Глава 2

– Я не хочу сейчас нагружать тебя этим, – безапелляционно выдал Максим, словно заботясь о моем благополучии, а не разрывая мое сердце на тысячу частей. И я просто не могла поверить своим ушам, не могла поверить в этот абсурд, в этот цинизм. Мой истерический хохот, полный боли, безумия и горького разочарования, пронзил тишину, разнесся эхом по всей гостиной.

– Нагружать?! О, Боже, – выдохнула я сквозь смех, который тут же сменился истерическими всхлипами. – По-твоему, мне будет легче, зная, что мой муж, мой любимый муж, кхм… спит с другой! Что он предает меня каждую секунду, пока я ношу под сердцем его ребенка! И поверь мне, сейчас я из последних сил подбираю выражения, чтобы не высказать тебе все, что я о тебе думаю!

– Вика, давай обсудим это и все остальные вопросы, когда ты успокоишься, придешь в себя и сможешь трезво оценивать ситуацию, – решительно обозначил Максим.

– Что нам еще обсуждать? Какие могут остаться вопросы?! У нас есть брачный договор, составленный твоим адвокатом, поэтому проблем с разделом имущества и разводом точно не будет! Я не вижу ни малейшего смысла тянуть и продлевать эту агонию! Больнее, чем сейчас, мне уже точно не будет… – последнюю фразу я выкрикнула, бросая ему в лицо обвинение, но голос предательски дрогнул, оборвался, и я закончила писклявым, жалким шепотом.

– Вопросы касательно ребенка, – неожиданно проронил муж, будто это была случайная оговорка, и мне показалось, что он в последний момент пожалел о том, что сказал это вслух. В его голосе проскользнуло что-то, похожее на угрозу, и это заставило меня насторожиться.

– Касательно ребенка?! – повторила я, будто эхо, и вся моя сущность, все мое существо инстинктивно напряглись до предела, предвидя недоброе, защищаясь от грядущего удара, так, что я, кажется, даже прочувствовала каждую жилку, каждую мышцу, каждый нерв, словно они стали оголенными проводами, готовыми вспыхнуть от любого прикосновения. – Какие могут быть вопросы?! Я ничего не понимаю! Говори прямо, что ты имеешь в виду!!!

– Вика, я хочу, чтобы наша дочь жила со мной! – его ровный, бесстрастный голос прогремел, как гром среди ясного неба, обрушиваясь на меня всей своей сокрушительной мощью. Хотя нет, небо было давно уже не ясным, его плотно затягивали тучи, пропитанные горечью, отчаянием и предательством, но все же услышать такое от него, осознать, что он готов отнять у меня самое дорогое, я была физически и морально совершенно не готова. Меня будто ударили молотом в грудь, выбив весь воздух из легких. В этот момент мне показалось, что я по-настоящему умираю.

– Что… – прошептала я, покачивая головой из стороны в сторону, настырно пытаясь прогнать кошмарное наваждение, убедить себя, что это всего лишь дурной сон, а не жестокая реальность, не веря, что я действительно, на самом деле, услышала это от него, от человека, которому доверяла больше всего на свете. – С тобой? Как… Как это вообще возможно? Почему? С какой стати ты решил, что можешь забрать у меня моего ребенка? – задавая эти вопросы один за другим, я медленно и мучительно осознавала весь кошмар, всю чудовищность сказанного им, и, видимо, это отразилось на моем лице, потому что Максим не дал мне продолжить.

– Послушай, Вика, так будет лучше для всех, – бесстрастно заявил он, словно речь шла о выгодной сделке, а не о судьбе нашего ребенка. – Ты молодая, красивая, еще сможешь построить свою жизнь заново. Я оставлю тебе эту квартиру и полностью обеспечу финансово, чтобы ты ни в чем не нуждалась…

– Почему… почему ты не можешь сделать этого просто так, без всяких условий? – недоумевала я, словно в тумане. Видимо, он настолько сильно перегрузил мой разум, переполнил его болью, гневом и отчаянием, что я не могла до конца осознать всей сути происходящего, всей глубины его подлости. – Разве отец не должен по закону обеспечивать своего ребенка, заботиться о нем, принимать участие в его жизни, независимо от того, вместе мы или нет?

– Я говорю о другом, предлагаю тебе гораздо больше, – настаивал он, видимо, действительно думая, что сможет меня убедить. – Беззаботную жизнь, полную возможностей!

– Взамен на то, что я откажусь от своей дочери?! – перебила я его, чувствуя, как мозг буквально плавится от этого бреда, так что хочется заткнуть уши, закрыть глаза и не слышать больше ни единого слова, не видеть его лживого лица. – Ты спятил! Ты сошел с ума! Этого никогда, слышишь, никогда не будет! Я не отдам тебе свою дочь! Никогда!

– Мы обсудим все это потом… – начал было Максим, но я прервала его, резко взмахнув руками.

– Никаких "потом", Максим, не будет! – закричала я, срываясь на истерику, судорожно хватаясь за живот в инстинктивной попытке защитить, спрятать от него нашу дочь, будто он мог причинить ей вред прямо сейчас. Мне невыносимо сильно хотелось наговорить ему кучу гадостей, обрушить на него весь свой гнев, всю свою горечь, тоже уколоть побольнее, отомстить за все, что он заставил меня пережить, но я не могла выдавить из себя ни слова. И сейчас, в эту самую минуту, я больше всего на свете ненавидела эту свою черту, эту неспособность дать отпор, эту проклятую слабость, которая не позволяла мне защитить себя и своего ребенка.

