Глава 5. Дела родителей

Исан очень скоро начал воспринимать Лэнси Дэ’анна как персональное наказание за все совершённые, на службе и не только, ошибки. Это помогало терпеть несносное поведение младшего лейтенанта, который, с одной стороны, делал всё, чтобы вывести его из себя, а с другой — полностью соответствовал представлениями Исана о привлекательности, несмотря на нервную загнанность в глазах и немного потасканный вид (выглядел он на свои циклы или даже старше, хоть и был чересчур хрупким). Что-то подсказывало, что под язвительностью и полным отсутствием такта прячутся и другие качества.

Конечно, Исан изучил дело Лэнси в первую же неделю — сведения о многочисленных взысканиях и поведении, граничащем с развратом, не удивили. О доступности Лэнси свидетельствовали и слухи, которые сразу пошли среди пилотов авиагруппы. Из всего этого напрашивался логичный вывод — с лейтенантом стоит соблюдать максимальную дистанцию и не поддаваться на провокации. Правда, Исан чувствовал не просто вызов — личную подоплёку в действиях Лэнси.

Ситуация прояснилась, когда Исан запросил информацию о его родителях — семья Дэ’анн была выслана с Керии за содействие Дому Хираам. Банальная месть за действия био-отца во время подавления мятежа? Дэ’аннов не казнили, у Лэнси даже не было запрета на проживание на головных планетах — Рей считал, что дети не отвечают за поступки родителей.

Можно было, конечно, вывести Лэнси на откровенный разговор, поведать о смерти отца, дяди и многих родственников от рук Хираам; о том, что Исан до самого последнего момента не был уверен, что Рей после взятия власти не избавится от неугодных детей от навязанного ему мужа… Но Исан много раз убеждался, что большинство не в состоянии этого понять, примерить на себя. Не стоит размениваться, пытаясь доказать что-либо, — Лэнси всё равно ближе жизнь его семьи, её беды, причинами которых стал регент.

Тактика Исана была простой — отсчитывал дни до окончания службы на крейсере, тем более что сроки модернизации «Стодесятого» сократились ввиду приказа премьер-министра: шла ускоренная ревизия всего флота, спешно устанавливалось более современное вооружение, на некоторые корабли — оборудование для перемещения в подпространстве. О причинах Исан догадывался: Рей был слишком озабочен ситуацией на Аваре, чтобы пустить всё на самотёк. Правда, чего именно опасался отец, понимал не до конца — неужели из-за внутренних религиозно-политических распрей аварцы объявят Империи войну?

Надо сказать, что керийцы технологиями Духов пользовались с осторожностью: синтез супермощной взрывчатки был запрещён, а подпространственные движки стояли только на кораблях Семьи.

Люди, занимавшие главенствующее положение в Союзе, предложение по поводу взрывчатки поддержали, а вот технологию перемещения попытались использовать на военных кораблях, получая, правда, нестабильные результаты, которые заставили в скором времени от неё отказаться. Причину проблем керийские учёные знали, но делиться не спешили — Рей считал, что единая технология для межзвёздных полётов делает обстановку в галактике стабильнее.

Срок возвращения «Стодесятого» из доков сократился почти вдвое, поэтому Исан стоически терпел Лэнси, причём не столько его бесцеремонные подколки, сколько своё влечение к нему. Запас гормональной поддержки после двух ночей с Кали растаял довольно быстро, на крейсере в центре внимания был только Лэнси, пожалуй, его было слишком много, чтобы не заинтересоваться — никто до этого не пытался пробраться под броню, пусть грубо и навязчиво, с намерением укусить побольнее в отместку за случившееся с его семьёй.

Ещё одна встреча с Кали вообще оставила послевкусие с горчинкой: теперь Исану казалось, что он пользуется чужой добротой — ведь тому ничто не мешало, в отличие от Исана, найти себе пару.

