Глава 5
Давид приглашает Олю снова к себе домой. Не то хочет поговорить без лишних ушей, не то подкатить к ней — интерес мужчины по отношению к девушке слишком очевиден. Но в этот день, не заснув по пути, она по крайней мере может рассмотреть и дорогу до элитного поселка, и сам участок Джахидзе, и его дом.
Это огромное здание черного цвета даже со стороны выглядит пугающе. Трехэтажная такая коробка, а вокруг ни деревца, ни кустика, только зеленая трава. Кованые ворота метра три в высоту тоже впечатляют Ольгу. Но это место не создавало впечатления жилья семейного, скорее крепости.
И вновь Никифорова поразилась тому, что не увидела девочку. Либо Амина прячется где-то в спальнях, либо отец у нее излишне строгий. Оля же привыкла к тому, что дети носятся повсюду, засовывают любопытные носы во все дела взрослых. «Этот момент стоит обдумать», — решает она все-таки.
Давид сегодня выглядит еще привлекательнее, чем в прошлый раз. Тогда он был одет по-домашнему с утра, но сейчас уже почти полдень, и мужчина явно в том, в чем привык ходить обычно: белоснежная рубашка с маленькими серебряными запонками на рукавах, идеально отглаженные черные брюки. Даже на ногах у него были не домашние тапки, а модные лаковые туфли. Да уж, такой вид может сразить любую девушку наповал, и Ольга не исключение. У нее ёкает сердце, а у голове сразу проносится фантазия, как именно она может снять с Джахидзе и эту рубашку, и эти штаны.
Тряхнув головой, отметает фантазии — не время для них. Да и не хочет быть послушной игрушкой в чужих руках. Спасибо, уже доверилась полностью одному человеку и с тех пор хлебает одно только дерьмо ложками. Накушалась по самое не хочу.
— Присаживайся, — предлагает Давид. Затем спрашивает, — воды, сока, чая? Может, чего покрепче?
— Ничего не надо, — Никифорова даже дышать опасается, вдруг за это попросят заплатить чем-то невообразимым. Затем смягчается, — воды, пожалуйста.
Мужчина тут же ставит перед ней стакан. Девушка присматривается к нему внимательнее, теперь обращая внимание не только на внешнюю красоту, но еще и на детали, которые скажут об эмоциональном состоянии Давида. Вот у него рука дергается, когда оказывается вблизи Ольги. А вот он нервно сглатывает, кадык дергается. И на секунду мужчина запинается, но все равно отходит от гостьи. «Волнуется», — с удовлетворением думает Никифорова, ее радует, что не только она ощущает беспокойство.
— Я слушаю, — напоминает, зачем вообще сюда приехала. — Откуда вы меня знаете и почему так стремитесь помочь?
Давид выдыхает расстроено, видимо, не так планировал начать разговор. Но ничего другого ему не остается, ведь не станут же здесь до скончания веков сидеть молча.
— У меня есть несколько бизнесов, что стабильно приносят деньги, — заходит Джахидзе издалека. Ольга кивает очевидному. — Не все они законные, — звучит так, будто оправдывается. — Например, я даю людям в долг деньги и жду, что они их вернут. С процентами. И один из таких должников недавно у меня объявился. Виктором зовут.
«Так вот откуда ноги растут у этой истории», — ярость яркой вспышкой проносится перед глазами девушки. Она и так не забывала о своем бывшем парне, ввергнувшем ее в пучину отчаяния, но сейчас, появись он перед ней, наверно, убила бы.
— Дай угадаю, займ он не вернул, — нервно хихикает Ольга.
— Да. А еще намекнул, что есть та, кто его выплатит за него. Ты.
В комнате воцаряется молчание, которое прерывается лишь тиканьем больших напольных весов. Никифорова переводит взгляд с них на стены, выкрашенные в унылый цвет, потом на глянцевые дверцы холодильника и кухонных шкафов. Все в этом доме кричит о богатстве. Оле неуютно здесь находиться. Ее до мурашек пробирает эта атмосфера, чуть ли не до ужаса доводит.
— Теперь я еще и вам денег, получается, должна, — она не спрашивает, а утверждает.
Ну вот и приплыли.
— Нет. С тебя я не возьму ни копейки, — возражает Давид и наконец поднимает свой взгляд на нее. — Но...
Всегда это «но». Как же без него. Ольга хмыкает.
— Но что-то вы хотите получить, это же очевидно. Пресвятой Боже, когда это уже кончится?! — последнюю фразу она говорит уже шепотом и сама себе. Но Джахидзе все равно услышал. — Давид, только не просите о невозможном, я вас умоляю. Ну хотите, на колени встану? — она готова расплакаться, потому что устала.
Устала от бесконечной погони за деньгами, устала от коллекторов, устала от постоянного чувства голода. Никифорова так долго уже борется со всем миром, что не верит ни в справедливость, ни в то, что выберется из ямы.
И действительно падает на колени, тем самым показывая свою готовность угождать.
Мужчина мягко касается ее плеча и просит встать.
— Нет, Оленька, мне этого не нужно. Зачем такие жертвы? Я же не зверь какой-нибудь. Хотя другие в этом сомневаются, — на лице у Давида странная неуверенная улыбка. — С Виктора я найду способ взыскать долг. Но не в моих правилах заставлять отрабатывать девушек за всяких уродов. Однако, у меня есть к тебе предложение. Оно связано с моей дочерью.
— Значит, это все-таки не совпадение то, что Амина оказалась в моем классе, — девушка окончательно уверяется в своих подозрениях. — Зачем весь этот спектакль?
— Боялся тебя спугнуть. Да, так тоже бывает.
Теперь Ольга в сомнениях. Пока этот странный мужчина не сделал ничего, чтобы она бежала без оглядки. Но ведь и Виктора считала когда-то нормальным, а оно вон как вышло.
— Моей дочери не хватает женского воспитания. И я хотел бы попросить вас побыть ее гувернанткой.
Никифорова теперь удивляется по-настоящему. Она даже слово такое позабыла. Гувернантка это что-то из средневекового лексикона, но никак не двадцать первого века. «Нянькой что ли?», — задается вопросом девушка.
— Не уверена, что справлюсь с такой ответственностью.
— Справитесь. И хорошо на этом заработаете, — Давид пишет на листке цифру, а затем показывает. Гостья ахает, а он, видимо, решает добить окончательно, — это не за месяц, а за неделю.
— Я не могу принять подобное, — тут же принимается отказывать Ольга. «Бесплатный сыр лишь в мышеловке», — повторяет про себя. — Это слишком много!
— Для тебя, может, и много. А для меня мелочь. Поэтому не стесняйся. Лучше соглашайся, — он так резко переходит на «ты», что девушка только и может, что вытаращить глаза. — Ольга. Хватит думать. Иногда это вредно.
Она взвешивает все «за» и «против», а пытаясь растянуть время, пьет воду. Во-первых, Оля уже знает, на что способны мужчины — кинуть, глазом не моргнув. Во-вторых, что бы там не утверждал Давид, он остается мужчиной, причем, мужчиной властным и власть эту имеющим. Да и смотреть за чужим ребенком, воспитывать, уделять время значит привязаться. Потом эту связь будет очень тяжело расторгнуть, больно будет всем: и Ольге, и Амине. Готова ли она так рискнуть?
