Глава 1-1

Его быстро тащили по переходам, но продолжалось это недолго — вероятно, вход в пресловутое место наказания находился прямо на половине королевских супругов. Видеть дорогу Рэм не мог — кто-то замотал его голову унной и теперь принц едва не задыхался в сбившейся комком тряпке. Гремели железные запоры, со скрипом отпирались какие-то двери… Когда ступени под ногами стали круто уходить вверх, Рэмир понял, что его наконец доставили до лестницы в башню. Именно в этот момент возникло какое-то замешательство, и люди, что тащили его, посторонились, отдавая провинившегося генэша в другие, не менее крепкие руки. Рэмира дернули вверх по лестнице, и он услышал торопливый шепот Хаммиза.

— Какого демона? Что между вами произошло? — начальник дворцовой охраны на ходу расправил на принце унну, и дышать стало немного легче.

Случившееся между королем и его супругами Рэмир считал слишком личным, чтобы рассказывать об этом даже Хаммизу. В конце концов, если король захочет — сам поведает своему другу о ночной оргии.

— Ладно, это не важно! — нетерпеливо продолжил кирианец и, наклонившись к самому уху принца, быстро заговорил. — Если тебя отправили в башню, значит, все можно представить всего лишь семейной стычкой, а не оскорблением государя. Это хорошо. Главное, запомни: что бы ни случилось там, в башне, ни за что не проси короля простить тебя! Ни его лично, ни через надсмотрщиков! Жди, пока он не простит тебя сам!

Рэм даже притормозил от неожиданности, но кто-то подтолкнул его в спину, а Хаммиз поволок его дальше.

— Почему так? — тихо поинтересовался Рэм.

Он вовсе не планировал молить о пощаде, но услышать подобный совет в его ситуации, тем более от Хаммиза было по крайней мере неожиданно.

— Потому, что в этом случае, — все тем же торопливым шепотом ответил кирианец, — тебе придется показать всем, насколько ты раскаиваешься в своей дерзости и прилюдно проявить свою покорность и подчинение мужу. Иными словами, король должен будет овладеть тобой перед всеми, кто видел, как ты его ударил. Это считается одновременно и наказанием, и доказательством полной власти над генэшем. Уверен, Мумуф не успел тебя предупредить, а сам-то ты точно ничего об этом обычае не знаешь. Поэтому, когда окажешься в башне — молчи и терпи, что бы с тобой ни делали. Даю слово, Аделард не станет тебя калечить. Через пару-тройку дней он перебесится. Еще один день уйдет на то, чтобы найти достойный повод тебя простить. А потом ты снова вернешься к обычной жизни. И все это забудется, как страшный сон. Просто перетерпи несколько дней! Приятного мало, но это лучше, чем палач с топором, — он слегка отстранился и ослабил хватку. — А теперь, пни меня посильнее! И не обижайся…

Немного озадаченный его словами, Рэмир тем не менее от души лягнул кирианца ногой. Хаммиз отпустил его руки. Раздались сердитые крики и ругань, и несколько человек тут же скрутили принца еще жестче, чем прежде, и уже совсем без всякого почтения практически понесли вверх.

— В железо! — раздался жесткий голос Ниата, когда Рэмира затащили в какое-то помещение. — Шевелитесь быстрее, если не хотите сами оказаться в кандалах.

Дернув Рэма куда-то вперед, охранники, в очередной раз всем скопом сломили его сопротивление и быстро надели на него кандалы, приковав ноги к полу, а руки растянув в стороны. Топот удаляющихся шагов и зависшая после этого тишина возвестили о том, что охрана покинула узилище. А еще через мгновение тряпку с головы Рэмира сорвали, и он увидел рядом с собой Ниата.