Впрочем, Исан долгими угрызениями совести не мучился, ему нужно было физическое удовлетворение, чтобы выдержать оставшееся время в обществе Лэнси. Последняя выходка с нарушением приказа и гонкой на орбите необитаемой планеты заставила кровь закипеть — преследование, настоящее, не на учениях, почти равный противник…

Пока «Белый-1» тянул нарушителя дисциплины в направлении крейсера, Исан принял решение поговорить с полковником о Лэнси — пять дней карцера должны были утихомирить строптивца, а вот заносить выговор в личное дело не стоило. Даже если Орен Оберн разрушил благополучие семьи Дэ’анн, то зачем позволять Лэнси портить себе жизнь из-за его сына? Вернётся из госпиталя лейтенант Нелан, вот пусть и разбирается с новичком. У Лэнси ведь не будет личных претензий к новому командиру, так?

Честно говоря, Исан осознанно позволил себе сорваться на Лэнси — вдруг физическое устрашение подействует, но сразу же понял, какую роковую ошибку совершил: стоило только взять изящное тело в руки, как почувствовал, что хочет совсем не жизни его учить. Захотелось банально подхватить Лэнси на руки, затащить в каюту и отлюбить без всяких внутренних стопоров, а потом никогда не отпускать и заехать в морду любому, кто к нему попытается притронуться.

Раньше Исан никогда не испытывал ревности — к Верну были интерес, дружеское тепло, но факт его безнадёжной любви никак не ранил. Секс был физическим процессом, а отношения не имели жёсткой привязки — Исан изменял сам и безразлично относился к изменам Верна. Вот только тот, как оказалось, подобной широтой взглядов не обладал, и попытка построить нестандартные отношения втроём, оставила от их брака пепелище.

К Кали он всегда относился ровно, душевно даже, но был бы рад, найди тот себе партнёра, с которым ему будет по-настоящему хорошо. Которого полюбит сам и который полюбит в ответ.

Любовь. Если бы не пример Рея и Джейса и нескольких пар из семьи Делавари, Исан бы не верил в это чувство вообще. Иногда казалось, что оно существует только в художественных произведениях, но никак не в реальной жизни. Не в жизни супруга императора.

Осознание причин, по которым Исан выносил Лэнси, позволяя ему вытворять что вздумается, было неприятным: не лучшая кандидатура даже для короткого романа, а с учётом возможных проблем с репутацией — абсолютно неподходящая. О влюблённости и речи не шло, но Лэнси привлекал, своим поведением будто показывая, что есть ещё и второе дно, до глубин которого хочется добраться, ощутить его, принять. То самое, промелькнувшее в глазах Лэнси в тёмном коридоре у раздевалок, что заставило Исана задуматься о себе и своих эмоциях.

«Остаётся всего несколько дней», — подумал Исан, успокаивая себя: очень скоро можно будет забыть о Лэнси и о его испуганных глазах дикого, одинокого и обозлённого ребёнка.

Правда, спокойствие длилось всего несколько минут: полковник объявил команде, что крейсер переводят на аварскую колонию. Конечно, оставалась вероятность, что лейтенант Нелан прилетит туда своим ходом и Исан оставит-таки пост КАГа, но что-то подсказывало, что приказ был отнюдь не случаен.

Догадки оказались верны — первым, кого Исан увидел по прибытии на Керию, был Рей, который в привычной ему манере выложил всё сразу:

— Крейсер и три эсминца. Это максимум, который я могу дать до выборов, потом мои руки будут связаны, — сообщил Рей.

— На Аваре всё так плохо? — поднял бровь Исан.

— Плохо, — кивнул тот. — Сейчас решается вопрос об исключении Инно и Кхари из Совета за разжигание религиозной вражды. Империя и Союз поддерживают Совет и единство каст как единственную законную власть, но воины и жрецы пойдут за своими лидерами, а каста созидателей, к сожалению, ничего не решает.

— Это может вылиться в настоящую войну каст. — Исан в глубине души опасался неуёмного нрава аварцев.

