10 глава

Всё равно настроение было поганое. Личные проблемы душили, изводили и ломали. Конечно, Дятлов сильный мужик, и хоть душа у него и ранимая, но если у Кузи это несерьёзно — поймёт и простит, насильно мил не будешь. Естественно, отказ Кузьмы сделает Дятлову больно. Но, с другой стороны, кто сказал, что Кузьмин ему откажет? Вот стоит в курилке здоровый мужик тридцати девяти лет и думает о какой-то хрени. В камере на «Шине» скотина Кузя сказал, что серьёзен вроде как, если память Дятлову не изменила, так стоит ли заморачиваться. Да, были у Кузьмы отношения, были серьёзные, по морде видно, но время прошло, настал миг для Дятлова.

«Значит, не хуй отпускать, — сказал внутренний голос, на что Степан решил не обращать внимания, но голос, скотина редкостная, продолжил: — Кто сказал, что насильно мил не будешь? Ты, блядь, здоровый еблан, бревно отрастил, а мозг на полку поставил. Что, жмёт голову? Так нехуй не то, что надо, отращивать! Я вот что тебе скажу, Стёпа, еби ты эти «мил не будешь» раком. Нравится Кузя — бери, держи и никому не отдавай. Ты прав, то, что было с Клавой когда-то, прошло, сейчас настоящее. Раньше тебя что тормозило? Правильно. Раньше ты думал, что Кузя натурал. А теперь ты знаешь, что гей. И при этом придумал новое оправдание, чтобы не быть с ним. Ну ты и гондон, Стёпушка!»

Дятлов закатил глаза и мысленно послал свой внутренний голос к чёрту на рога и на кое-что ещё. Потом кинул окурок в урну и вздохнул. Вот не было печали. С другой стороны, если бы не это неожиданное путешествие, то они с Кузей так бы и играли в гляделки да думки. Впрочем, надо сказать спасибо Кузе. Он же вроде первый пошёл на контакт. Дятлов только сказал, что вдует, а тот сразу «зачем ждать, давай сейчас». И сократил расстояние, начав с малого, но кайфового.

Да уж, отношения начаты, сейчас надо разобраться с прошлым и будущим. Делов-то. Начинать всегда страшно и тяжело, а дальше уже должно идти как по маслу. Если, конечно, здоровый дядька капитан Дятлов не начнёт имитировать комплекс неполноценности. Вот у Степана же тоже были мужики и парни, вроде даже с кем-то когда-то встречался. Неважно. Короче, партнёров у него было мало, по пальцам одной руки можно пересчитать, но всё же… Кузьма же не заморачивается по этому поводу? Или его тоже волнуют такие вопросы? А что, если он, так же как Дятлов, сомневается в их отношениях?

«Поговорить надо, Стёпа. — Грёбаный внутренний голос уже в печени сидит! — То да сё. Объяснить, спросить, убедить. А то ты всё хуй свой пихаешь, а текста нету. Кузя хоть и мужик, но ему тоже надобно по ушам поездить. Слова всегда были первым решением проблемы. Только ты не кипятись и сначала пойми, а потом уже всё будет нормально».

Ага, поговорить. Как же. Уж говорить Степан и умеет, да так, что после его слов половина тех, кто в браке, на развод подают. Ну, а по-другому нельзя. Надо учиться по-новому жить. Кузя теперь его, и чтобы удержать этого домовёнка, надо объясниться. Короче, Степан, придётся тебе готовить мировую речь, покупать бутылку, потому что без неё никак, и расставлять все точки над «i», чтобы никакие тревожные мысли тебя больше не тревожили.

Всё! Решение принято, приказ доведён до мозга и сердца. Осталось придумать речь…

Дятлов сплюнул в урну, затем решительно направился вниз. Свернув в технический отсек, застал милую картину: Кузьмин лежал под огромной установкой, согнув ноги в коленях и слегка их расставив. Степан сразу же подумал о том, что если бы Кузьма раздвинул их чуть шире, то Дятлов втиснулся бы между ними и решительно пошёл в наступление. Бревно с его мыслями согласилось, вот только Степан тут же приказал и бревну, и мыслям отставить лишние фантазии и вернуться к реальности.

Анастасьев поднял с пола одну из деталей и, подойдя к Кузьме, нагнулся к нему, передавая её. Дал парочку наставлений, потом полез наверх, но увидел Дятлова.

— Товарищ капитан, — сказал Пётр, — часа два, не больше. Из-за небольшой хрени встал весь процесс, — и продолжил подниматься. Кузьмин чуть вылез из-под установки и глянул на Степана. Тот на него и снова на Петра. Нет, сейчас на Кузю смотреть строго запрещается. Уж больно он аппетитный. — Кузьма, готовься, — крикнул Анастасьев.

