Часть 1. Глава 2. Сомнения

— Мне кажется, это был намёк, — многозначительно поднял брови Кали, провожая Дагона взглядом.

Эриен лишь пожал плечами и еле заметно улыбнулся — больше про себя. Игнорировать внимание Дагона Хираам оказалось сложно, и Эриен не кривил душой: угрызений совести не испытывал.

Конечно, Эриен прекрасно знал, почему лишился отца и многих родственников, но и тут был честен с собой: не прочувствовал, не вник — ему на момент неудавшейся попытки переворота исполнился всего цикл. Исан и Верн многое могли рассказать о том жутком времени, но чаще молчали, не пугая мальчика — наоборот, всячески старались сгладить острые углы кардинально изменившейся жизни. Заботились как о своём ребёнке, хотя сами были всего лишь подростками, которым пришлось внезапно повзрослеть. Больше других за Эриеном присматривал родной брат Исан, но и кузен Верн не отставал.

Эриен почти не помнил своего отца, но Исан с Верном в один голос твердили, что он похож на Лаиса как две капли воды, только ростом выше, в био-отца. Похожим оказался и характер: Эриен не старался хватать звёзд с неба, даже отказался от военной карьеры, в самом начале обучения переориентировавшись на рядового управленца. Никто не был против и не возлагал на него больших надежд. Хотя в глубине души Эриен всё равно боялся не оправдать ожиданий.

Биологический отец и вовсе ничего не требовал — старшему Исану приходилось нелегко, а про него, Эриена, казалось, забыли. При этом, правда, Рей не отказывал Эриену во внимании и даже в физическом контакте. Одно из первых воспоминаний в новой жизни: Эриен сидел на коленях у био-отца и, засыпая, провожал взглядом идущее за горизонт светило Нериде. Да и Джейс, муж Рея, никогда не делал различий между родными детьми и пасынком. С Исаном отношения складывались иначе, иногда проходя по тонкой грани сочувствия и неприятия.

Этому имелось разумное объяснение — Эриен был слишком мал на момент смерти отца, а Исан мог считаться вполне сформировавшейся личностью. Сформировалось ранее и отношение к био-отцу, который никакого участия в жизни детей от брака с Лаисом Рэеллином не принимал. И отношение было не самым положительным. Рей тоже относился к старшему сыну как к взрослому настолько, что даже отправил Исана воевать с Духами в четырнадцать циклов.

Старший брат был ярким, сильным и в то же время отстранённым, но последнее Эриен осознал только после его воскрешения: погибший и возрождённый рэнделами Исан внезапно показался чужим, не имеющим личного. Собственно, так было и до его смерти — Исан всегда ставил свои интересы ниже интересов Империи, олицетворением которых часто являлся Рей.

Исан не роптал — наоборот, своими делами доказывал родителю, что достоин его одобрения, но никогда не подпускал близко и часто открыто критиковал поступки Рея.

Со свойственной ему мягкостью Эриен оправдывал обоих — любил Исана и успел привыкнуть к Рею и его грубой нежности. Привязался и к младшим братьям, но чаще всего проводил время с Маем и сейчас, когда тот отбыл на службу в Союз, ощущал пустоту.

С Маем они были полными противоположностями как по внешности, так и по характеру, хотя это не мешало им общаться и даже иметь одну компанию друзей в академии. Взбалмошный, контактный и не имеющий комплексов Май пользовался успехом у курсантов, но и стеснительный и спокойный Эриен тоже не остался в стороне — с однокурсником Мая Нэрри его сначала связала близкая дружба, а потом уже робкие и в то же время довольно серьёзные для их возраста отношения.

Всё закончилось трагически: автоматика шлюза челнока, на котором Нэрри добирался до места практики, отказала, и он вместе с пятью курсантами мгновенно погиб при разгерметизации. Такое редко, но случалось — за два десятка циклов всего лишь три инцидента.

Не сказать, чтобы Эриен был безутешен — ещё не осознал своих чувств к Нэрри в полной мере. Горевал недолго, но окончательно отпустить ситуацию получилось только к выпуску из академии. Все относились с пониманием, даже Май по поводу одиночества Эриена глупых шуточек себе не позволял, хотя часто злоупотреблял ими по поводу и без.

На самом деле Эриену просто не нужны были новые отношения — не чувствовал потребности, пока не стал работать в правительстве. Смена обстановки и буквально пропитанная интересом ко второму сыну Орена Оберна атмосфера сыграли свою роль.