— Поэтому я посылаю тебя, — Рей смотрел в глаза очень серьёзно, казалось, за перманентной уверенностью там теплилось и сожаление. — Сына непосредственного участника схватки с Духами, которого аварцы почитают не меньше, чем Инно и Кхари. И представителя императорской семьи. Если бы не Верн, я мог бы полететь сам, но ты же знаешь…

— Один вопрос, — перебил его Исан, начиная осознавать, что всё ещё хуже, чем он думал, — почему не на «Стодесятом»?

— Это дипломатическая миссия, не командира корабля, — ответил Рей. — Так тебе будет проще. Мою позицию по кастам на Аваре ты знаешь, но настаивать на их отмене Империя не имеет права. Будь осторожен.

Исан, вздохнув, кивнул и попрощался с отцом. Не в первый раз тот выказывал ему доверие, значительно превышающее действительные способности. В четырнадцать он участвовал в военном совете, тогда его предложение оставить противникам Арикту стало судьбоносным; в битве за Орти он командовал целым звеном эсминцев, защищавшим орбитальные установки колонии. Исан справился, всегда справлялся, но с каждой новой задачей терял частичку себя, взрослея досрочно, посвящая себя не отцу — Империи. Ощущал свой долг в полной мере, понимал, что иного выхода у него просто нет. Как и в случае с Верном — у обоих не было других вариантов. Рей не раз высказывал негативное мнение об этом браке, но альтернативы тоже предложить не мог.

Пока Исан добирался до резиденции императора, мысли ненадолго вернулись к Лэнси, который последние дни перед отправкой на Авар прохлаждался в карцере. Вот уж кого можно было назвать инфантильным — старше Исана, но казавшийся застрявшим в подростковом возрасте, относящимся к жизни как к игре, словно он бессмертный и в запасе у него есть ещё не один шанс переиграть все безумства. Наивный.

Увидев копошащегося во внутреннем дворе под наблюдением воспитателей Арена, Исан до колотья в сердце осознал, насколько соскучился по сыну. Опустился на колени рядом, заметив секундное удивление перед тем, как тот узнал родителя, взял на руки и пару часов не выпускал, слушая несвязный лепет и наслаждаясь ароматом мягких золотых прядок.

Исан не был готов к этому ребёнку, не прочувствовал в полной мере его появление, завязанное на претензиях и неприятии Верна, но сейчас казалось, что жизнь сына значит больше, чем вся Империя. Чем долг. В этом и заключалась злая ирония действительности — Арен был наследником, будущим императором, а значит, будущим Империи. Всё тождественно.

Верн появился в резиденции уже ближе к вечеру, наблюдал за мужем и сыном со стороны, не участвовал в играх, но на губах играла немного странная, как и всегда у него, улыбка.

Исан дождался, когда Арен заснёт, сжимая его руку своими пухлыми и ещё неловкими пальчиками, и, стараясь ступать неслышно, покинул детскую, столкнувшись в коридоре с Верном.

— Как ты? — спросил он, выглядел чуть более потерянным, чем обычно, но интонация показалась Исану искренней.

— Нормально, как видишь. — Сил отшучиваться не было, ответил как есть. — Рей отправляет на Авар.

— Я знаю. — Верн стоял прислонившись к стене, загораживая проход, приглушённый свет ламп мерцал в его глазах. — Зато с цранху не придётся встречаться, — натянуто улыбнулся он. — Как ты и хотел.

— Точно.

Исан усмехнулся и хотел было отправиться в свою комнату, но Верн всё ещё стоял у него на пути, всем своим видом показывая желание провести эту ночь вместе. Это показалось вдвойне странным — они оба не стремились к близости с начала беременности Исана, который специально избегал Верна и находил различные предлоги, опасаясь повторения его нервных срывов. Сейчас Исан отказывать не стал, поднял Верна на руки и отнёс в его спальню, знал, что предстоит в ближайшем будущем — на аварской колонии случайных любовников не найти, на крейсере вообще нельзя было бросать тень на своё доброе имя.

