Глава 2.

С этого дня ты под моим контролем, — сказал он, голосом грубым, хриплым, как шаги по гравию. — И я умею управляться с такими, как ты. Будешь истерить — научишься держать язык за зубами. Очень быстро.

Он вошёл в мастерскую, как хищник в вольер — не оглядываясь, не интересуясь ничем, кроме меня. Пространство, наполненное краской, терпким запахом льняного масла и солнечным светом из окна под потолком, не имело для него значения. Он будто вытеснил из комнаты воздух, сделав его плотным, тяжёлым, как одеяло, брошенное на лицо.

Его взгляд впился в меня. Тяжёлый, прямой, обескураживающе спокойный. Я почувствовала, как что-то холодное, живое, скользнуло по спине — как тень над светом.

Он закрыл дверь за собой и щёлкнул замок.

— Эта дверь, — произнёс он медленно, с угрозой, — больше никогда не будет закрыта. А ты больше никогда не будешь со мной так разговаривать. Поняла?

Я подняла голову, и даже это движение далось с трудом — словно мышцы шеи ослабли. Дрожь внутри поднималась, как волна — и я старалась удержать её, как умею.

— А что ты мне сделаешь? Ударишь? Давай. Мне всё равно. Я получу свои деньги и уеду. Во Францию. Учиться.

Он усмехнулся. Без намёка на радость. Эта усмешка была как трещина по стеклу — холодная, неумолимая.

— Ты их получишь только если Анна даст добро. А, как ты поняла, все её решения теперь зависят от меня. Всё, что касается тебя — зависит от меня.

Он приближался. Шаг за шагом. Мастерская будто сужалась, стены придвигались ближе, пол скрипел от его ботинок. С каждым сантиметром, что он съедал между нами, в груди росло давление — как перед панической атакой.

— Твоё будущее — я. И тебе же лучше, если ты будешь послушной девочкой. Я люблю послушных девочек.

Он схватил меня за волосы — резко, уверенно, без колебаний. Я откинулась назад, тело инстинктивно напряглось. Боль пронзила кожу на голове, но я не закричала. Смотрела прямо ему в глаза. Страх, злость, унижение — всё смешалось. Он ждал ответа.

— Поняла?

Я кивнула. Губы сжались до боли, сердце билось в горле, будто застряло.

— Я не буду с тобой спать, — выдавила я из себя, не узнавая собственный голос. — Никогда.

Он рассмеялся. Громко. Грубо. Зло. Словно выдохнул в лицо дым.

— С тобой? — Он скользнул пальцами по моему комбезу, дразняще касаясь молнии. — Да у меня на тебя даже не встанет.

Он осмотрел меня, как судья, как мясник — сверху вниз. Медленно. Смертельно.

— Неудивительно, что у тебя нет парня. В таком виде ты возбудишь разве что зэка.

Щёки вспыхнули. Не от стыда — от ярости. Но голос предал меня. Горло сжалось, как будто туда заползли ледяные пальцы.

Он отпустил мои волосы — как тряпку, как ненужный мусор.

— Учти: я не твой ухажёр. И не твой папочка. Я твой хозяин. И ты здесь, потому что я разрешил. Как и твоя бесполезная няня. Завтра будет вечеринка в честь нашей свадьбы. И если ты умная, то тебе на ней лучше появиться одетой нормально. - Он отвернулся. Как будто я перестала существовать. — Или выйдешь голой.

Я не выдержала.

Рука с тряпкой — тяжёлой, промокшей вишнёвой гуашью — метнулась сама собой. Быстро. Без расчёта. На инстинкте.

Пятно на его чёрной рубашке разошлось, как рана.

Он замер.

Тишина. Почти физическая. Гудящая.

Медленно он опустил взгляд. Потом — поднял его на меня. Никаких вспышек. Никакой ярости. Только пустота. Ледяная, мёртвая.

Он подошёл к столу и, не глядя, схватил картину — ту самую. Мою. Три ночи. Моя душа, мой сон, моя надежда.

— Нет! — вырвалось с криком. — Пожалуйста! Я… Я сделаю всё, что ты скажешь! Только не трогай её!

Он усмехнулся. Едко. Как будто я ему надоела.