Эриен вёл себя предельно официально со всеми, кроме Верна и Кали, — члену императорской семьи панибратство не положено по статусу. И тем не менее Дагон Хираам привлекал его взгляд всё чаще и чаще: он был ровесником Верна и Исана и завидным для столицы холостяком. Кали со смехом и при этом беззлобно рассказывал о попытках главы дома Хираам приударить за будущим премьер-министром, не имевшим возможности заключить брак со своим избранником, начальником личной охраны императора. В конце концов Кали сумел объяснить Дагону, что несвободен, и тот умерил свой пыл до тех пор, пока на горизонте не появился Эриен.

Несмотря на молодость, обвинить Эриена в наивности было нельзя — понимал, что Дагону этот союз прежде всего выгоден, потому соблюдал дистанцию довольно долго и всё равно сдал оборону. В редких знаках внимания не чувствовалось фальши, не было самоуверенности и подобострастия — выглядело так, словно Дагону действительно нравился Эриен.

Симпатия выросла незаметно, не имела никаких плодов, кроме робкой улыбки в ответ и подзуживаний Кали — с Верном обсуждать этот вопрос Эриен пока опасался.

— Домой? — спросил Кали, выдернув Эриена из размышлений.

— Да, пора.

— Подвезёшь? Я Малека заберу. — Вопрос был дежурным, но Кали зачем-то задавал его каждый раз, будто не имел права передвигаться в небе столицы на аэрокаре, как делал Эриен. Тем более что лететь им по пути.

После отбытия Мая Эриен вдруг осознал, что ему совсем не место в доме био-отца. Никто даже взглядом не намекнул на это — просто почувствовал, что лишний. Рей почти всегда отсутствовал — находился или на Арикте, или на Аваре, а дома уделял всё своё внимание не детям, а стремительно сдающему Джейсу.

Эриен понимал ситуацию и не обижался, но не настолько сблизился с младшими братьями, чтобы не задуматься об отдельном жилье. Правда, планам не суждено было сбыться — неизменно чуткий Верн заметил неловкость и предложил переехать в свою резиденцию. С его мужем и племянниками Эриен прекрасно ладил: керийцы в целом считались куда более спокойными, чем шумный разновозрастный молодняк к-рутов; Арен, Ноэм и Оделл казались ему образцовыми детьми.

Арен уже поступил в Коме-дат-Ари, но часто приезжал в дом отца, пользуясь порталом между планетами. Будущий император выглядел серьёзным — с ним можно было обсуждать взрослые темы на равных. Ноэм, внезапно догнавший старшего брата по росту, собирался начать обучение в ближайшем будущем — Эриен всё чаще ловил себя на мысли, что с каждым днём тот становится похож на Исана сильнее. Младший сын Верна Оделл был ещё мал — и, по счастью, унаследовал его внешность, только мимикой напоминая Теллима, своего отца.

Среди монарших отпрысков часто находился Малек — сын Кали; Верн практически настаивал, чтобы тот проводил время с его сыновьями. Аргументы были такими же твёрдыми, как композитная обшивка императорского флагмана: у премьер-министра и начальника личной охраны свободного времени гораздо меньше, чем у императора, поэтому их ребёнок останется без внимания родителей и полноценного общения с другими детьми, даже если Кали и Сарейс наймут воспитателей. Малек может почувствовать себя ненужным и брошенным — слишком дорогая плата.

Кали с этими доводами соглашался, хотя заметно было, что он не готов настолько близко соприкасаться с императорской семьёй. В работе же подобные барьеры для него отсутствовали.

Аэрокар Верна стоял на парковке перед резиденцией — значит, император уже освободился. Или возникшие вопросы нужно решать из дома, Эриен был в курсе, что кузен редко тратит время впустую, хоть и выкраивает максимальное его количество для семьи. Но Теллим должен вернуться с Арикты вечером, а значит, Верн находится дома по другой причине.

Эриен оказался прав: в гостиной первого этажа увидел Кайлиса Эттри — по-керийски красивого к-рута, над внешностью которого время было не властно, и по совместительству мужа наместника Нериде.

Кайлис по-свойски развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и с насмешливой полуулыбкой беседовал с Верном, который был спокойно серьёзен. Или так Эриену показалось.

Кали поздоровался с Кайлисом первым, что стало практически сигналом для завершения разговора.

— Верн, не самая удачная затея, — сказал тот, поднимаясь на ноги. — По сути, никому не нужно, чтобы…

— Кай, я уверен, что если ты возьмёшь дело в свои руки, получится отлично. У тебя есть всё для этого — и ум, и образование…

Больше сдерживаться Кайлис не мог — на лице проступило недовольство, но, несмотря на присущий к-рутам пофигизм, императору он перечить не решился. Раскланявшись, покинул резиденцию — Эриен не сразу заметил его телохранителей на террасе.

Кали наблюдал за сценой с неподдельным интересом, но заговорил только тогда, когда гравикар Кайлиса скрылся за ограждением резиденции.

