7 глава

Кузьма шёл следом, чеканя шаг. Так же торопливо, как Дятлов, нигде не останавливаясь и не притормаживая. Вопросов он не задавал, ничего не говорил. Он знал, зачем его позвал Степан — чтобы осуществить своё недавнее обещание. Бревно в штанах, предчувствуя удовольствие, налилось кровью, приподняло головку. Сердце колотилось в груди как бешеное, отчего Степан часто дышал. Вроде путь недолгий, всего-то несколько десятков шагов, а складывалось такое ощущение, что это вечность.

И вот, когда волшебная дверь показалась, Степан треснул по входной панели кулаком, и створка отъехала в сторону, впуская в тесную, заваленную книгами обитель. Кузьма шагнул через порог, нисколько не сомневаясь в намерениях Дятлова. Степан повернулся к нему, схватил за грудки и притянул к себе.

Поцелуй. Быстрый, мучительно-жаркий, страстный, грубый. Так целуются взрослые, которые два года занимались чем попало, тосковали друг по другу, подкатывали яйца, играли в гляделки, все мозги сломали в попытке понять окружающий мир и себя в том числе. Кузьма ответил сразу, попытался взять инициативу, не получилось. Дятлов в этом плане был твёрд, как камень. Пусть и надо было сделать всё быстро, да медленно и не получится, столько лет бревно на привязи держал, однако насладиться Кузенькой в полной мере уже никто не помешает. Даже время, которого на секс не было вообще.

Дятлов рванул молнию на комбинезоне Кузьмина, расстегнул ремень. То же самое с ним проделывал Кузьма. Быстро, как по команде «пока горит спичка», освободились от одежды, забросили в разные стороны трусы, завалились на кровать. Кузьма чертыхнулся, Дятлов содрал его с постели, скинул на пол мешавшие журналы, повалил Кузю обратно. А потом претворил в реальность одну из своих фантазий: начал целовать везде, где только мог, лапал и гладил, щипал и даже кусал. Кузьма сначала сопел, а потом издал хриплый стон и икнул, как в той комнате на «Шине», звонко и тонко.

Степан, будто получив команду, рывком перевернул Кузю на живот, схватил за бёдра, поставил раком. Мозг, на удивление, ещё соображал, поэтому вторую фантазию — вылизать жопу Кузеньки — пришлось оставить на потом, когда душ появится и когда обстановка будет поспокойнее. Поэтому Дятлов оторвался от своего любимого, ракетой метнулся в ванную, где в темноте схватил первую попавшуюся бутылочку и прилетел обратно.

— Только, товарищ капитан, — Кузьма повернул красную морду к нему, облизывая сухие губы, Дятлов напрягся, — надо хорошо разработать. У вас, блядь, пиздец, большой. Я с таким ни разу не ебался.

Дятлов завис. Мозг работал с утроенной силой, но нормального ответа так и не смог выдать. Поэтому Степан, как китайский болванчик, кивнул и, перевернув бутылочку, на которой большими буквами было написано «МЫЛО-ШАМПУНЬ», щёлкнул крышкой. Кузьмин снова отвернулся, ткнувшись мордой в подушку и раздвигая шире ноги. На ягодицы полилась густая масса, запах ели впился в ноздри.

Кузьмин что-то пробормотал, вильнул бёдрами. Вот зараза, зазывает! Откинув к стене бутылёк, Степан принялся разрабатывать анус, иногда целуя спину и поясницу Кузьмина, проводя по ней языком, ощущая вкус пота.

— М… — издал более внятное Кузьма. — Хорошо-о… — протянул он и снова подмахнул.

Вот скотина! Теперь Дятлов точно был уверен, что его домовёнок не натурал. Он настоящий гей, да ещё пассив. Обычно такие в большей степени активы. Кузьма выше среднего роста и ширина плеч вроде приличная, хотя в комбинезоне он смотрится худее. Кто же этого гада приучил к такой порнухе? Клава! Теперь уже Клавдий! Вот узнает Дятлов, кто этот хрен, прибьёт собственными руками! Башку ему оторвёт! Нет, лучше перец, вместе с семенами, то бишь яйцами!

Растягивать пришлось дольше, чем думалось. Иногда Дятлов отвлекался, чтобы обеими руками полапать Кузю, иногда тот поворачивался, чтобы поцеловаться, тянулся к Степану, даже пытался укусить, пёс блохастый, но Дятлов не давался — вот ещё, чтобы его Кузенька брал на себя инициативу! Да никогда в жизни!