– Правильно, зачем опять вкладывать столько усилий, чтобы завести со своей любовницей еще одного ребенка, когда у тебя уже есть готовый? Можно просто отобрать у меня! – прошипела я сквозь слезы с саркастичной иронией, но все мое непомерное отчаяние, весь ужас, вся безысходность по-прежнему отражались в моем голосе, дрожащем от рыданий.

– Обсудим потом, – повторил Максим, не желая слушать мои возражения и, не сказав больше ни слова, отвернулся и направился к выходу, намереваясь бросить меня одну в этом аду.

И в эту секунду меня пронзил, парализовал, сокрушительный ужас, липкий, всепоглощающий. Этот леденящий ужас пронесся мурашками по коже, сковал конечности, заставил сердце пропустить болезненный, оглушительный удар. Я машинально, не осознавая, что делаю, сделала шаг за ним, потянулась к нему, как к последней соломинке, и позвала едва слышно, словно во сне:

– Максим…

Он остановился, замер у порога, будто каменная статуя, но не спешил поворачиваться. Его плечи были напряжены, выдавая его внутреннее состояние.

– Максим, – повторила я, вкладывая в это имя всю свою любовь, и наконец он медленно, с явным нежеланием, обернулся. Наши взгляды встретились, и в этот момент меня будто прорвало. Я потеряла контроль над собой, и не осознавая, что делаю дальше, поддавшись какой-то непреодолимой силе, бросилась к его ногам и, захлебываясь в слезах, дрожащим голосом, полным мольбы и обреченности, простонала:

– Умоляю… любимый… скажи, что это кошмарный сон. Жестокая шутка, глупая проверка, розыгрыш, пранк – что угодно, только не правда… Прошу тебя, умоляю, одумайся, не разрушай нашу жизнь… Ты же не можешь так со мной поступить… Я люблю тебя больше жизни… Я без тебя просто не смогу…

Я в отчаянии цеплялась за его ноги, в жалкой, ничтожной попытке удержать его, остановить, повернуть время вспять, стереть из памяти этот кошмар, произошедший всего несколько минут назад. Я не могла найти ни единого логичного объяснения своим позорным поступкам, не отдавала отчета своим действиям, словно рассудок покинул меня, оставив во власти безумия и паники.

Разум категорически отказывался верить в случившееся, отрицал очевидное, и судорожно искал хоть какое-нибудь объяснение, хоть малейшее оправдание его предательству, его жестокости, его равнодушию. Возможно, мной управляли гормоны, бушующие из-за беременности, или же сокрушительный, всепоглощающий страх остаться без него. Я не могла представить себе и дня без любимого, без его улыбки, без его нежности. Это было бы равносильно смерти, медленной, мучительной, когда каждая секунда превращается в пытку.

Мысль о том, что я больше никогда не смогу коснуться его, обнять, поцеловать, почувствовать его запах, тепло, была просто невыносимой. Она выворачивала наизнанку, сдирая кожу на живую, разрывая на части, оставляя лишь кровоточащее месиво на месте сердца. Это было не просто расставание, не просто разрыв, это была ампутация души, безжалостно забравшая у меня право дышать, жить, чувствовать, любить, надеяться. Пылающая дыра в груди с каждой секундой разрасталась, поглощая остатки разума, воли, личности, превращая меня в бледную, жалкую тень, в собственный призрак, обреченный на вечные страдания.

Я с мольбой неотрывно смотрела на мужа снизу вверх, словно утопающий смотрит на спасательный круг, не замечая, как слезы, словно водопад, беспрестанно стекают по моему лицу. Я отчаянно пыталась найти в его взгляде хоть малейший намек на былые чувства, искорку того огня, той страсти и любви, что когда-то соединяла нас.

Но с каждой секундой моя надежда иссекала, разбиваясь вдребезги о лёд в его глазах.

– Довольно, – резко оборвал он, и его голос прозвучал как приговор, вынесенный невиновному. В следующий миг Максим схватил меня за локоть, бесцеремонно поднимая с колен.

– Ты так сильно её любишь? – прошептала я, с трудом выдавливая каждое слово, словно они были раскалёнными углями, обжигающими моё горло и выжигающими лёгкие. Внутри всё сжималось, сердце разрывалось на тысячи осколков, а душа, корчась, умирала от невыносимой боли, превращаясь в тлеющий пепел.

– Я позвоню Людмиле Петровне и попрошу приехать присмотреть за тобой, – спокойно сообщил муж, игнорируя мой вопрос, ответ на который я боялась услышать больше всего на свете. Ибо это стало бы последним ударом, окончательно добившим мою веру в любовь, в наши чувства, в то, что хоть что-то в этом мире было настоящим.

– Хочешь спихнуть меня на домработницу? Как мило, – горькая усмешка, полная отчаяния, исказила мои потрескавшиеся губы. Я отшатнулась от него, как от огня, боясь сгореть окончательно, пытаясь сохранить хоть какую-то частичку себя, уцелевшей в этом пекле. – Не звони! Я не открою дверь! Не хочу никого видеть! И тебя в том числе!