— Ща, — ответил Кузьмин и снова нырнул на место.

— Через два часа доложишь мне о работе. Кузьмин, у тебя через сорок минут дежурство, — сказал Дятлов и, резко развернувшись, пошёл обратно. Правда через несколько шагов свернул к Смирнову. Тот устало заявил, что осталось немного. Воронин, потирая глаза, объяснил, что ремонт займёт не более трёх часов. Кивнув, Степан вышел из отсека, поднялся на вторую палубу, прошёл по коридору и свернул в медотсек.

— Ну, как наш больной? — спросил Дятлов у Питько, который разводил в колбочках что-то, по мнению Степана, опасное.

— Спит, — не отрываясь от работы, сказал Рома. — Пульс нормальный, сердцебиение в норме. Через пару часов сделаю сканирование и поменяю пластыри. Вколю антибактериальное и поменяю капельницу. Пока это всё, что можно для него сделать.

— Выживет так выживет, — буркнул Дятлов. — Не велика беда, если сдохнет. — И тут же вспомнил про Блуда. Как сильно ему хотелось арестовать Чокера, но лично Дятлову всё равно. Пиратов хоть и ненавидел, но они не его проблема. Этими ублюдками занимаются другие, вот только что-то плоховато делают свою работу. Распустить всех на фиг и собрать новую команду, вот что с этими недомерками надо делать!

— Я полностью с вами согласен, — ответил Питько.

Степан ещё раз посмотрел на Чокера, потом на занимающегося составлением нового препарата Рому, затем развернулся и уже хотел выйти, но Питько его остановил. Подошёл к углу и ткнул в стеклянные двери, указав на полку, где лежали его шокеры и пистолет, похожий на пневматику.

— Твой шокер, — ответил Дятлов, давая понять, что глупые вопросы неуместны. Рома на мгновение завис, а потом кивнул.

— Понял, — серьёзно ответил он.

— Только не рабочий, — добавил Дятлов. Питько снова кивнул, Степан сурово взглянул на него и вышел из медотсека.

На «Беркуте» наступило относительное затишье. Но дел ещё много.

Зайдя в столовую, Дятлов сунул нос в кастрюлю, но там было пусто. Открыл холодильник, осмотрел запасы, достал кусок сала, вытянул из пакета батон, нарезал его и шмат на куски, поставил чайник, пережёвывая вкуснятину. Вскипятив воду и залив пять пакетиков чая в своей большой кружке, которую он совсем недавно оставил в рубке — видно, кто-то принёс сюда вместе с тарелкой-тазиком, — Степан присел на стул и в тишине пообедал. Может, поужинал.

Ни о чём не думал. Бессмысленно пялясь со своего места в маленький иллюминатор, ел, пил и вздыхал. Потом всё же встал и подошёл к оконцу. Выглянул наружу. Тёмно-зелёная мутноватая вода окутывала корабль. Внешние габариты освещали небольшое пространство вокруг звездолёта. Мимо сновали рыбки, какие-то страшные монстрики, похожие на то страшилище, что сидело в аквариуме у Рожковского. Проплыли водоросли, Дятлову показалось, что где-то в полумраке глубины он увидел столб.

— Вася, — позвал Дятлов, и звезда тут же явила ему свой ярко-голубоватый лик. — Что там?

— Дерево, — сказал бортовой индактор и показал на голоэкране странного вида растущий организм — тонкий тёмно-синий ствол с корявыми ветками. — Сначала я думал, что коралл, но, просканировав, могу на девяносто процентов заявить, что это лиственное растение. В той стороне целый лес.

И экран разросся, показывая нечто вроде густого леса. Пережёвывая сало и батон, Степан всматривался в картинку, пытаясь понять, как могли деревья расти в океане. Вполне вероятно, совсем недавно на этом куске планеты была земля, а сейчас вода. Но если бы деревья накрыло цунами, то они не росли бы, а плавали брёвнами и щепами. Может, вода поднялась медленно, затопив сушу? Или же они действительно росли в воде?

Листвы на них не наблюдалось, но Вася сказал, что они лиственные. Бортовому индактору Степан верил, к тому же вселенная намного загадочнее, чем кажется. Он уверен, что в пустом пространстве есть планеты, где живут разумные крабы и даже шарообразные гориллы. Например. Взять хотя бы Буран, шестую планету системы Сириус-4, там только снег и лёд, ничего не растёт, нет морей и океанов, сушу не видно, и полезных ископаемых тоже не наблюдается, однако скалы там — произведение искусства. Они тянутся высоко в небо, загибаются в арки, изгибаются волной, сплетаются друг с другом, короче, образуют удивительные фигуры. Так почему же здесь не могут расти в воде деревья?