Секс казался одновременно и привычным, и неестественным. Исан знал тело Верна как своё, но утерянного ощущения интимности было не вернуть, более того — хотелось другого: сжать, придавить всем весом, сомкнуть пальцы на шее, чувствуя ответные доверие и вожделение. Исан никогда не отпускал контроля разума, каждое движение было выверенным, а причина резко всколыхнувшейся страсти стала понятна уже после финала — на месте Верна он хотел видеть Лэнси.

Сон долго не шёл — мысли порхали от общего к частному и обратно. От пугающих своим фанатизмом аварцев к неадекватному, но притягательному Лэнси. После пары часов неглубокой дрёмы Исан, завидев в окне занимающийся рассвет, аккуратно поднялся с постели — пора отправляться на крейсер.

Верн не стал открывать глаза, слушал, как Исан уходит, притворяясь спящим. Ему было нечего сказать мужу, хотя возникшее после близости чувство облегчения было явно положительным — впервые за долгое время Верн увидел не ранящую сердце картину из прошлого, а просто Исана, физически уставшего даже для того, чтобы язвить, но по-прежнему смотревшего на него как на друга и так ни разу и не упрекнувшего его ни в чём. Носившего нежеланного ребёнка. Ребёнка Верна. И искренне любившего их первенца. Сейчас Исану предстояло отправиться в центр религиозного конфликта по приказу отца — в очередной раз тот не щадил сына, ставя кажущиеся непомерными задачи.

Перевернувшись на живот и опустив голову на сложенные руки, Верн стал наблюдать за пробуждающейся столицей. К мыслям о несправедливости в отношении мужа его подтолкнуло произошедшее на Наёми. Теллим будто выдернул Верна из омута жалости к себе, заставил почувствовать себя живым существом, имеющим право не только на чувства, но и на распоряжение собственной жизнью.

Первую неделю хотелось забыть всё, стереть из памяти как неудавшуюся глупую шутку, о которой неудобно даже думать, но потом Верн изменил своё отношение, понял, что неожиданная встряска обнажила факт его внутренней свободы — не было боли от воспоминаний, не осталось даже следов от чувств, которые когда-то заставляли распадаться всё его существо на молекулы. Удалось вытравить, очистив не только разум, но и сердце? Или же они перекрылись новыми, ещё слабыми, но прочно въевшимися ощущениями?

Верн начал смаковать сохранившиеся в памяти мельчайшие детали — особенно самого Теллима, такого неправильного внешне, но оттого запоминающегося, который своим отношением на пару часов заставил его мир перевернуться. Верн словно вновь находился на переходе в состоянии перед свободным падением, готовый нырнуть в пропасть, и оказывался спасённым.

Их близость оказалась самой искренней — на равных, без оговорок и условий, просто пробежала искра, от которой до сих пор шла дрожь по телу. Иногда думалось: будь Верн обычным парнем, как сложились бы отношения с Теллимом? Такие мысли появлялись время от времени, приходилось их отгонять — всё равно ничего не изменить.

Секс с Исаном тоже случился спонтанно, Верну захотелось узнать, что осталось в душе к нему, ответ обрадовал — то же, что и раньше, до женитьбы. Без жгучей обиды. Без досады. Без любви.

Исан стал его мужем по стечению обстоятельств, а мог остаться просто другом, с которым он разделил свой первый опыт. Такого брака хотел Верн на самом деле? Сейчас, когда они выполнили свой долг, держаться было не за что, не имело никакого смысла. Исан тоже это понимал — Верн был в этом уверен.

Именно эти выводы подстегнули его к действию — дал задание Сарейсу выяснить если не всё, то многое о Теллиме Чарри. Верна не интересовала информация из досье, которое ему прислал Рей, — нужно было знать, когда тот уходит на работу и на учёбу, как проводит свободное время. Сначала Верн пытался обмануть себя, убеждая, что ему просто интересна жизнь случайного любовника, но потом решился и сумел подгадать так, что в графике его визита на Наёми образовалось окно.

Нарек был отослан по крайне важному и выдуманному специально для этого случая заданию, а Сарейс понимающе не задавал вопросов, просто доставил Верна к нужному блоку, уточнив время, когда тот должен вернуться.

