Глава 2-2

Вязкое время тянулось в жаре расплавленной патокой. Липкое, гнетущее, выматывающее неизвестностью. Облегчение от воды быстро прошло, и спустя какое-то время Рэмир стал вновь тонуть в знойном воздухе, продолжая уже не мыслить, а бредить.

И именно в этот момент дверь камеры вновь скрипнула.

Принц вяло встрепенулся. Очередное посещение преступника? Уже пятое за сегодняшний день! Не темница, а проходной двор какой-то.

Ниат? Король? Заговорщик?

Какая разница.

Как же болят ноги и плечи!

Шаги были тяжелые, немного шаркающие, словно шел пожилой человек. Не похоже, что король или Ниат. Скорее всего, это тот самый тюремщик, о котором говорил смотритель. Затем раздался глухой стук с коротким лязгом — так обычно звякают ведра, наполненные чем-то тяжелым. Ему принесли полные ведра воды? Как лошади на водопое? Рэм вымученно усмехнулся своим мыслям и устало опустил голову на грудь, не замечая, как с его уст срывается слабый стон. Нужно было дождаться воду, но сознание стало уплывать в знойное марево.

Легкое прикосновение заставило его слепо шевельнуться. Шершавая мозолистая ладонь осторожно погладила по щеке, приподняла его голову. Мимолетная, почти неуклюжая ласка, такая неожиданная и такая трогательная. Кто это?..

Губ коснулась чаша с водой. Что в этом мире самое важное и нужное? Власть? Драгоценности? Золото? Какая глупость! Вода! Только вода! По крайней мере, для него сейчас… Рэмир пил, впадая в нирвану, делая вынужденные передышки лишь когда неизвестный тюремщик мудро отводил чашу от губ для того, чтобы принц перевел дыхание. А когда, утолив жажду, Рэм отстранился сам, то его ноги вдруг подкосились, и он повис бы на цепях, если бы мужчина не подхватил его крепкими мускулистыми руками.

Спустя пару мгновений Рэмир уж смог стоять самостоятельно.

— Я в порядке, — пробормотал он, выпутываясь из крепких рук тюремщика.

Шершавая натруженная ладонь ободряюще погладила его по плечу. Затем тюремщик чем-то заплескал, а после стал бережно обтирать Рэма мягкой, истекающей водой тряпицей. Принц едва не застонал снова, на сей раз от блаженства. Вода не была ледяной, но раскаленной коже казалась холодной и божественно освежающей.

Лицо Рэму мужчина протер не снимая повязки с глаз, лишь слегка отогнул ее от кожи на лбу и щеках. Не отжимая ветошь, прошелся по шее, плечам, торсу, освежил принцу руки, ноги, заботливо протерев под оковами. Действовал он уверенно и осторожно, и даже в интимных местах умудрился помыть Рэмира столь деликатно, что даже не вызвал у того особого смущения.

Рэмир словно возрождался к жизни, и молчание в темноте стало угнетать.

— У тебя ловко получается. Можно подумать, что ты только и делаешь, что заботишься о провинившихся генэшах.

Руки тюремщика на мгновение застыли на спине принца, но тут же вновь продолжили свое дело в полном молчании.

— Почему не отвечаешь? Я угадал?

Вытирающие его руки вновь замерли, словно в замешательстве, и исчезли. Смешно, но Рэм испытал разочарование.

— Эй, что молчишь? Тебе запретили разговаривать со мной?

Мгновение тишины, затем негромкий короткий вздох, и к груди Рэмира у левого плеча вдруг прислонилась голова. Жесткие густые волосы, похоже, были схвачены опоясывающей голову бечевкой и густо пахли сеном и горьковатыми листьями талыни. Мужчина отрицательно качнул головой. Своеобразный способ беседы.

— Нет? — понял Рэм. — Не запретили?

Мужчина снова отрицательно шевельнул головой.

— Тогда почему молчишь? — и вдруг, вспомнив слова Ниата, сообразил. — Ты действительно немой?

Утвердительный кивок.

— Печально.

«Нет».

— Уже привык молчать?

«Да».

— Бедолага. Так что, ты действительно особый тюремщик для генэшей?

«Да», — чуть помедлив.

— Ну, вот видишь, — невесело усмехнулся Рэмир. — Мы с тобой можем замечательно болтать, несмотря ни на что.