— Ну, нашёл чего-нибудь? — спросил Дятлов, тыкая в экран и засовывая в рот большой кусок батона с салом.

— Не-а, только вот лес.

— Ясно, — буркнул Дятлов, кивком головы отправил его прочь вместе с его голограммами. И когда Вася исчез, отхлебнул из кружки.

***

В рубку Степан вошёл к положенному времени. Пока Любочкин докладывал, Глумов вышел. Кузьмин влетел как ветер, размазывая на ходу по лицу то ли масло, то ли мазут, то ли грязь. Быстро плюхнулся в своё кресло и тут же замер, глянув на время. Не опоздал, прилетел секунда в секунду. Любитель выходить тютелька в тютельку, Кузьмин на дежурство заступает ровно в положенное время, что Дятлова иногда напрягало, но он никогда ничего не говорил, потому что это же был Кузенька, а Кузеньке он всё прощал.

Максимилиан рассказал, как обстояли дела в прошедшие два часа, что ничего странного, кроме представителей флоры, не было обнаружено. Степан кивнул и отправил лейтенанта отдыхать. Но Любочкин отказался, сказал, что сварганит чего-нибудь, жрать-то надо, а все сейчас заняты.

Когда Любочкин вышел, Дятлов глянул на Кузьмина, сидевшего к нему спиной и проверявшего систему, затем важной походкой прошёл к креслу, опустил медленно и чинно на мягкое сидение свою большую жопу и уставился тяжёлым взглядом на Кузьму.

Нужно было поговорить, и сейчас был тот самый момент — нужно только открыть рот и сказать важные слова. Но, как всегда, возникла небольшая проблема: Дятлов не знал ни одного важного слова, а те, что бродили в голове, типа люблю-хочу-торчу, были, по его мнению, фигнёй собачьей. И поскольку сотрясать воздух и городить ерунду Дятлов жуть как ненавидел, пришлось в очередной раз задуматься о том, что сказать, чтобы донести до Кузи свои мысли.

Несколько долгих и томительных минут прошли в густой тишине. Тёмно-зелёная вода, освещённая внешними габаритами, давила на нервы. Казалось, что эта толща сейчас их в лепёшку превратит. Дятлов то и дело отвлекался от созерцания Кузьмина и смотрел в иллюминатор. Затем понимал, что ни черта не думается, и снова переводил на него взор. Потом вдруг подумал: «Да кому нужны эти слова! Главное — схватить и не отпускать!» И тут же услышал поганый внутренний голос, который говорил о том, что насильно мил не будешь, хотя раньше утверждал обратное. Вот и пойми его потом. Как и Дятлова. Собственное поведение напоминало ему мать — она могла поменять своё настроение двадцать раз на день, а когда шли эти дела, то и все пятьдесят.

«Всё верно, баба ты, Стёпа, — сказал урод-голос. — Тряпка». На этот раз Степан с ним согласился, шумно вздохнул и заскрипел зубами.

Кузьмин оторвался от панели, некоторое время смотрел в иллюминатор, потом будто невзначай глянул на Дятлова, даже как-то робко и украдкой. Вот что он делает, гадёныш? Посмотрел и быстро отвернулся, потом привычным жестом почесал левое ухо. Кажется, у Кузеньки раньше не было этой привычки, но выглядело это… особенно.

— Мы с Матвеем… то есть с контр-адмиралом Клавдиным познакомились ещё в училище, — неожиданно заговорил Кузьма, спокойно и просто, глядя в иллюминатор и окунаясь в прошлое. — Сначала не нашли общий язык, даже было — дрались, отчего нас наказывали, и мы постоянно с ним хуярили вместо десяти кругов пятнадцать. Тогда директором училища был Стелька, он набожный был, пиздец. Помню, хотел ввести предмет «религия», но ему запретили, тогда он выбил у начальства, чтобы кадеты два раза в неделю посещали церковные песнопения. Слух шёл, что командование разрешило это при условии, что посещать их будут добровольно, но Стелька сделал обязаловкой. Первые разы я ещё был правильным, а потом внаглую сбегал оттуда и отсиживался в чепке у тёть Марфы, — тут Кузьмин чуть улыбнулся. — Она меня угощала пряниками и компотом. Вкусно было. Я и сейчас иногда люблю с пряником компот пить. Детдомовскому пацану, которым я был, эта щедрость — как огромное поле, гуляй не хочу, и никто не запретит.

Кузьма моргнул, будто выныривая из хорошего воспоминания, потёр шею и снова уставился в иллюминатор.