Сердце вновь сорвалось на бешеный ритм, когда Верн подошёл к нужной двери, он не запомнил её в прошлый раз — не о том мысли были. Звонок отсутствовал, просто постучал, втайне надеясь, что Сарейс ошибся и сейчас никого нет дома. Но Сарейс не зря был одним из лучших стражников — через минуту дверь отворилась, и на Верна посмотрели округлившиеся глаза Теллима. В дневном свете у их голубизны был зеленоватый оттенок.

— Нэр? — изумлённым шёпотом произнёс он и освободил проход, приглашая в своё жилище, выглядел он так же, как и месяц назад: домашняя одежда, немного растрёпанные короткие волосы.

— Теллим, у меня два часа, — выдохнул Верн, забыв всё, что хотел сказать при встрече, тут же потянувшись к нему.

И опять начало получилось неловким — инициативу проявил Верн, но Теллим, очнувшись, перехватил, подталкивая его к разложенной кровати. Путались в одежде, мешая друг другу, промахивались губами, жадно целуя куда ни попадя. Теллим вёл себя увереннее — но именно этого хотелось Верну, стонал, царапал спину безупречно отшлифованными ногтями, чувствуя каждую клетку своего тела. Это тело принадлежало Верну, и Верн отдавал его Теллиму. Отдавался. Просто потому, что хотел.

Лежать вдвоём на узкой постели было не очень удобно, Верн расположился на самом краю, прижимаясь спиной к груди и животу Теллима, обнажённое тело, как и лицо которого были далеки от совершенства: сильная худоба сочеталась с крупными, узловатыми суставами конечностей, рёбра и позвонки болезненно выступали, руки казались непропорционально длинными. Но Верну было всё равно — Теллим приносил ему гораздо больше удовольствия, чем все, кто был с ним до него. И не потому, что был искусным любовником, просто он был искренним.

— Нэр, можно один вопрос? — сказал Теллим, водя пальцем по боку Верна.

— Какой? — Верн приподнял голову и, косясь, посмотрел на него.

— Ты женат?

— Да. — Лгать было глупо, более того, наличие мужа являлось вполне правдоподобной причиной, по которой Верн не будет вводить Теллима в официальный круг своего общения.

— У вас есть дети?

— Это уже второй вопрос. — Верн не планировал распространяться об этом, потому невольно напрягся всем телом, словно хотел защитить свою реальность от вторжения.

— Можешь не отвечать. — Теллим убрал руку, Верн кожей шеи почувствовал его выдох.

— Сын, — негромко сказал он наконец.

— Понятно.

— Теллим, мне пора. — Верн спустил ноги на пол и встал с кровати, в ворохе разбросанной одежды нашёл комм. — Дашь свой айди?

— Ты собираешься прийти ещё? — Теллим сел, сложив ноги по-турецки, прикрывая пах небольшой подушкой.

— Не знаю. — Закусив губу, Верн опустил глаза.

Когда оделся, подошёл к Теллиму и сорвал с его губ короткий, но глубокий поцелуй. Слова казались лишними, потому Верн молча покинул скромную квартирку.

То, что случилось за её закрытыми дверями, эти два часа свободы, наполнили Верна энергией, пусть сама свобода была всего лишь иллюзией, а всё, что Теллим знал, было ложью: Нэр, секретарь с Керии, который ради острых ощущений изменяет мужу с любовником, случайно встреченным в рабочей поездке.

Возвращаться в реальность было непросто, Верну теперь казалось, что вся суета в правительстве происходит не с ним, реальность — там, на Наёми, в крошечной душной комнате. Но он знал правду, потому, скинув с себя наваждение, вернулся к делам Империи.

Результаты выборов оказались предсказуемыми — Ракни Имади при поддержке Домов основателей одержал уверенную победу. При отсутствии Орена Оберна, конечно же, который, как и его муж, получил должность советника императора.

Рей, освобождая кабинет премьер-министра, несчастным не выглядел, хотя Верн замечал не раз, насколько тот внимательно изучает новости о ситуации на Аваре, а по последним данным, главы каст воинов и жрецов сохранили свои места в Совете, что способствовало стабилизации конфликта.