Когда терпеть стало невыносимо и неожиданно появилось звездорыло, а потом ойкнув, исчезло, Дятлов сунулся в святая святых. Бревно задрожало от предвкушения, засочилось смазкой. К слову сказать, у Дятлова её было чуть больше, чем у чистокровных землян. Пока толкалась внутрь головка, Кузьма был расслаблен. Но как только начала проникать основная часть, Кузьмин чуть зажался, потом затаил дыхание и расслабился на выдохе. Степан сунул дальше, Кузьма снова сжался.

— Ой, блин… — прошептал Кузьмин, задыхаясь. — Пизде-е-ец, бо-о-ольн… ха, — пискнул Кузя, когда Дятлов толкнулся ещё раз.

— Блядь, — выругался Степан и перехватил Кузьму поперёк груди, чтобы оставить смачный засос на шее сзади. — Потерпи ещё… немного… Хотя бы наполовину…

— Терплю… — выдохнул Кузьмин. — Хочу тебя… Стё-о-о-па-а… — и попытался сам насадиться.

Дятлов толкнулся навстречу, и вот долгожданный момент настал. Бревно вошло чуть больше, чем наполовину, и этого было достаточно. Сейчас надо немного обождать, дать Кузеньке привыкнуть, исцеловать его спину, покусать лопатки, снова полапать, ущипнуть соски, схватиться за бёдра и начать движение навстречу сладкой неге. Седьмое небо отдыхает!

Дятлов, вопреки своим желаниям, начал медленно, не спеша, будто и правда у них времени целая тележка. Кузя пискнул, потом ахнул, слегка повёл бёдрами, словно ища угол. Дятлов позволил ему эту маленькую вольность, чуть сменив направление. Второй толчок получился лучше, третий — космос. Точка была найдена и задета. Кузя снова пискляво икнул, потом замычал и вцепился в кривые прутья изголовья кровати. Потянулся с члена, затем скользнул обратно. Степан довольно оскалился и, вновь уйдя назад, позволил себе небольшую грубость.

— Ахуеть! — выкрикнул Кузьма, и пошла у них жара.

Дятлов не помнил, жарил ли он когда-нибудь кого-то так, как Кузьмина. Казалось, бревно сотрётся в опилки и останутся только яйца. Кузьма двигался в такт партнёру, завывал иногда, иногда стонал, чаще икал, странно и нелепо, но Дятлову нравилось. От этого звука хотелось взять ещё более быстрый темп, но Степан каждый раз сдерживался и чувствовал от этого ещё большую эйфорию.

Долгожданная мечта сбылась. Словно ребёнок, который получил на Новый год игрушку, о которой со всей детской искренностью и наивностью просил Деда Мороза все двенадцать месяцев, Дятлов скалился счастливой улыбкой, крепко держал Кузьму за бёдра, двигался, набирая темп, но не переходя границы. Перед глазами всё плыло, за иллюминатором был не привычный космос, а мутная вода. Она гудела, сдавливая стены корабля и скользя по чешуйкам чехла. Странный звук, как музыка для ушей, чем-то отличается от привычных космических, но если подумать, то есть что-то общее. И под этот спокойный, чуть слышный гул Степан воплощал в реальность свои фантазии.

Всё кончилось на удивление быстро. За несколько секунд до Дятлов почувствовал, что он добрался до центра вселенной, и задвигался быстрее. Кузьмин схватился за свой член, принялся его яростно надрачивать. Они излились одновременно, и это было сказочно. У Степана даже глаза закатились, когда он, откинув голову назад, кончал в Кузьму, забыв при этом, что следовало вытащить бревно, воды-то в кране ещё нет.

— Бля-а-а-а-ть-и-и, — протянул Кузьма и рухнул грудью на постель, выставив кверху задницу.

Некоторое время Дятлов так и стоял на кровати на коленях, тяжело дыша и разглядывая лоснящуюся от пота спину Кузьмина. В каюте был полумрак, но Степану казалось, что он видит каждую капельку. Красивый, сука. Дятлов всегда говорил самому себе, что лучше парня нет ни в одной из известных галактик. Бесподобен. Уникален! Божественен! «Хочу его снова», — мелькнула в голове мысль, но Дятлов резко запретил себе об этом думать. А то только подумал, а бревно уже повеселело, решительно поднимая головку.

Дятлов соскользнул с постели, Кузьма вздрогнул и резко поднял голову.

— Ой, блин, я кажется уснул, — буркнул он и сел на кровати. Поморщился.

Степан нашёл свои трусы, быстро натянул их, потом комбинезон, и только после понял, что находится в чужой каюте. Спутал со своей? Как так получилось? А получилось так потому, что его каюта была соседней. Они не дошли, было невтерпёж. Вопрос в другом, как он вошёл сюда? Дверная панель запрограммирована только на того, кто здесь живёт. Ответ прост: Дятлов — капитан, а у него на «Беркуте» доступ есть куда угодно.