— Короче, мы с Матвеем, то есть контр-адмиралом Клавдиным, потом постоянно сбегали с этих песнопений, наверное, это, а может, что-то другое, нас и сблизило. Мы стали друзьями. У меня никогда не было такого друга. Окончив училище, поступили в институт. А потом по распределению нас забросили в одну часть. Через два года Матвей послал документы в космофлот. А ещё через некоторое время женился. Мы до сих пор дружим, — Кузьма посмотрел на Дятлова, — иногда созваниваемся, переписываемся. Иногда. Вот три месяца назад ходили выпить пива…

— Так это он твоя первая и последняя любовь?

Кузьмин, удивлённо открыв рот, посмотрел на Дятлова. Степан оборвал его грубо и не видел в этом ничего плохого. Он хотел знать правду. Всю. Пусть она ему и не понравится.

— Почему… последняя? — буркнул Кузьма.

— А какая? Ты же до сих пор по нему сохнешь? Ты хоть дал ему? До того, как он женился. Или он ни хуя не знает?

Когда Дятлов задал последний вопрос, понял — переборщил. И даже слишком. Нельзя так говорить с Кузенькой, но внутри закипала злость, и Дятлов знал, что это ревность, и она душила его, поливая ранимую душу ядом.

— Мы были любовниками, — Кузьма отвернулся, коротко пожал плечами. — Встречались. Даже какой-то период жили вместе. Но… потом всё закончилось. Матвей оставил меня. Он преданный сын, любил родителей до ужаса. Он единственный и поздний, они сделали для него всё, продали дом, чтобы он поступил в институт, а потом жили в маленькой квартирке. Он хотел отплатить им. Вот и ушёл в космофлот и женился. Говорил, что им нужен внук. Но ни сына, ни дочери у него так и не появилось, а родители умерли спустя два года после его женитьбы. Я не мог его останавливать, не имел права. К тому же преданность Матвея родителям казалась мне правильной. У меня-то нет ни отца, ни матери, но если бы были…

— Сделал бы то же самое? — снова оборвал его Дятлов.

— Наверное, — стушевался Кузьма.

— А если бы на его месте был я? Бросил бы меня?

Кузьма повернулся к нему, снова уставился широко открытыми глазами. Дятлов разглядел на лице Кузьмина панику. Кажется, он понял, к чему ведёт Степан, а сам Степан чувствовал себя при этом последней мразью. Но так сильно хотелось знать, что на самом деле у Кузи на душе и есть ли там место для Дятлова.

— Так ты всё ещё сохнешь по нему?

— Нет, — тут же взвился Кузьма. — Мы остались друзьями и всё. Просто то время было особенное, клёвое. Мы были счастливы.

— А сейчас ты счастлив? — рыкнул Дятлов.

— Ещё бы! — выкрикнул Кузьма, вскакивая на ноги.

— Что-то не верится! — повысил голос Степан. — Клавдин сейчас командует крейсером, а ты сидишь здесь, в убогом перевозчике и всего лишь лейтенант.

— Да блин, мне это нравится! Если бы меня это напрягало, я бы перевёлся, товарищ капитан!

— И тебя устраивают наши отношения?! — вскочил на ноги и Дятлов.

— Да ещё бы! — повторил Кузьма. — Я же тогда был серьёзен. Я от чистого сердца… Реально вы мне нравитесь, товарищ капитан. Я торчу от вас.

— Блядь! — рявкнул Дятлов, быстро слетел по трём ступенькам, широченными шагами сократил между ними расстояние и оказался вплотную к Кузьмину, глядя на него сверху вниз. — Слушай мою команду, Кузенька.

— Есть!

— Блядь, я ещё ничего не сказал.

— Слушаю!

— Первое, заруби себе на носу, при мне ни о каком Клавдине не говорить и даже в мыслях не вспоминать. Второе, блядь… забудь его. И третье: я тебя ни хуя не отпущу, даже если будешь меня умолять. Понял?

— Так точно! — И заулыбался широко и счастливо, от чего у Дятлова в одно мгновение сердце превратилось в соплю и повисло в районе правой коленки на сосудах.

— Кузя, — рыкнул Дятлов. Заграбастав его в объятия, прижал к себе и впился в губы.

— А вы, товарищ капитан, пиздец, ревнивый, — снова широко улыбаясь, протянул Кузьмин, когда они разорвали поцелуй.

— Наедине можешь звать меня Стёпа, — пробубнил Дятлов и вновь впился в желанные губы.

— Мне нравится, что ревнивый, и нравится Стёпа, — гоготнул Кузьма, Дятлов позволил себе свой самый шикарный оскал в ответ. И уже готов был коснуться губ снова, чтобы потом продолжить в другой позе, но рядом с ними возникла звезда.

— Товарищ капитан, к нам движется неопознанный объект, пиздец, огромный и, пиздец, страшный, — доложил Вася и сильнее выпучил синие глаза.