
- Поразительно, - говорит Джес. – Илай Кейн – один из самых выдающихся абстракционистов современности. Такая энергия…
Мы подходим к полотну в человеческий рост кричаще желтых оттенков. От такой нелепицы глаза жжет. Если это и есть энергия, то я предпочел бы что-то попроще.
- Столько тревоги в этой работе и света, - продолжает восхищаться Джесси. – Абстракционизм удивителен тем, что каждый видит что-то свое в этих образах. А что видишь ты?
Зря она спросила. Я напускаю на себя задумчивый вид.
- Ну, собака мочится?
Она подносит к очерченным красной помадой губам руку и тихо прыскает.
- Я серьезно.
- Я тоже, смотри, - я тычу пальцем в нелепые линии и мазки. – Вот задранная нога. А это похоже на пожарный гидрант. Ну, вот и струя.
Она тихо смеется, стараясь не привлекать внимание и качает головой. Последний жест мне не понятен.
- Шутник, - слышится рядом от престарелого гея, оформленного почти в такой же розовый костюм, какой до этого предлагал мне Майлз.
- Извините, - тут же оправдывается Джесси, - он не привык бывать в таких местах.
Мне не нравится ее последнее замечание. Привык – не привык, какая разница. От частоты заглядывания в галереи представление об искусстве красиво проливать краски не меняется. Я беру ее за руку и веду к следующей картине.
- Вот, - говорю я, - а тут художник уронил палитру и получилась… какая-то мазня. А вон там его стошнило, – я указываю на соседнюю картину.
- Серьезно? – хмурится Джесси. – Ты только это видишь? Давай серьезнее.
Кажется, она недовольна. Это все влияние факультета искусств. Место, где романтичным особам пудрят мозги старые извращенцы, не желающие работать.
- Нет, что ты, - я подвожу ее к темно-синему полотну, измазанному глянцем. – Вот это беспокойное море иллюзий. Оно отражает депрессивный настрой человека, оказавшегося в ловушке собственных мрачных мыслей. Очень болезненная картина, - я дотрагиваюсь до груди, указывая на собственное сердце.
- И правда, - тянет Джесси. – Так напряженно. И ты все это увидел в ней?
- Нет, но делать вид, что разбираешься во всей этой мути не трудно. Бред полный.
Джесси поджимает губы и скрещивает руки на груди, а наш сосед с бокалом шампанского и длиннющей бородой, будто поп из пятнадцатого века говорит:
- Молодой человек, вы, кажется ошиблись местом. Китайский квартал находится не здесь.
Я чувствую, как внутри все закипает от злости.
- Он на половину японец, - вступается за меня Джессика, берет под руку и пытается увести подальше, но я не могу сдвинуться с места. Мужик явно нарывается.
- Странно, - говорит он. – Японцы – очень чувственная нация. Видно, какая-то генетическая ошибка.
- Не ошибка, - говорю я. – Просто мне хватает смелости говорить то, что я думаю. Вам кажется это искусством? Да так любой дурак сможет. Дайте мне краски и кусок бумаги. Даже кисти не нужны. Достаточно просто взять и налить сверху, как попало. И обязательно какой-нибудь больной увидит в этом тайный смысл.
Мужчина приподнимет брови, пожимает плечами, высокомерно задирает нос и добавляет:
- Как я и говорил, Китайский квартал.
Я порываюсь вперед, попутно оценивая противника. Лет пятьдесят. Еще достаточно молодой и крепкий, чтобы не считать, что я избиваю старика.
- Кай, - Джесси кладет руку мне на грудь. – Не устраивай сцен.
Сердце яростно колотится в груди, но я заставляю себя собраться. Черт с ним.
- Пойдем отсюда, - прошу я. – Зря мы сюда пришли.
- Это я зря тебя сюда позвала, - говорит она, и я слышу разочарование в ее голосе.
Черт.
- Так значит, ладно. Пойду к себе в Китайский квартал, а ты оставайся. Наслаждайся этой мазней.
Я говорю слишком громко, и все собравшиеся оборачиваются, да и плевать.
- Кай, - она пытается остановить меня, но меня уже тошнит от этого места.
Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к выходу, и вдруг мне преграждает путь невысокий мужчина в старом потрепанном свитере. Кудрявые волосы взъерошены, руки, одежда и даже борода испачканы краской. Он вытирается перепачканной тряпкой и обращается к собравшимся:
- Выставка уже открылась? – будто удивляется. – Простите, дамы и господа, я немного заработался. Сейчас переоденусь и присоединюсь к вам.
И он поворачивается ко мне, ощупывает взглядом и протягивает руку.
- Илай Кейн, - представляется он. – С кем имею честь знакомиться?
Я секунду медлю. Как-то слишком вежливо после всего произошедшего. Но руку все-таки пожимаю.
- Кай.
- Это полное имя?
Он так спокоен и дружелюбен и взгляд до ужаса проницательный. Язык не поворачивается соврать. И я поправляюсь:
- Кайто.
- А фамилия? – он все еще сжимает мою руку, слишком крепко, почти больно.
- Игараси. Игараси Кайто, - говорю я с легким раздражением. И он наконец отпускает мою руку.
- Японское?
- Да.
- Я думал, японцы имена не сокращают. Студент по обмену?
- Я из Бруклина. Мой отец иммигрант. А я американец.
- И чем занимается ваш отец? – продолжает он допрос с таким видом, будто ведет непринужденную беседу. А все вокруг смотрят на нас, и сбежать никак не получается. Я кидаю взгляд на Джесси и вижу в ее глазах неподдельное восхищение. Однако смотрит она не на меня.