Однако хлама тут было столько же, сколько у него. И книг целая куча, и журналов, и газет, и разбросанной одежды, в большей степени носки и майки. Как ни странно, Степан это увидел за секунду, пока натягивал комбинезон.

— Что у тебя за бардак! — вдруг рявкнул Степан, поднимая свой ботинок, который оказался под полкой. Разгибаясь, он ударился о неё головой. На спину что-то упало, съехало по ткани комбинезона и шлёпнулось на пол. Зажав ботинок под мышкой, Степан поднял голорамку. От падения она включилась, и его взору предстала голография.

— Да потому что некогда убраться было, — начал оправдываться Кузьма, поднимая с пола свой комбинезон. — Но как только всё закончится, я уберусь. Обещаю.

— Это что — Клавдин? — спросил Дятлов, пропустив оправдание Кузьмы мимо ушей. Взяв рамку, он всмотрелся сначала в молодого Кузьму, а потом в того, кого он обнимал за шею, притягивая к себе и широко улыбаясь. Тот улыбался тоже, но с лёгким пренебрежением. Кажется, фотографироваться ему вовсе не хотелось.

— Ага, — не сразу ответил Кузьмин. Дятлов посмотрел на него. Кузьма натягивал комбинезон, глядя куда-то в иллюминатор.

— Ты учился с Клавдиным? У вас один и тот же номер группы на форме.

— Да, мы были друзьями, — отозвался Кузьмин, застёгивая молнию. — Потом дороги разошлись. Он теперь контр-адмирал на «Соколином».

— А ты всего лишь лейтенант и пилот на перевозчике «Беркут», — с сарказмом проговорил Дятлов. Кузьма встрепенулся, посмотрел на Степана, и вот снова появилась его привычная паника.

— Да ни фига мне не жалко. То есть я, наоборот, рад. Мне нравится здесь!

— Ага, — сказал Дятлов, Кузьма начал судорожно соображать, что бы сказать ещё, а Степан глянул на голорамку, а потом вдруг хмыкнул: — Клавдин… Клава…

— А?..

— Ладно, я пошёл, — сказал Дятлов, ощущая нечто противное и скользкое, оно сосало под ложечкой и закручивало в тугой узел чувства в районе груди. Да, нежная у Дятлова душа, что тут говорить. — А ты можешь пока отдохнуть. Через… — Степан кинул взгляд на настенные часы, — полтора часа встречаемся в рубке.

— Есть.

Бросив рамку на полку, Дятлов вышел из каюты.

***

Хреновое состояние, как будто насрали, да не на голову, а в душу или же сердце, напрягало нервы. Огромной волной поднималась злость. Не то чтобы Дятлов хотел придушить Кузьмина, просто невероятно тяжело оказалось осознать то, что Кузьма до сих пор что-то чувствует к этой Клаве. Вернее, к Клавдину. Ведь это он? Тот, кто нарушает покой Кузьмы? Та самая грёбаная первая любовь, мать её!

Дятлов его знал. Лично встречались, когда Степан служил на «Скворцове». Небольшой крейсер, патрулирующий границы с хурбами, оказался атакован группой пиратов. Пришлось знатно попотеть, чтобы отбиться от них и уничтожить половину нападавших. Оказавшись в глубоком космосе с пробоинами и подбитыми двигателями, Дятлов мог надеяться только на чудо. Чудо случилось. Сигнал SOS был услышан другим крейсером, «Чайкой». Тогда им командовал Клавдин.

Самое противное из всего этого было то, что Клавдин оказался порядочным и хорошим мужиком. Развернул спасательную операцию, помог починить двигатели, вызвал спасателей. Но до того, как эти птички прилетели, хурбы сделали ещё одну попытку на них напасть, однако потерпели сокрушительное поражение. В той битве Дятлов шёл в бой плечом к плечу с тем, кто оказался большой любовью его Кузеньки. Кто бы знал.

С Клавдиным они отношения не поддерживали, здоровались при встрече, обменивались парой фраз, тускло говорили о том или ином, потом расходились. Битву помнили всегда, Дятлов уж точно, потому что братство, обретённое на поле боя, не забывается. Помнил и Клавдин, Степан не сомневался. Всегда, до этого момента, он чувствовал к товарищу по битве лишь уважение и симпатию. А теперь? Теперь злость и бесполезные негативные чувства, которые нельзя ничем оправдать. Потому что Клавдина не за что ненавидеть.