Принц быстро осмотрелся. Округлое и просторное, его узилище располагалось на самом верху пресловутой башни. Почти под самым деревянным потолком, в верхней половине каменных стен по всему периметру зияли частые черные провалы окон-бойниц, в которых неприятно завывал ночной ветер. Рэмира приковали в центре камеры. Хитрые деревянные блоки удерживали цепи в нужном положении и позволяли заточенному лишь слегка шевелить руками и едва-едва переступать ногами на месте. Прямо под ним в каменном полу зиял глубоким провалом колодец, покрытый грубой кованой решеткой, видимо, предназначенный для стока крови несчастных жертв супружеского гнева.

— Я знал, что этим закончится! — мрачно ухмыльнулся второй смотритель, отшвыривая унну Рэмира в угол. — Публичный мальчишка, привыкший бесстыдно обнажать лицо и непристойно общаться с мужчинами при дворе своего отца, не может без кнута начать следовать правилам приличий, принятым на его новой вотчине. Тебя нужно было учить с первого дня хорошим манерам младшего мужа, покорности и смирению. Даже твой отец — король Дедерик — это понимал, потому и передал отцовские права на тебя кирианцу! Но Хаммиз Байяр слишком занят, чтобы заниматься твоим воспитанием, а Мумуф решил действовать только увещеваниями. Глупец! Теперь он жестоко поплатится за свою ошибку!

— Причем тут Мумуф?

Ниат отвратительно засмеялся.

— Обязанностью Мумуфа было следить за порядком на супружеской половине и за благовоспитанным поведением генэша государя. Но он распустил тебя своей мягкотелостью, и это погубило изворотливого плешивца! Надеюсь, навсегда! Но меня подобная судьба не ждет. Потому что я точно знаю, как ломать упрямых и своенравных гордецов. Ты выйдешь отсюда тихой и пугливой девочкой, мягкой и податливой, как плюшевая подстилка.

Он подошел к стене, рядом с которой стояли несколько кадок с водой. В одной из них и торчали плети и розги.

— Видишь? Я чувствовал, что ты скоро окажешься тут и приготовился!

Он взял одну из плетей, со свистом стегнул по воздуху, а затем, свернув ее вдвое, снова обернулся к Рэмиру:

— Теперь у тебя будут только два бога — государь и я. От государя будет зависеть, как долго ты проживешь. А от меня — как именно ты будешь жить в то время, пока не ублажаешь короля.

Он отодвинул рукоятью плети полу халата Рэма, и провел ею вверх по внутренней поверхности бедра принца до самой промежности, заставив юношу брезгливо дернуться в попытке избежать унизительного прикосновения. Но цепи не давали возможности двигаться, а ублюдок Ниат только мерзко осклабился и надавил еще сильнее ему между ног.

— Я научу тебя получать удовольствие от мужской любви.

Неожиданно за дверями раздались чьи-то голоса, среди которых явственно слышалось гневное рычание Аделарда, и Ниат, резко отдернув плеть, торопливо отступил от Рэма. Это определенно давало повод предположить, что никаких распоряжений по его «воспитанию» от короля эта тварь — второй смотритель — не получал. Во всяком случае, пока.

Король в сопровождении Хаммиза ворвался в застенок, тяжело дыша от быстрого подъема, яростно сверкая глазами и прижимая к разбитым губам насквозь пропитавшийся кровью платок. Ниат почтительно склонился, торопливо протягивая владыке влажно лоснящуюся кожаную плеть. Но Аделард застыл, не замечая этого, прожигая взглядом провинившегося супруга. Гнев государя ни на йоту не стал меньше, напротив, создавалось впечатление, что король заводился с каждым мгновением все больше и больше. И, похоже, это очень тревожило Хаммиза. Внешне начальник стражи был спокоен, но пронзительный взгляд кирианца нервно метнулся с короля на его генэша, а затем на Ниата.

— Почему здесь не Мумуф?

Аделард поморщился и резко выплюнул:

— Он сейчас там, где ему положено быть. Глупое бестолковое существо…

Глаза склоненного Ниата скосились на генэша и сверкнули злобным торжеством. Положение Рэмира было незавидным, но чувство вины перед толстячком пересилило здравый смысл, и принц не столько попросил, сколько потребовал:

— Отпусти его! Мумуф ничего не знал. Это мой проступок, ответить за него я смогу и сам!