— Верн, эту неделю мы с детьми проведём на Нирайди, — сказал Рей, зайдя в его кабинет. — Может, дольше.

— Долгожданный отпуск, — улыбнулся Верн, ощущая какую-то странную грусть.

— Не уверен, что получится расслабиться, — тряхнул головой Рей. — Для тебя я всегда свободен, Верн.

— Кстати, как у Исана дела? — вдруг вспомнил Верн, давно хотел спросить дядю об этом, сам никогда не связывался с мужем — тот всегда писал первым, а сейчас долгое время сохранял молчание.

— Держится, кажется, — скривил губы Рей. — Совет усилил охрану храма триединства на Керии. Видимо, не так всё спокойно, как они хотят показать.

— Вполне ожидаемо, — пожал плечами Верн.

— Удачи тебе с Ракни, — Рей, подмигнув, вышел из кабинета.

Ракни Имади действительно был уверен в себе — не стеснялся указывать Верну на недочёты в его работе, хоть и делал это деликатно, понимая, что разговаривает с императором, пусть и очень молодым. Но совсем не с Ореном Оберном, которому все боялись сказать слово поперёк.

Верна это не нервировало, даже наоборот: новый премьер-министр с таким энтузиазмом приступил к работе, взяв на себя рутину, которую Рей активно спихивал с себя, что ему частенько приходилось скучать без дела.

— Господин Имади, может, вы и с президентом цранху встречу проведёте? — позволил себе пошутить Верн.

— Не уверен, что их первое лицо оценит такую замену, господин Рэеллин, — с улыбкой ответил тот.

— Зато у вас есть на Керии супруг, а у меня нет, — с невозмутимым видом возразил Верн. — Црахну чтут свои традиции, одна из которых — присутствие на встрече супругов первых лиц.

— Думаю, вы сумеете обосновать отсутствие господина Ш’ии нашим гостям, — в буквальном смысле осадил его Имади.

Не то чтобы Верн при общении с ним чувствовал себя оскорблённым — скорее совсем юным и малоопытным, не способным без дяди принимать самостоятельные решения. О чём-то действительно выходящем из ряда вон речи не шло, но с ежедневными вопросами Верн успешно справлялся в течение всего своего правления. Рей никогда не любил хозяйственные дела, потому они доставались императору.

Кабинет министров Ракни тоже начал формировать по своему разумению, аккуратно и по одному меняя назначенных Реем чиновников. Верн видел это, но не противился, предоставляя новому премьер-министру относительную свободу.

Рей почти всё время, пока Ракни принимал дела и налаживал работу правительства, тактично находился на Нериде. Это развязывало руки, тогда как Верн в силу своего характера не остужал рвение премьер-министра, позволяя ему охватывать максимальный объём задач.

Впрочем, Ракни не удалось подменить Верна во время визита на Наёми — тот ледяным тоном сообщил, что император должен присутствовать на заседании Торговой федерации лично. Ничего интересного из переговоров глав крупнейших концернов Верн, конечно, не почерпнул, но его скуку скрашивало предвкушение — договорился с Теллимом о встрече.

В этот раз всё было более страстно, но чуткий Верн ощутил отдаление, вновь из ниоткуда взявшуюся неловкость, которые мешали, заставляли думать, что что-то происходит не так, что-то сломалось и работает неправильно.

— Тел, всё нормально? — сказал Верн, водя пальцами по щеке любовника.

— Н-нет. — В глазах Теллима вдруг разлилось столько боли и отчаяния, что Верну стало тяжело дышать. — Послушай, Нэр… — он запнулся, отвёл взгляд, — нам лучше больше не встречаться.

— Почему? — без голоса, губами спросил Верн, вновь показалось, что он падает с моста.

— Наши… отношения… — Теллиму было тяжело говорить, но решение он уже принял, единолично, не нуждался в уговорах, — они вредят нам обоим... Мне точно. Прости.

— Хорошо. — Верн резко встал и начал одеваться, стараясь не поднимать глаз и сглатывая подступающий к горлу ком.