- Он журналист-обозреватель в Бруклинской газете.
- А ваша матушка?
- Дизайнер интерьеров, - я отвечаю только потому, что вокруг слишком много глаз, чтобы просто послать любопытного недохудожника и уйти.
- Творческие профессии, - заключает Илай Кейн, - а вы эту жилку, очевидно, не унаследовали. Или еще не раскрыли?
Я поджимаю губы и молчу. Вряд ли ему так уж нужен ответ.
- Видите ли, Игараси-сан, - выговаривает он на японский манер, - чтобы понимать искусство тоже нужен талант. И если он есть, а я уверен, что у таких творческих людей, как ваши родители, непременно должен был родиться очень талантливый сын, его можно развить. – Он достает из кармана помятую и перепачканную краской визитку и протягивает мне. – Заходите ко мне в мастерскую. Я с радостью покажу вам все грани очарования живописи.
- Непременно, - говорю я, беру визитку и наконец-то отвязываюсь от навязчивого художника. Путь к выходу свободен. Не теряя больше ни минуты, я забираю из гардеробной куртку и ухожу в мороз.
- Стой, Кай! – кричит Джесси, на ходу натягивая шапку. – И ты вот так просто уйдешь?
- Извини, - кидаю я, не оборачиваясь и не сбавляя шага. Легкий ветер обжигает лицо, изо рта вырываются клубы пара. На улице уже успело стемнеть, и непривычный холод заставляет тело дрожать.
- У нас вообще-то свидание! – Я слышу, как хрустит снег под ее сапогами. Она догоняет меня и хватает за руку. – Ты не можешь уйти так просто.
- Я извинился, - говорю я, останавливаясь. – Вроде, совершенно очевидно, что у нас разные взгляды на искусство, и мы совершенно друг другу не подходим. Давай упростим друг другу жизнь и разойдемся сейчас, чтобы впредь тебе не пришлось краснеть за меня.
- Серьезно? – она усмехается. – Не думала, что ты так быстро сдашься. К твоему сведению, мы не встречаемся, потому ты не можешь меня бросить.
- Вот и отлично, разбежались, - говорю я и продолжаю путь, но Джес не отстает. Идет следом, бодро проминая сапогами снег. Не смотря на позднее время, город не спит. Широкая улица заполнена людьми и машинами. И я скорее сворачиваю в переулок поменьше, чтобы не натыкаться на прохожих. Джесси идет за мной.
- Останемся друзьями? – вдруг предлагает она.
Серьезно? Я останавливаюсь, поворачиваюсь к ней и развожу руки в стороны, не зная, что на это сказать. Кто предлагает подобное после таких отвратительных свиданий? Да она вообще не должна хотеть меня видеть.
- Ты предлагаешь обнимашки? – она выдает очаровательную улыбку. Боже, что за женщина? Совершенно ненормальная.
- Нет, так я выказываю замешательство.
Она прыскает со смеху, и мне тоже не удается сдержать улыбку.
- Ты прав, - выдает она, - это была ужасная идея. Искусство – это не твое. Но это ведь еще ничего не значит, да?
Она подходит ближе, поправляет воротник моей куртки и кокетливо смотрит мне в глаза. Совершенно очевидно, что так просто мне от нее не отвязаться. А я и не хочу. Сгребаю ее в охапку и прижимаю к себе. Приподнимаю над землей и вижу, как она сгибает одну ногу в колене, будто в романтической мелодраме. Возомнила себя актрисой пятидесятых? Ну и пусть. Ей идет этот образ. Я сдаюсь под натиском ее обаяния и говорю:
- Может быть.
- Весь этот абстракционизм… - она изящно взмахивает рукой, - в нем сам черт ногу сломит. Но ты знаешь, Илай Кейн – это не просто художник.
- Серьезно? И кто же он?
- Он – мой диплом.
Я усмехаюсь, отпускаю ее и несколько раз киваю головой. Я понял намек. Достаю из кармана визитку и протягиваю ей.
- Хочешь пойти вместо меня?
- Не думаю, что он меня пустит. Это не билет. - Она облизывает губы и несколько раз моргает, а затем томно вздыхает, - но, если бы ты смог задать ему несколько вопросов о его творчестве, я была бы очень благодарна.
- Угу, - говорю я. – И насколько?
- Настолько, что согласилась бы даже на бар и пиво, и блокбастер в кино.
Я отрицательно мотаю головой и морщу нос.
- Этого мало.
- Хорошо, и чего же ты хочешь за помощь в дипломе?
- Даже не знаю, - тяну я. Раз уж она решила подразнить меня, я не растеряюсь и отвечу тем же. У меня в мыслях уже есть неплохой план. – Нью-Йорк Янкис. Эта суббота. Ты, я, хот доги, пиво и ужасно длинный бейсбольный матч.
Она усмехается.
- А ты не так-то прост.
- А то!
- Ладно, но завтра ты идешь к Кейну и выясняешь у него все, что я захочу узнать.
- Только раз?
- Если успеешь узнать все, один раз, - кивает она.
- Идет, - я протягиваю ей руку, и она пожимает ее с видом довольной лисы.
Кажется, я попал. Но матч Янкис того стоит. Возможно, не такие уж мы с ней и разные. Мне нравится ее хитрый взгляд, нравится попытки мной манипулировать, нравится ее вид и уверенность в себе. Надо же, она предложила мне остаться друзьями! Отличный ход. Игра начинается. Мне даже становится интересно, что из этого выйдет.