— Умеешь ты мотивировать, Верн, — усмехнулся Кали, доставая планшет.

— Пусть подумает о чём-то, кроме своей семьи, — Верн перестал скрывать усталость, забрался на диван с ногами и откинулся на спинку, расслабился с заметным удовольствием. Встретившись с непонимающим взглядом Эриена, который не смог распознать суть диалога, он вновь заговорил: — Его дети как потомки Рэеллинов могут обучаться в Империи. Но остальные жители Нериде и других к-рутских колоний не имеют возможности получить нормальное образование. На Орти даже школы сравнительно недавно открылись.

— Может, стоило поручить это Вейрану? — предложил Кали, заняв место напротив Верна.

— Не думаю, что эта задача ему по плечу. При всём уважении к наместнику.

Эриен немного смутился: иногда Верн пугал своей прямотой, а подобные разговоры казались не предназначенными для его ушей. К тому же образ Вейрана, двоюродного дяди и главы клана Делавари, двухметрового верзилы, обладающего огромным авторитетом у всех к-рутов, слабо вязался с «не по плечу» Верна.

— Дома́ опять хотят созвать Совет, — сообщил Кали, который либо пропустил эти слова, либо решил не уточнять, почему именно Верн так считает.

— Что им опять нужно? — Верн безразлично уставился в потолок.

— Обсудить планы развития исследовательского центра на Арикте, — ответил Кали. — Хотят прозрачности.

— Или урвать кусок, — хмыкнул Верн.

— Что скорее, — кивнул Кали.

— Я, наверное, пойду к себе, — Эриен, словно пожелав оградить себя от едких комментариев в сторону Дагона, направился к лестнице.

— Спускайся к ужину, Эри, — сказал ему вдогонку Верн.

По мнению Верна, Эриен был чересчур покладистым и спокойным — разительно отличался и от волевого Исана, и от резкого Рея. Плохо это было или хорошо в целом — сказать сложно. Для члена императорской семьи — точно плохо. Даже Верн, которому жёсткий стиль общения с подданными был совершенно не близок, со временем пришёл к тому, что это единственно правильный вариант. Император должен демонстрировать свою власть без оглядок — меньше будет соблазна тестировать её на прочность. Ни малейшей слабины, иначе с особым рвением будут добиваться новых уступок.

Подходящей непроницаемостью обладал и Кали — потому общение с аристократией не доставляло премьер-министру особых неудобств. Именно он после очередного совещания озвучивал решения Верна: о контрактах, преференциях и прочих вещах, которые делали сотрудничество Семьи и Домов взаимовыгодным.

Верн так и не смог окончательно смириться с постоянным давлением — его напрягали требования о новых соглашениях, повышении вознаграждения и даже плохо скрываемый шантаж. Хотя, казалось бы, аристократия и так жила припеваючи: Дома фактически контролировали не только столицу — всю Керию — и пытались заполучить в своё владение бурно развивающуюся Арикту. На Наёми их влияние было не таким существенным, и Верн из первых уст знал о более простой и свободной жизни на третьей планете Империи — Теллим не раз делился воспоминаниями о своей стажировке.

Ещё одним сдерживающим аристократию фактором до недавнего времени оставался Рей — его просто боялись. Но сейчас приоритеты дяди существенно сместились: время и силы он тратил лишь на Джейса, своего мужа, век которого, к сожалению, был слишком короток. В надежде, что ремийские достижения в генной инженерии помогут Джейсу стареть медленнее, Рей даже передал Конфедерации чертежи новейшего оборудования.

Верн был поставлен в известность — и не сказал ни слова против. Заслужили.

Непросто в двух словах описать подвиг тех, кто, не жалея себя, спасал Галактику от Духов. И Верн не брался — не судил. Не имел права. Наоборот, активно поддерживал во всём: исследовательский центр на Арикте в действительности был организован только для того, чтобы разобраться в материалах ремийцев и спасти Джейса от преждевременной смерти. Будут ли полезны результаты работы центра для всей Империи, Верн не знал, но это не особо его волновало. Чего нельзя было сказать о других.

Дома узнали о существовании нового центра лишь спустя четыре цикла — и не преминули воспользоваться шансом на этом нажиться. После нескольких намёков, которые Верн благополучно проигнорировал, они наконец решились созвать Совет. Ожидаемо, и всё равно не очень приятно.

Конечно, Верн может оставить требования неудовлетворёнными, может бросить кусок в виде очередного тендера, но он тяготился этими обязанностями что в самом начале правления, что сейчас.