Щетинистая щека тюремщика слегка приподнялась, так что Рэм решил, что тот улыбнулся. А затем одновременно рука мужчины ободряюще погладила принца по голове. Шершавая ладонь цепляла волосы и повязку на глазах, но все равно жест показался мягким и добрым. Интересно, а если этому надсмотрщику прикажут наказывать генеша, он тоже станет так же ласково гладить его пред экзекуцией?

Оторвавшись от пленника, немой легонько коснулся низа живота принца пальцем, а затем, став позади Рэмира, начал медленно лить воду широким потоком на плечи, так, что она сливалась у юноши по груди и животу. Рэмир, похоже, догадался для чего, и в какой-то момент принцу удалось-таки вновь облегчить свой организм без ущерба самолюбию. Деликатность надсмотрщика показалась забавной, но еще более смешной была благодарность, родившаяся в груди Рэма в ответ на нее. А еще большую благодарность Рэм испытал, когда надсмотрщик, позаботившись о его измученных ступнях, подсунув под ноги на железную решетку какую-то толстую дерюгу.

Принц чутко прислушивался к шорохам и звукам, которые сопутствовали действиям тюремщика. Похоже, уходить он не собирался. Что-то тянул по каменному полу, чем-то шуршал, а еще через какое-то время снова подошел ближе и стал кормить Рэмира. Лепешка была теплой и свежей, а внутри нее обнаружилась довольно вкусная начинка из какой-то крупы и овощей.

Закончив с едой, мужчина подергал сковывающие принца цепи и стал, похоже, возиться с удерживавшими их блоками. Рэм насторожился, но в итоге манипуляций цепи немного ослабили натяжение. Видимо, немой остался недоволен результатом, потому что повозился еще какое-то время, досадливо вздохнул и, похоже, бросил свою затею. Затем снова напоил принца и, погладив напоследок по голове, тяжело шаркая ногами, вышел из застенка.

***

В этот день Ниат приходил еще пару раз. Злой и уставший, он выдернул из-под ног принца подстилку, заставив Рэма зашипеть от боли в ступнях, снова поинтересовался, готов ли генэш просить короля о прощении, и, получив отказ, убирался прочь. С тем, чтобы вернуться вновь и опять уйти ни с чем.

Когда же лучи палящего солнца ослабли, и прохлада гор стала пробираться через бойницы, вновь пришел старый немой. Рэм был уверен, что тюремщик совсем немолод, потому, что только умудренный жизнью и многое повидавший на своем веку человек мог с таким сочувствием и пониманием ухаживать и помогать заточенному строптивому генэшу.

Он напоил и накормил Рэмира, снова помог ему облегчиться, обмыл разгоряченное тело и умудрился ослабить цепи еще немного. Рэм не стал спрашивать, по своей ли воле или по воле короля тюремщик отпустил оковы. Принц смог немного поменять положение рук — и это было главное.

Вновь подложив под ноги генэша какую-то толстую грубую ткань, тюремщик неожиданно потянул Рэмира вниз, одновременно встав на колени перед ним. Не понимая происходящего, принц насторожился, но сопротивляться не стал. От сильных заботливых рук ждать неприятностей не хотелось. Не сейчас. Стать на колени сам Рэм не мог — не позволяла длина цепей на руках. Однако немой, извернувшись, подставился под грудь узника, отклонился назад, и Рэм вдруг оказался практически лежащим на своем тюремщике. Это было неловко и странно. Но боги, какое это было облегчение! Подхватив крепкими мозолистыми руками принца за поясницу, немой расположил Рэма так, что совсем снял нагрузку с его ног, позволив принцу расслабиться и дать передохнуть горящим от решетки ступням. При этом и затекшие руки Рэма не напрягались, а вдруг изменив положение, легко повисли почти без боли и ломоты!

Принц подумал, что стоило бы выпутаться из захвата надсмотрщика, но прервать так неожиданно подаренную передышку оказалось непросто. А мужчина слегка надавил Рэму на затылок, укладывая его голову себе на плечо, и успокаивающе погладил по спине. Словно баюкал дитя перед сном. Он предлагал ему отдохнуть?!

— Я ненадолго… только передохну… — выдохнул принц и смежил под повязкой веки.

Пахло сеном, горечью талыни и горячим мужским телом. Мужское тело, наверное, всегда пахнет одинаково…

Рэму казалось, что он уплыл в забытье всего на мгновение, но когда проснулся, почувствовал, как дрожит под ним от напряжения тело тюремщика. Мужчина прерывисто дышал, но все равно продолжал из последних сил удерживать принца слабеющими руками, даря ему необходимый отдых. Неужели Рэм спал так долго?!

