Глава 3.

Ненавижу, когда она открывает дверь без стука. Как будто входит не ко мне, а в комнату, которую ей и так давно пора было отдать. Как будто всё тут — её.

— Надеюсь, ты хорошо спала, Алиса.

Анна. Женщина, которую мой отец называл «второй половиной».

Вошла как хозяйка. Запах духов, лака, дорогого текстиля — всё при ней. Светлое платье по фигуре, причёска как на глянце — косы, выложенные в корону. Не в мою же комнату она собиралась, ясно, где всегда краска и пахнет акрилом. Скорее, на кастинг на роль молодой жены. Противно.

Я не сдержала усмешку. Она всё ещё играла в моложавость, в игру «я лучше, чем твоя мать». А мне — хотелось укусить. За руку, за горло. Или за эти красивые губы, из которых текла отрава.

— Единственное место в доме, где я так и не смогла сделать ремонт, — фыркает она, оглядывая комнату. — Всё ещё прячешься в прошлом?

«Прячусь». Смешное слово. Эта комната — всё, что осталось. Серые стены, старая мебель, кровать, которую отец собрал сам. Только её и не тронули. Тяжёлая, добротная. Из другого времени.

— Эта кровать — из другой жизни, Алиса, — снова она. — Смешно видеть её тут.

— А мне нравится.

Слышу, как дрожит мой голос. Упрямый. Детский. Но только рядом с ней я чувствую себя вот так. На грани. Как будто меня снова в детский сад запихнули, и на входе велели не спорить.

— Конечно, тебе нравится. У тебя вкус, как у бухгалтера из девяностых. Странно, что тут не висит ковер на стене. — Она смотрит на меня. Тело моё — от макушки до пят — под её взглядом как под лупой. — Посмотри на себя. В этом свитшоте… Ты выглядишь так, будто спала в подвале.

Сжимаю зубы. Даже дышать сложно. А она вальяжно опускается на стул возле шкафа. Перебрасывает ногу на ногу. Как хозяйка. Как будто это не мой дом.

— Но я пришла не за этим. Вчера ты устроила шоу. Истерику. А потом сбежала в свой лес. Он теперь часть семьи, а если ты хочешь остаться ее частью, придётся вести себя как подобает дочери Пикассо. Да и сказала ты какую — то чушь про его положение и причины его женитьбы на мне.

— Я сказала правду, — шепчу.

— Ты сказала мерзость, — перебивает она. Голос у неё мягкий. Но губы растянуты в этой фальшивой полуулыбке. — Теперь всё испорчено. Он думает, ты неадекватная. Я еле отмазалась. Знаешь, кто такой Ратмир? Это серьёзный человек. А не твои мальчики из дорам.

— Мне плевать, что он думает, — вырывается. Я встаю. Почти срываюсь. Голова звенит, но тело не слушается. — Он не должен был приезжаьть. Он никто. Зачем ты вообще вышла за него замуж?!

Анна усмехается. Наклоняется вперёд. Говорит низко, с наслаждением:

— Он один из самых влиятельных людей страны. Он поможет мне не упустить бизнес твоего отца, сохранить деньги и приумножить их. Ну, это не считая того, что он великолепен. Уж тебе, как художнику, лучше меня это знать.

Вспоминаю о своих вчерашних набросках, которые выкинула. Не хочу его рисовать. Не буду.

Она молчит. Потом добавляет:

— Но самое главное — он может многое. Очень многое. У него связи, деньги, рычаги. Люди слушают его. И если я хочу сохранить бизнес твоего отца, отправить тебя во Францию и вылечить эту твою Лену, мне нужен кто-то, кто может держать всё это на плаву. Понимаешь теперь? Ты даже не представляешь, сколько акул набросились на меня, когда умер твой отец.

В этом есть смысл. Я знаю, что Анне пришлось не легко. Она словно управляла огромным кораблем, который дрифтует по волнам, среди целой своры пиратов. Наверное, ей и правда нужен человек, который поможет.

— Только не понимаю, зачем было жениться, тем более что любовью там и не пахнет.

— И не надо, — пожимает плечами. — Ты должна понять: мужчина рядом — это не про любовь. Это про возможности.

Я так и сижу в своём кресле, оставив набросок грозы, смотрю как она ходит по комнате, рассуждая.

— Или ты взрослеешь — и понимаешь, что жизнь устроена так. Или остаёшься в своих розовых мечтах. Только помни: этот дом держится не на воспоминаниях. А на таких, как Ратмир.

Я уже не дышу. Смотрю в её глаза — и ничего не вижу. Ни тепла. Ни вины. Ни сожаления.