То, что Кузя и Матвей были любовниками, сомнений никаких не вызывало. И то, что Кузя его до сих пор любит, тоже. И это поганило всё то, что между ними начало вырисовываться. У Дятлова чувства к Кузьмину сильные, и, на первый взгляд, у Кузьмы они тоже есть, однако Степана всё равно гложили сомнения. А если всё это лишь на время? А если всё дело в безвыходной ситуации? А если Кузьмин только играется? Глупо, конечно, взрослому здоровому мужику насчёт этого заморачиваться, но у Стёпы душа ранимая, он не любил, когда её топтали грязными сапогами.

— Товарищ капитан, — осторожно позвали его. Дятлов посмотрел в сторону, рядом засиял голубоватым светом Вася, выпучив на него огромные глазища.

— Чего? — устало спросил Дятлов.

— Вас хотел видеть Питько, — спокойно ответил Вася, будто почувствовав настроение Дятлова. Степану показалось, что в больших синих глазах он увидел сочувствие.

Кивнув, Дятлов сменил направление, но когда осталось несколько шагов до медотсека, в коридор вышел сам Питько. Завидев Дятлова, он тут же кинулся к нему и, выпрямившись, отчеканил:

— Степан Иванович, разрешите вас на несколько минут.

— Разрешу, — сказал Дятлов, вернувшись к своей привычной манере. Сопли соплями, а проблемы решать надо, и нефиг опускать руки. — Что у тебя?

Только когда Степан переступил порог небольшой каюты, подумал о том, что Питько, скорей всего, обнаружил в своей коллекции шокеров чужой пистолет. И теперь хотел знать, что это за предмет. Пока оружие придётся оставить здесь и заткнуть рот Питько. Но стоило тонкому Роме отступить в сторону, как Дятлов щёлкнул зубами, от удивления и возмущения растеряв все заготовленные слова. Слегка приподняв брови, он уставился на кушетку, на которой лежал крисианин.

— Что это? — всё же спросил Дятлов.

— Тут такое дело, — заговорил Рома, стараясь быть быстрым, кратким и спокойным. — Когда вы спустились и приказали нам задраить шлюз, в последний момент на корабль проник этот гад. Ну, я по нему выстрелил, четыре раза попал, а потом вроде как Димка добил тремя точными. Но крисианин оказался жив. И поскольку я давал клятву Гиппократа и Хим Си Дольфа, то вынужден был притащить его сюда и попробовать залечить полученные раны.

Степан посмотрел на Питько, тот вытянулся стрункой, рожа серьёзная, решительная. Клятвы для врачей важны, даже слишком, ни одна жизнь не должна быть потеряна, если есть шанс на её спасение.

— Ну и как его состояние? — спросил Степан, возвращаясь к крисианину. Пират выглядел совсем неважно. Морда в синяках, на теле отметины и порезы. Видны четыре ожога от бластера и три заклеенные лейкопластырем раны: одна в районе печени, другая в груди, третья на левом боку. Дятлов прищурился, Рожковский стрелял по жизненно важным точкам, но со своей техникой стрельбы промазал.

— Пока критическое. Дело в том, что у пирата были сломаны два ребра, три пальца на руке и гематомы по телу и на лице. Трещина в челюсти и в носовой перегородке. Плюс ожоги второй степени от бластера и три пулевые раны в критических точках. Пятьдесят на пятьдесят. Если бы было оборудование чуть посильнее, то его жизни ничего не угрожал бы. А так… Я обработал раны, ввёл кое-какие препараты. Он сейчас под обезболивающими и снотворным. Проспит часов десять, не меньше.

— Он крисианин.

— Я и исхожу из того, что крисианин. Если бы был человек, то все восемнадцать.

Дятлов всмотрелся в рожу пирата. Челюсть была чуть свёрнута направо, нос заклеен пластырем, под глазами синяки. Гематомы не вчерашние и даже не второй свежести, и тощий Ромка и дурак Димка их не могли оставить.

— Вася, — позвал Дятлов, и бортовой индактор тут же явил свой звёздный образ. — Просканируй эту морду. Поищи сходство. Направление — «Шина».

— Уже де… — Вася ещё не договорил, а перед Дятловым высветилось два оконца. В одном из них была голокартинка, которая плавно легла на лицо крисианина, потом мигнула и выдала информацию во втором.

— Ни… — хотел выматериться Питько, но замолчал.

— Значит, так, — Дятлов махнул рукой, и голография исчезла, Вася замер струночкой, с серьёзной миной внимая словам капитана. Ромка вытянулся тоже. — За этим мудаком следить в три пары глаз, если начнёт приходить в себя — снова отруби его. Нам не надо, чтобы он шлялся по кораблю. Есть вопросы?

— Никак нет, — в голос отозвались Питько и Вася.

Дятлов вышел из медотсека и направился в сторону лестницы, ведущей на нижнюю палубу. Вот жопой чувствовал, что Блуду доверять совсем нельзя!