Попытавшись было встать на ноги, принц неловко споткнулся скованными ногами, свалив беднягу тюремщика на пол, одновременно и сам повиснув в наручниках, едва не сорвав кожу на запястьях.

— Сколько я проспал? — спросил Рэм, когда с помощью тюремщика встал на ноги. — Ах да! Ты же не можешь говорить. Тебе, наверное, было неимоверно тяжело стоять. Да еще в такой неудобной позе! Прости, что заснул так надолго.

Тюремщик легонько похлопал узника по плечу, дескать — не беда, все нормально, — и стал приводить его в порядок: помог облегчиться, умыл, освежил тело. Затем помог утолить голод и жажду, после чего, ласково погладив Рэма на прощание по голове, пошаркал к выходу.

— Ты еще вернешься? — невольно вырвалось у Рэма.

Шаги замерли, затем приблизились вновь, и принц ощутил, как прислонившаяся к плечу голова надсмотрщика кивнула: «Да». Глупо, но Рэм облегченно вздохнул.

На этот раз утро было не жарким, даже наоборот. Холодный ветер тоскливо выл в окнах-бойницах, выдувая из узилища вчерашний зной. Солнечные лучи лишь время от времени нагревали обнаженное тело Рэма, а вскоре и вовсе по крыше забарабанил проливной дождь. Похоже, убийственная жара узнику сегодня не грозила.

Появиться в башне король Кирии так и не соблаговолил, зато с утра пораньше притащился Ниат с намозолившим уши вопросом, не решился ли генэш молить мужа о прощении. Ответ Рэма был предсказуемо отрицательным, и второй смотритель, так внезапно ставший главным, убрался прочь, угрожая припомнить впоследствии генэшу его упертость. Похоже, монарх ожидал от Ниата «добрых» вестей, последний жаждал выслужиться, а Рэмир в очередной раз рушил планы на показательное наказание и Аделарду, и его прихвостню.

Дождь лил как из ведра, и Рэм в очередной раз мрачно восхитился черным гением архитектора башни — какая бы ни стояла погода, узник в ней будет мучиться постоянно. Еще вчера принц изнывал от жары, едва не теряя сознание, а сегодня ледяной горный ветер пронизывал его насквозь, холодя металл кандалов. Спрашивается, где этот ветер был вчера?! Вода, видимо, сливалась по стокам и собиралась в стоящие у стен большие кадки — звук наполняющихся емкостей не умолкал ни на мгновение. Затем Рэмиру показалось, что вода стала переливаться через край кадок и шум устремившегося вниз потока стал раздаваться откуда-то из-под ног Рэма, под железной решеткой. Воды было много. Она была рядом, но вот напиться принц не имел возможности, и жажда вновь стала мучить несчастного генэша.

Через бесконечное время раздумий, уже ставшей почти привычной ломоты во всем теле и впивающихся в ступни прутьев решетки, наконец, пришел немой тюремщик. Его приход заставил Рэма слабо улыбнуться — он сулил облегчение. Да и на душе почему-то стало легче. Немой надсмотрщик приносил с собой частичку участливого человеческого тепла, которого так не хватало Рэму и в котором он сейчас так отчаянно нуждался.

Осторожные шершавые от мозолей крепкие руки снова заботливо помогли принцу во всем. Совершенно во всем! После того, как Рэма накормили и напоили, немой мужчина практически вынудил его облегчиться не только по малой нужде.

— Твоя работа дурно попахивает, — попытался отшутиться Рэм, пытаясь за иронией скрыть снедающую его неловкость.

Немой только тихо хмыкнул, покопошился в каких-то вещах, что-то куда-то плеснул и вдруг до ноздрей принца долетел приятный цветочный запах.

— О боги! Ты принес настоящее мыло?!

Тюремщик лишь что-то довольно промычал и стал намыливать тело принца, тщательно и осторожно убирая следы совсем не ароматного физиологического действа. Под конец Рэмиру вновь подстелили под ноги подстилку, а плечи укутали какой-то теплой накидкой, прикрыв от пронизывающего ветра. По-отечески провели грубой ладонью по волосам и стали растирать онемевшие руки и плечи, согревая дыханием заледеневшие пальцы принца.

На этот раз пробыл немой в узилище недолго, но Рэмир успел узнать, что уже полдень и что старик вернется сюда к ночи. Ни о том, что случилось с Лигией и Мумуфом, ни о том, долго ли собирается держать его в кандалах венценосный супруг, немой тюремщик не знал. Лишь совершенно твердо дал понять, что никто другой, кроме него, короля и Ниата в башне появиться не может.