На мгновение лицо Аделарда окаменело, а затем исказилось совершенно непонятной Рэмиру гримасой.

— Сам? Сам?!

Сорвавшись с места, монарх выдернул плеть из рук Ниата и в ярости шагнул к мужу.

— Государь… — рискнул вмешаться Хаммиз.

Но король лишь отшвырнул окровавленный платок и грозно скомандовал:

— Прочь отсюда все!

Не прерывая поклона, Ниат тут же змеей поспешно выскользнул из каземата. Хаммиз же колебался и даже, набравшись храбрости, решился, увещевая, коснуться руки своего короля. Однако Аделард вдруг болезненно зажмурился и исступленно закричал:

— Я сказал — прочь отсюда все!!!

На этот раз Хаммиз отступил, не смея перечить взбешенному монарху, бросив на Рэмира тревожный непонимающий взгляд. Похоже, что-то шло совсем не так, как рассчитывал его «опекун». И все же перед тем, как покинуть застенок, Хаммиз, уже откровенно рискуя, произнес:

— Государь, прошу, не делайте того, о чем потом пожалеете!

Договорить он не успел — словно обезумев, монарх схватил одной рукой, оказавшийся рядом, грубо сколоченный табурет и запустил им в Хаммиза. Табурет разлетелся в щепки, ударившись о стену. Хаммиз, который даже не пытался уклониться, нахмурившись посмотрел на обломки табурета, бросил предостерегающий взгляд на Рэмира и, склонившись, вышел.

Едва дверь за начальником охраны затворилась, Аделард застонал раненным хищником:

— Ты не должен был этого делать… Ты не должен был этого делать!

И вдруг бросился к Рэмиру. Словно одержимый, король рванул с принца тонкий дорогой халат, оставляя его совершенно нагим, а затем несколько раз остервенело стегнул мужа плетью ниже поясницы. Рэм вздрогнул, но боль оказалась совсем не сильной — короткие, поверхностные удары эти не были ударами палача, разрывающими кожу в клочья с первого же раза. В них скорее сквозило яростное бессилие и отчаяние, чем желание наказать.

— Ты… ты… — хриплый голос короля дрожал. — За то, что ты сделал, тебя следует засечь до смерти!

Обернувшись, Рэмир прямо посмотрел в гневные зеленые глаза монарха и вдруг снова успокоился. Теперь все было правильно! Теперь он — пленник, закованный в железо. И стоит перед ним не постыдный муж, а взбешенный король, гнев которого он навлек на себя сам. Практически умышленно. И в наказании этом было больше чести, чем в унизительной милости. Теперь все было правильно и понятно. Естественно для всех. Он воин, он мужчина, он сможет стерпеть боль и пытки. Единственно, о чем он жалел сейчас — это о судьбе несчастной влюбленной птахи, которую против собственной воли сам же и обидел. Да еще о судьбе бедняги Мумуфа, которого так глупо подставил.

— Тогда действуй! — Рэмир со спокойным вызовом смотрел на мужа. — Ты увидишь, что герлансийский воин может умереть достойно. Прошу тебя только об одном — не наказывай Лигию и Мумуфа. Они ничего не знали о моем плане и не заслуживают твоего гнева.

Аделард застыл, глядя на Рэмира обезумевшим взглядом, а затем медленно переспросил:

— Не наказывать Лигию? Значит, ты все-таки влюбился в нее?!

Если бы Рэма не держали цепи, он бы упал на пол — королевская логика была сногсшибательной. Убитый столь абсурдным выводом из своих слов, Рэмир не выдержал и закатил глаза:

— А заодно и в Мумуфа тоже…

Но Аделард словно не услышал насмешки во фразе мужа.

