Глава 1-2

Пытаясь оставаться внешне невозмутимым, Рэмир напряженно вслушивался в темноту. Он не мог понять, остался ли один в застенке, или рядом с ним есть еще кто-нибудь. Возможно, Ниат просто сделал вид, что ушел, а на самом деле остался и наблюдает за ним, насмехаясь? Или рядом находится какой-нибудь другой надсмотрщик? Рэмир замер, пытаясь расслышать то, что услышать не мог — чужое дыхание. Застыл, не шевелясь, решая как же ему себя вести. Возможно ли без ущерба самолюбию позволить себе хотя бы незначительную слабость или должно продолжать выдерживать лицо бесстрастного и гордого герлансийского принца перед кем-то разглядывающим его?

Черная повязка на глазах внезапно сделала окружающий мир чужим и непредсказуемым. Тоскливые завывания горного ветра в бойницах, какие-то шорохи под крышей… Обычные звуки вдруг стали остро буравить мозг, заставляя реагировать на самое незначительное шуршание.

Наплевав на возможных соглядатаев, Рэм попытался сдвинуть повязку вверх, дотянувшись головой до плеча, но она крепко обхватывала голову, а цепи не оставляли простора для движений. И скоро устав от бесполезных попыток освободить глаза, Рэмир застыл, прислушиваясь и собираясь с мыслями. Довольно быстро он почему-то уверился, что в камере находится один. Что ему дало это открытие? Ровным счетом ничего. Еще он убедился, что освободиться из цепей самостоятельно не сможет. Теперь ему оставалось только ждать и думать.

Сейчас вся его затея со снадобьем казалась невообразимо глупой. И все же он не жалел о ней и почему-то был уверен, что Аделард хоть и наказал юную жену, но вскоре непременно простит ее. То, что Лигия наконец-то переспала с супругом вселяло надежду, что бедную несчастную птаху не выбросят из королевского дворца, если она понесет от первого секса с Аделардом. Это было бы замечательно. Девушка не была бы опозорена и осталась бы жить счастливо с любимым. Смущало только, что в этой ночи страсти, он, Рэмир, участвовал не менее активно, чем сама королевская чета. Как такое вообще было возможно! Он и представить не мог, что снадобье окажется таким мощным и начнет действовать практически мгновенно. Перед его мысленным взором мелькнули картинки ночной оргии, и принца передернуло. Это было какое-то животное безумие.

Интересно, что же с ним самим теперь будет? И зачем этот странный король завязал ему глаза? Уж точно не для того, чтобы Рэмиру думалось проще. Вялость и бессилие, что испытывал Рэм после пробуждения, неожиданно нахлынули тяжелой волной, и он едва удерживался на ослабевших ногах. Но справился, стал поустойчивей и приготовился ждать разрешения своей участи.

В какой-то момент холодный горный ветер утих, и обнаженное тело принца стали согревать пробирающиеся через бойницы солнечные лучи. Однако ласковое тепло постепенно превратилось в нестерпимый жар. Уже полдень? Или это всего лишь знойное утро? Время вдруг превратилось в бесконечность, тянущуюся медленно и непредсказуемо. Когда солнце будет в зените, а затем повернет к западу, должна появиться тень и станет легче. Но тени не было. Теперь стала понятна одна из жестоких задумок строителей башни — частые бойницы по периметру стен пропускали палящее солнце в узилище почти постоянно, раскаляя воздух до предела. Крыша не спасала от зноя, накаляясь сама, и духота в башне в конце концов становилась просто невозможной. К счастью, свистящие порывы горного воздуха касались головы принца, и только благодаря им Рэм получал хоть какое-то облегчение. Страшно хотелось пить. Он помнил, что король приказал посадить его на хлеб и воду. Но вот когда его обеспечат обещанными «дарами», предположить было сложно.

Каменные плиты пола стали горячими, отражая лучи и усиливая зной, но это было не самое мучительное — узкие перекладины грубой железной решетки стока, что были под ногами Рэма, больно впились в босые ступни, а короткие цепи кандалов, удерживающих щиколотки принца, не позволяли ему сдвинуться с места, лишь слегка переступать ногами. Облегчение эти шажки не приносили совсем. Напротив, каждое новое движение доставляло только еще более сильные страдания подошвам ног. Он попытался было встать на колени, чтобы хоть немного дать передохнуть ступням, но из-за удерживающих руки оков смог лишь немного присесть. При этом цепи натягивались, заставляя кандалы болезненно врезаться в кожу запястий.