На самом деле, ему хотелось даже расплакаться, словно ребёнку, лишившемуся родителей — плакал, когда его био-отца убили. Но Верн не зря тренировал невозмутимость столько времени, смог сдержаться и при Сарейсе, которого, к сожалению, провести не удалось. Наклонив голову, тот деликатно поинтересовался:

— Господин Рэеллин, у вас всё нормально?

— Конечно.

Уже в резиденции на Керии Верн дал волю эмоциям: слёзы текли по лицу, пока он лежал на постели не в силах справиться с мыслями и заснуть. Неужели такова его судьба: все чувства оказываются неразделёнными? И если он прекрасно понимал причину первого в жизни отказа, видел и знал, что ответной любви ждать не стоит, то Теллим просто выдернул из-под его ног землю. Верн ощущал симпатию в каждом взгляде, в каждом движении, прокручивал их предыдущую встречу в памяти и не находил ни единого повода усомниться во взаимности. Неужели всё это время он обманывал себя? Или хотел быть обманутым. Хотел жить и любить, как все остальные граждане Империи. Но не имел на это права.

Значит ли это, что больше не стоит пытаться? Слишком больно, слишком опасно в его положении. Верну потребовалось больше цикла, чтобы прийти в себя в прошлый раз, с Теллимом у него было всего три встречи, забыть будет проще. Выкинуть из головы вместе с ненужным мусором затхлой романтики, которой у Исана, к примеру, никогда не было. Получал физическое удовлетворение и никогда не озадачивался поисками чувств. Как и большинство в окружении Верна.

Рей в этом отношении всегда стоял особняком — сбежал из Империи с любовником, когда император Ардин отказался расторгать его договорной брак. Но Рея не готовили к роли правителя, на нём не лежал груз ответственности, мог себе это позволить. Вернулся, правда, после переворота, восстановив законную власть Рэеллинов и тут же женившись на Джейсе, поскольку его муж погиб вместе с остальными членами Семьи.

Верн принял снотворное и погрузился в густой и вязкий сон без сновидений, утром нужно было выглядеть отдохнувшим. Ненавязчивое напоминание о Дагоне Хираам, который просил аудиенции императора, пришло от Нарека ещё вечером.

Прилетев к зданию правительства, Верн осознал, что ещё не до конца пришёл в себя, понимал, что это глупо, но его личная трагедия казалась значительнее государственных дел. Большинство, конечно, разрешил на автомате, умел отключать эмоции, оставляя на поверхности только разум. Но встреча с Дагоном почему-то вызывала беспокойство, как и всегда. Ситуация с Домом Хираам была неоднозначной.

— Господин Хираам, какой вопрос вы хотели со мной обсудить? — спросил Верн, заходя в зал для переговоров.

— Господин Рэеллин, — Дагон, приветственно кивая, поднялся со стула, — меня волнует текущая ситуация в кабинете министров.

— Что именно вас беспокоит? — поднял одну бровь Верн, передумав садиться.

— Дело в том, что в данный момент в правительстве представлены все Дома основателей, кроме Хираам, — Дагон говорил уверенным тоном, словно на равных, отчего у Верна странно засвербило в виске. — Я считаю, что это обстоятельство вносит дисбаланс в правящие круги, и рассчитываю на присутствие Дома Хираам в кабинете министров. Вы же сами понимаете, насколько сильно он пострадал во время…

— Господин Хираам, — Верн приблизился к нему, нарушая допустимую этикетом дистанцию, смотрел снизу вверх, но вложил во взгляд всё своё превосходство. Говорил тихо, но чётко проговаривая каждое слово: — Я обязан Дому Хираам лишь тем, что меня не убили ваши родственники. В ответ мой дядя оставил вас в живых. Вы хотели моей жалости? Она умерла вместе с моим биологическим отцом. Ни я, ни Империя вам, господин Хираам, ничего не должны.

Верн, развернувшись, спокойным шагом вышел из зала, оставив ошарашенного Дагона в одиночестве.