Глава 2.2

Ночь прошла почти без сна. А все то короткое время, что мне удалось провести в зыбкой полудреме, мерещились разные страшные образы и дурные предзнаменования. Просыпаясь, я коротко вскрикивала, хватала ртом воздух, отбрасывала в сторону тонкую простыню, неспособную защитить меня от привидевшихся чудовищ и тем более от пугающего замужества…

Быть младшей наложницей или даже младшей женой в доме герцога – равносильно добровольному уходу в рабство. Старшие наложницы и жены ни во что не ставят младших, помыкают ими, а стоит мужу уехать в столицу или на войну, и вовсе начинается ужасная пора.

Во мне тлела робкая надежда на то, что со мной станут обращаться чуть лучше. Я же все-таки девица Бедиль, а не плененная аранийка или летонийка. К тому же, владею некоторыми знаниями некроманта. Развить их мне никто не позволит, но и уничтожить тоже не смогут, ведь герцогу Анвару нужен будет наследник с хорошим магическим потенциалом…

Хотя не знаю, есть ли у Анвара сыновья.

И есть ли они у Эльмазов – других его вассалов. И у прочих. Почему-то эти темы усердно обходили стороной во время семейных торжеств.

Как только начало светать, я провалилась в глухое беспамятство, и только служанка Айсель сумела меня разбудить.

- Госпожа, просыпайтесь, пожалуйста, - молодая женщина смотрела на меня с тревогой и удивлением.

- Что случилось… - простонала я.

- Ваш отец требует, чтобы вы срочно спустились к завтраку.

- Но время…

- Десять часов утра, госпожа.

О, великий Фраминий помилуй!

Встать с постели мне стоило больших трудов, но омовение лица холодной водой принесло свои плоды – ушли прочь и сонливость, и лень. Я наскоро одела поданное служанкой синее платье, и торопливо покинула комнату, чтобы присоединиться к своей семье.

Ох и разгневался, наверное, отец, когда не увидел меня за столом! Еще решил, чего доброго, что я продолжаю вчерашний бунт! Так что пока я спускалась в обеденную, несколько раз оглядывалась, ища возможность улизнуть. Но Айсель неотступно следовала за мной.

- Скажи, отец в ярости? – рискнула я спросить уже на первом этаже.

- Нет, госпожа. Он в добрейшем расположении духа.

Странное дело, словно вовсе и не про отца речь.

Однако, когда я медленно, на трясущихся ногах, вошла в обеденную, то оказалось, что служанка права. Мой отец, Селим Бедиль, сидел ровно, смотрел весело, обнимал жену, шептал ей ласковые слова, и говорил всем присутствующим, чтобы ели досыта. Что это с ним? В последний раз он был таким добрым, когда Рахим позапрошлым летом упал с лошади и сломал руку. Тогда отец охал и вздыхал о любимом сыне – но это не помешало ему ударить Рахима по уху через день после выздоровления.

Я нерешительно замерла на пороге, сделала первый шаг. Склонила голову с почтением. Главное – поклониться своему угнетателю, будь он тебе отцом или мужем, а искренне или фальшиво, это уже никому не интересно. Так меня наставляла мать, когда мой характер впервые проявился, и, похоже, мне придется воспользоваться этим, чтобы выжить.

- Здравствуй, дорогая дочь! – произнес спокойным, добрым голосом отец. – Присаживайся. Почему проспала?

- Я страдала от бессонницы, отец.

Честно призналась. Пусть меня считают диковатой бунтаркой, неблагодарной дочерью и так далее, но я никогда не была лгуньей. А то, что прячу в сундуке мужской наряд и старую чалму, это не ложь, а хитрость. Вернее, держала… Интересно, кто взял?

Тем временем отец благодушно кивнул. Видимо, у него и в самом деле хорошее настроение. Интересно, это хальвет с матерью оказал на него такое влияние или он просто старается играть роль примерного семьянина накануне приезда Анвара?

Под его пристальным взглядом я села за стол и сумела сделать вид, что меня ничего не смущает. Как бы то ни было, за свою свободу я собиралась бороться до последнего, а если он вдруг стал так добр, попрошу отпустить меня в магический университет. Там не будет мужчин, там женщины с востока обучают только девушек, в том числе и благонравных южанок, там я познаю основы некромантии и смогу потом передать это своим детям…

Но как только я собралась высказать ему все это, осеклась. Прикусила язык. Затравленно посмотрела по сторонам и вспомнила одну простую деталь.

Тот, кто украл книги и вещи из моей комнаты, наверное, сделал это по велению отца или матери. Поэтому я помедлила и с надрывом сказала другое.

- Отец, взываю к вашей милости!

- Да, дочь моя? – на лице графа проступило легкое недоумение. – Я готов вас выслушать, но не позже, чем принесут наш сливочный суп.

Я быстро кивнула и затараторила:

- У меня из комнаты пропали книги и свитки пергамента! Все, чему я обучалась. А также математика, география и один военный трактат. Кто-то проник в мою комнату вчера, в послеобеденное время. Когда я вернулась домой, полки шкафа были полупустыми!

Отец выслушал меня спокойно, ни разу не перебив, хотя ему это было свойственно. Потом обронил вполголоса:

- Вот тебе хороший урок, Лейла. Хорошие девушки должны не бегать по улицам, оплакивая свое девичество, а сидеть на женской половине и охранять свое добро.

- Отец…

- Это во-первых, и не смей перебивать, - в спокойном голосе обозначился острый стальной холод. – Во-вторых, зачем южной девице военный трактат? Ты собираешься на войну, Лейла?

- Нет. Мне принес его учитель по математике, отец. Для наглядности подсчета…

- Учитель Аяз? – нахмурился граф. – Хорошо, что он ушел из нашего дома, иначе бы я вздернул его своими руками. Давать девицам такое… безобразие… харам…

Он еще долго ворчал, хмурился, качал головой, совсем расстроенный, а потом принесли суп и мы принялись за еду. Я уже думала, что разговор окончен и не собиралась злить отца крамольными беседами, но вот он закончил есть, бросил ложку в опустевшую глубокую тарелку, и продолжил недовольным голосом:

- Это я велел унести книги из твоей комнаты, Лейла. Не хочу, чтобы ты думала, будто к тебе пробрались враги или воры. Не хочу, чтобы моя дочь боялась.

Я и так боялась – его злости, его желаний, его решений, и даже его шагов. Но в ответ на эти слова только склонила голову и прошептала чуть слышно:

- Благодарю, отец.

Сейчас не то время, когда нужно давать волю характеру. Иначе граф рассердится и может навредить если не мне, то моим пугливым сестрицам или Рахиму. Я поговорю с ним позже, наедине, и не за столом. Главное – успеть сделать это до завтрашнего дня. И еще главнее – тщательно подобрать самые лучшие и убедительные слова.

Да уж. Видел бы мой покойный наставник по риторике, как я трясусь перед очень важным разговором – разочаровался бы.