Сложность ситуации усугублялась ещё и тем, что за Эриеном начал ухаживать Дагон Хираам. Ничего против лично Верн не имел — не существовало в сознании неразрывной связи между Дагоном и смертью родных, произошедшей много циклов назад. Дагон был таким же испуганным подростком, как и Верн, и не мог в силу возраста участвовать в заговоре.

Эриен, похоже, не особо задумывался о делах прошлых дней, но Верн и не собирался обвинять его в нелояльности — даже к лучшему, что у кузена не осталось страшных воспоминаний. Хотя первоначально считал иначе: Эриен виделся ему замкнутым и нерешительным, вечно прячущимся за внушительной спиной Мая. А случай с гибелью жениха и вовсе мог выбить зыбкую почву из-под ног. Получается, Верн оказался не прав — и Эриен готов к новым отношениям.

Однако как император Верн был однозначно против возможного брака Эриена с главой Дома Хираам — вне зависимости от личных качеств Дагона этот шаг повлечёт за собой новый виток грызни и потерю хрупкого баланса между Домами основателей Империи. Позиции Хираам существенно усилятся, этим будут недовольны Атедисы и Оберны, а ответ на вопрос, во что может вылиться война между Домами, Верн знал из хроник.

С другой стороны, Верн на собственном опыте понимал, что польза для Империи от брака и подходящее в династическом смысле происхождение не гарантия счастья в отношениях, потому, сдерживаясь, пообещал себе не вмешиваться: если сложится, значит, так тому и быть.

Беседу о предстоящем Совете Домов прервал Малек — забежал в гостиную и со свойственной всем детям непосредственностью забрался к Кали на колени. Замер на секунду, догадавшись, что его не будут ругать, и обнял отца за шею, зажмурившись от счастья.

Верн не сдержал улыбки:

— Ладно, разберёмся.

— Мы поедем, — смущаясь, попрощался Кали и начал собираться. — Сар уже должен быть дома.

— Теллим вернётся через три часа, — зачем-то сказал Верн и устроился в подушках поудобнее, со вздохом облегчения закрывая веки.

Мысли о муже ровной и мощной волной выместили из головы размышления о Домах: семью Верн воспринимал неделимым целым — и эта цельность придавала ему сил.

Рождение Оделла стало новой вехой в развитии их с Теллимом отношений, наполнило смыслом и гармонией дом и окончательно залатало брешь в сердце Верна, оставшуюся после гибели нерождённого ребёнка. Теллим тоже безумно любил Оделла — и, похоже, переосмыслил отношение к старшим детям Верна, да и вообще ко всему: вместо сосредоточенной отчуждённости начал активно принимать участие в жизни семьи — стал полноценным мужем Верна, прекратил оглядываться на разницу в их положении и происхождении.

Верн был этому безмерно рад и украдкой любовался Теллимом, словно увидел его другими глазами: на смену несуразности пришла зрелая красота. Она не зависела от правильности черт или телосложения — всё шло изнутри. И Верн готов был поспорить, что изменения заметны не ему одному.

Ещё он искренне гордился успехами Теллима на научном поприще, уважением коллег в госпитале и в то же время понимал, что, несмотря на всё это, для мужа семья остаётся на первом месте. Теллим не давал поводов усомниться.

Правда, в последний месяц благостное настроение Верна омрачали едва ощутимые недомолвки: Теллим беспокоился о чём-то, но не посвящал в свою тайну. Отложенный комм с выключенным режимом проекции, тревожный взгляд мужа, сообщения среди ночи — игнорировать и дальше изображать идиллию оказалось сложно. Хотя охлаждения не было, Верн не чувствовал, что Теллим смотрит на него как-то иначе. В чём же дело?

Можно предположить многое, Верн не раз себя стопорил, чтобы не дать задание Сарейсу выяснить причину волнения мужа. Ещё хуже — придумать её самому и своим недоверием разрушить то, чего они достигали столько циклов. Сдерживаться было непросто, но сейчас Верн наконец решился: воспользовавшись свободным вечером, спросит Теллима обо всём. Как есть — у них не должно быть друг от друга секретов.

— Привет. — На лоб осторожно легли тёплые ладони, пальцы помассировали виски. Словно Теллим не знал, заснул ли Верн или просто погружён в свои мысли.

— Ты сегодня раньше, — не открывая глаз, улыбнулся Верн.

— Получилось освободиться. — Теллим наклонился и поцеловал его в губы. — Оди спит?

— Да. — Верн обнял его за шею и притянул для ещё одного поцелуя.

Нежность была неотъемлемой частью их брака, хотелось погрузиться в неё и раствориться без остатка, забыв обо всём, но Верн остановился, усадил Теллима рядом с собой, взял его руки в свои и, глядя в глаза, произнёс:

— Тел, скажи мне, что происходит. Не заставляй выяснять самому.