И все же, несмотря ни на что, к происходящему с ним Рэм относился спокойно, воспринимая все, испытываемое им, просто неудобствами, всего лишь раздражающими мелочами по сравнению с тем, каким пыткам могли бы подвергнуть плененного воина те же чирки. Однако с каждым мгновением терпеть эти «неудобства» было все сложнее и сложнее. И Рэм злился на себя за это слабодушие, упуская из виду, что, в сущности, в его юной жизни младшего принца было не так уж и много физических лишений. Ну, разве что, пара ранений в бою да усталость в тренировках и долгом походе к Вильгену. Конечно, то, что он выдерживал невыносимую жару без воды и до сих пор не лишился чувств, говорило о его недюжинном здоровье. И все же… Сейчас ему казалось, что вытерпеть боль от ран после сражения было гораздо легче, чем это вынужденное лишение способности видеть и двигаться.

Рэм не мог понять, сколько прошло времени. Оно тянулось бесконечно долго. Ступни горели от режущей боли, затекшие от неудобного положения руки стало ломить в плечах. А к уже описанным изматывающим ощущениям присоединилось еще одно — организм затребовал выхода физиологическим потребностям! Но сделать это практически распятым в цепях, вот так, стоя посередине каземата, для принца было совершенно невозможно! И спустя какое-то время Рэм не мог думать больше ни о чем, кроме разрывающегося мочевого пузыря. И жажды. Ужасающей жажды*.

Именно в этот момент Рэм услышал лязг засовов, скрип отворившейся двери и приближающиеся шаги.

— Сомневаюсь, что ты одумался, генэш, но все же спрошу: ты готов нижайше молить своего мужа и господина даровать тебе прощение?

Пересохший язык Рэма и так никогда бы не повернулся умолять освободить его из застенка у кого-то бы то ни было, а сейчас, после того, что сказал ему Хаммиз, он и подавно этого не сделал бы. Рэмир смолчал, лишь чуть повернул голову в сторону входа, пытаясь на слух определить, где сейчас находится Ниат. Не видеть кирианца, быть скованным, да еще и стоять перед ним полностью обнаженным… Все это заставляло чувствовать себя уязвимым и беспомощным.

— Государь приказал держать тебя на хлебе и воде, — раздался совсем рядом надменный голос Ниата. — Я с радостью выполняю его волю.

Воздух перед ним шевельнулся, и Рэмир ощутил запах воды. Запах воды! До сегодняшнего дня принц даже не думал, что питьевая вода может пахнуть! Глотка судорожно сжалась в стремлении насытиться необходимой влагой. Однако как на это решиться и не опозориться перед Ниатом Рэм не представлял — переполненный мочевой пузырь был на пределе. И все же жажда пересиливала стыд.

— Ну что же, пои, если приказали. Сам я, как видишь, напиться не смогу.

— Я принес тебе воду, — в голосе Ниата послышались менторские нотки. — Это акт послушания государю и милосердия по отношению к тебе. Но ты должен попросить меня учтиво, как и положено наказанному, но воспитанному генэшу. И тогда я дам тебе напиться.

Рэмир с трудом сглотнул, чувствуя, как закипает в нем злость.

— Впрочем, — невозмутимо продолжил Ниат, — ты, возможно, до сих пор не знаешь, как положено правильно говорить генэшу с мужчинами. Мумуф оказался плохим учителем. Я научу тебя сам. Тебе следует сказать: «Господин мой Ниат! Нижайше прошу вас дать мне глоток воды». Повтори!

— Тебе приказали напоить меня, а не учить манерам. Так выполняй приказ своего короля!

— Говори, как велят, генэш, — словно не услышав слов Рэмира, спокойно приказал второй смотритель супружеской половины. — «Господин мой Ниат! Нижайше прошу вас дать мне глоток воды».

Рэм скрипнул зубами и хрипло выплюнул:

— Пошел ты…

— Что же, твоя спесь не станет для короля неожиданностью. Поэтому я, скорбя о твоей строптивости, сообщу владыке, что его генэш из гордости отказался пить принесенную мной воду и просто опрокинул чашу.

Зависла тишина, а потом лицо Рэмира вдруг обожгла вплеснутая ублюдком Ниатом ледяная вода. Рэм едва не задохнулся от неожиданности. Холодные струи щекочущими змеями пролились вниз по подбородку, по шее, груди, животу… и мочевой пузырь Рэма не выдержал.

— Какой достойный принца ответ! — брезгливо рассмеялся Ниат.

Больше всего на свете в эту минуту Рэмир жаждал умереть от стыда, однако стиснув зубы, он вскинул голову, даже не поворачиваясь на голос, и со всей наглостью, на какую был способен, изрек:

— Если тебе нравится смотреть, как королевские особы справляют нужду — оставайся. Раз уж меня не освободят из цепей, я порадую тебя подобным зрелищем еще не раз!

— Бесстыжее, своенравное животное! — раздалось откуда-то с боку, затем что-то упало на пол и, похоже, разбилось. — Башня — самое достойное место для тебя!

Шаги, лязг засовов, тишина.