— Она не любит тебя! — гневно процедил сквозь зубы монарх.

О Боги! В самодержце взыграла ревность?! Только этого не хватало.

— Я знаю, кого любит Лигия, государь. Вас! И именно поэтому вы не должны ее наказывать!

Из груди короля снова вырвался отчаянный, почти звериный стон. Отбросив плеть, он вдруг обхватил голову руками, судорожно вцепившись пальцами в смоляные кудри.

— Вы король, вы владыка Кирии, вы богаты и всесильны. Но нельзя пренебрегать любящим вас человеком и тем более наказывать его!

— Значит, нельзя... нельзя пренебрегать любящим?.. — тихо проговорил Аделард. — Боги! Ты слеп! Ты просто слеп! Ты ничего не желаешь видеть и понимать!

Медленно опустив руки, король поднял голову. Какое-то время он молча смотрел перед собой, словно сосредоточенно раздумывая о чем-то, а затем вдруг пронзил принца неожиданно ледяным взглядом.

— Что же, если ты не умеешь пользоваться своими глазами, то зачем они тебе вообще нужны? Не лишить ли тебя зрения, чтобы ты мог, не отвлекаясь на пустяки, осознать все, что с тобой происходит?

Он шагнул вплотную к Рэмиру, и принц напрягся, непроизвольно натягивая бездушные цепи, отчаянно пытаясь подавить подступивший к горлу противный, тошнотворный страх — король решил ослепить его?! Быстро же закончилось твое мужество, Рэм! Он не ожидал от Аделарда такого изуверства. Впрочем… Рэмир заставил себя выпрямиться и, стиснув зубы, прямо посмотреть на монарха. Боги, дайте силы не уронить честь криком!

А король замер в полушаге от него и вдруг извлек откуда-то… полосу черной ткани! Ублюдок! Рэмир от злости на самого себя выругался — героическое действо едва не превратилось в фарс! Он замотал головой, мешая государю завязывать повязку на голове, но тот уверенно и жестко сделал свое дело, а затем с силой ухватил пальцами его подбородок.

— Ждешь от меня только боли? — со злобной горечью прошипел он и вдруг впился поцелуем в губы генэша.

Рэмир замычал, забился в цепях, но отстраниться не смог. Лишь крутнул головой, ощущая на губах солоноватый вкус королевской крови.

— Ты не заслуживаешь этого поцелуя, — услышал он тяжелый шепот монарха, когда тот оторвался.

— А для меня он и не награда!

— Тогда тем более! Пусть он станет тебе наказанием! — и король притиснул к себе брыкающегося в цепях Рэмира, судорожно прижимая руками его безвольное тело, и снова поцеловал.

В ответ Рэмир почти умудрился укусить своего супруга, но тот увернулся:

— Я могу сделать с тобой сейчас все что угодно! Все, что ты заслужил, преступный генэш! Как позволено королю. Как позволено старшему мужу… Назови хотя бы одну причину, способную меня остановить!

— Может быть — королевская честь?

— Честь?! И это ты говоришь мне о чести? Ты? Способный коварно подсыпать зелье в бокал человеку, доверяющему тебе?! И способный ударить своего государя?

Зло рассмеявшись, он разжал руки и отступил. И Рэм остался один в темноте, ощущая в окружающем мире лишь тяжелые браслеты кандалов да холодное дуновение горного ветра. Какое-то время царило напряженное молчание, и Рэм вскинул голову, пытаясь на слух определить, где находится монарх. Ему казалось, он кожей, всем обнаженным телом чувствовал его пристальный взгляд. Осязал его так же хорошо, как совсем недавно руки Аделарда.

— Ниат! — король оказался неожиданно сзади.

Дверь скрипнула, Рэм услышал звук шагов, а потом властный голос владыки зазвучал уже в отдалении.

— На хлеб и воду! Пусть у генэша будет достаточно времени осмыслить свою преступную дерзость!

Звук закрывающихся дверей и все стихло.