Глава 2.1

День мой совсем не задался.

Оставшись в одиночестве, я с трудом заставила себя подняться на ноги и побрести обратно в дом. Это было непросто – страшно, тревожно, почти мучительно. Больше всего я опасалась встретить по дороге отца или кого-нибудь из слуг, кто мог бы подкарауливать меня по его приказу.

А с другой стороны, я надеюсь, что он уже остыл и успокоился.

Маленькими осторожными шажками я добралась до комнаты, задвинула дрожащими руками тяжелый засов, а потом упала на кровать и дала волю слезам. Этот день затянулся, он был страшным и мрачным: от моего глупого побега на рынок до семейного скандала и горьких слов матери. Я до последнего старалась быть спокойной и равнодушной, но боль оказалась сильнее меня.

Не знаю, сколько я так пролежала, оплакивая свою судьбу, но когда стемнело за маленькими окошками, кто-то нерешительно поскребся в дверь.

- Сейчас открою… - простонала я.

Сползла с кровати и отодвинула засов. Приоткрыла дверь – в образовавшуюся щель робко заглянула моя младшая сестра Эльчин. Стройная, услужливая, милая, и всегда в платке. Даже дома.

Я удивилась. Что она хочет? С добром ли пришла?

- Проходи…

- Спасибо, что не гонишь.

Она воровато оглянулась, видимо, проверяя, не шпионят ли за ней вредные служанки, которым наказано следить за поведением девиц Бедиль, а потом прошмыгнула в комнату. Я плотно закрыла дверь, но засов задвигать не стала. Если что, вытолкаю ее или наоборот – вдвоем задвинем проклятую железку. Мои руки уже болели от этой тяжести.

- Я принесла ужин, Лейла. Ты его пропустила.

- Отец гневался?

Сестра немного помялась, а потом обронила:

- Отец и матушка объявили, что поужинают в отцовских покоях.

- Хальвет, - я кивнула. – Ладно.

На душе неожиданно стало легко и пусто, словно тревожная муть, страх и боль испарились по волшебству. Конечно, так не бывает, но сейчас это неважно. Я молча наблюдала, как сестра достает из бумажного свертка хлеб, острый кебаб, и немного нарезанных сырых овощей. То ли пища была действительно очень аппетитной и вкусной, то ли я сильно проголодалась после всех переживаний, но набросилась на нее с большим аппетитом.

Эльчин наблюдала за мной с грустной улыбкой.

- Отец сказал перед уходом, что такой свадьбы, как у Анвара, не было и не будет у кого еще целый кватрион.

Я поперхнулась хлебом. Эльчин заботливо постучала меня по спине. Она была добра, как и Берна, но более спокойная и рассудительная, кажется, больше пошла характером в отца, чем в мать. И даже черты лица отцовские. А Рахим, кажется, удался в обоих родителей.

- Он так самоуверен… - протянула я.

- Тссс! – сестра сделала большие глаза и приложила палец к тонким губам. – Не говори дурного про отца! Как бы чего не случилось…

- Хм. Думаешь, подслушивают?

Эльчин не ответила, только посмотрела на меня испуганно и умоляюще.

- Прошу тебя, Лейла, молчи! Не подводи нас под удар! Ты скоро можешь уехать из этого дома, а нам жить с отцом и подчиняться его воле. Я боюсь… - голос сестренки задрожал, - боюсь… что он захочет принести кого-нибудь из нас в жертву.

Я вытерла сальные пальцы о бумагу и ласково погладила ее по плечу, хотя у самой на сердце было неспокойно.

- Почему ты так думаешь?

- После того, как ты убежала, он в гневе сказал, что у него слишком много дочерей! – всхлипнула Эльчин.

- Это он в гневе. Не придавай большого значения его словам.

Сестра слабо улыбнулась, а я продолжила есть.

Забыв обо всем плохом и мрачном, мы продолжали болтать, и сами не заметили, как засиделись до полуночи, хотя я зажгла свечи. Глухо пробили часы, висевшие в холле, но я отлично их слышала. Сердце заколотилось чаще, я с тревогой взглянула на сестру, и вспомнила, что у меня все еще много проблем.

- Эльчин, а отец говорил, когда приедет Анвар?

- Он сам не знает. Послезавтра или через два дня. А что?

Выдохнув с облегчением, я потерла ладонями горящие от напряжения виски, в которых стучала кровь. Пересохло во рту – наверное из-за острого кебаба. Я подошла к глиняному кувшину с водой, отпила прямо из горлышка, хотя рядом стояли два кубка, и неосторожно пролила немного влаги на платье.

- Как ты думаешь, я смогу убежать в университет?

- Лейла! – вскрикнула она то ли с восторгом, то ли с ужасом. – Не смей! Не надо!

Но я уже не слушала. Посмотрела на окно, за котором чернела глухая и душная южная ночь, метнулась к сундуку и перебрала вещи. И в следующий момент тут же зарычала от отчаяния и ярости, не в силах сдержать охвативших меня чувств. Костюм слуги исчез!

Они украли его!

Воры! Негодяи! Глупцы!

Шипя с ненавистью бранные слова, поминая дамонов и тварей из Хладных Земель, я захлопнула крышку сундука. Кинулась к книжному шкафу, ища свитки пергамента, купленные на рынке у старца-некроманта, который собирался умирать и продавал свои накопленные знания молодым некромантам. Но их не был! Только несколько устаревших женских романов равнодушно смотрели на меня серыми корешками и пахли пылью.

- Проклятье!

- Что с тобой, Лейла? Харам! Нельзя кричать ночью!

- Нельзя так жить! – прохрипела я, взирая с отчаянием на Эльчин, сквозь мутную пелену слез. – Нельзя слепо бояться отца и мужей! Нельзя прятать любимую одежду, нужно носить ее, сколько вздумается! Нельзя женщине воевать с женщиной, когда мы все настолько уязвимы! – я сжала кулаки, ведомая бессильной яростью. – Вот что такое истинный харам – не слышать себя и свои желания!

- Фраминий помилуй, что ты говоришь, бесноватая моя сестра! Кайся!

- Послушай меня, Эльчин! Помни то, что я сказала! Когда меня отдадут этому зверю Анвару, защищать вас будет уже некому, - прошептала я, глядя ей прямо в глаза.

Это была чистая правда – я защищала сестер от отца, если у него случалось дурное настроение, а кто-нибудь из них совершал малейшую оплошность. Вот, почему Берна пошла меня спасать на рынок, а Эльчин принесла еду. Но сейчас, увы, я бессильна.

- Мы будем стараться, Лейла, но мы – не ты, - хрипло прошептала сестра и виновато отвела взгляд. – Разреши, я пойду.

Я кивнула в ответ.

- Да, Эльчин. Ступай, моя дорогая сестра. Не заблудись в темноте.

Слабо улыбнувшись, Эльчин открыла дверь и выбежала из прохладной комнаты в темный коридор.