Глава 1.3

Лорд Максимилиан Тротт, аккуратно поставив свежеприготовленные капсулы с сильнейшим тонизирующим в сушку, включил таймер на двадцать минут. Протер рабочую поверхность, снял латексные перчатки — и недовольно поднес руку к виску, оперевшись на стол. Опять закружилась голова, и даже удовлетворение от окончания проекта не могло перебить проклятую слабость. Она преследовала его всю неделю. И неудивительно: вместо того чтобы восстанавливаться, он занимался снятием блоков, драками с драконами, выносил истерики капризных принцесс — и финальным аккордом стала работа с малолетними темными, которых тоже требовалось вскрыть.

Он так вымотался, что к потерявшим чувство меры темным студентам не испытывал никакого сочувствия — только раздражение, что они не дают ему отдохнуть. Впрочем, он и в бодром состоянии не выносил человеческую глупость. А что может быть глупее утраты контроля над собой?

Так что, когда он вошел в камеру на первое «вскрытие», единственным желанием было закончить это все поскорее и больше никогда с вотчиной Тандаджи не связываться.

— А это не больно? — со страхом спросила его одногруппница Богуславской. Она вообще дрожала как ненормальная и смотрела на него со смесью недоверия, опаски и робкой надежды. Тротту стало муторно от этой надежды — будто девчонка ждала, что он сейчас махнет рукой и выпустит ее из камеры.

— Нет, — ответил он сухо. — Ложитесь.

Первокурсница еще немного повглядывалась в его лицо и вдруг вздохнула с обреченностью. И заплакала. Макс поморщился и поспешил ее усыпить. Хватит с него рыдающих малолеток.

Ее аура была смята, размыта щитом Марта, так что магический дар восстановится не скоро, как и потребность питаться чужой энергией. Но все равно он усыплял ее с осторожностью и, распутывая блок, был постоянно начеку. Сущность не обманешь — при таком плотном контакте она просто не могла не потянуться навстречу. И Макс, почувствовав легкое прикосновение, почти бережно отвел его, продолжая снимать блок Соболевского. И потом еще задержался — считал воспоминания и, убедившись, что ничего опасного в них нет, разорвал ментальный контакт.

Со вторым, Эдуардом, было сложнее. Парень был агрессивно настроен и на слабеньких остатках своей силы пытался выстроить щит.

— Не тратьте силы зря, — предупредил его Тротт терпеливо, — я все равно сломаю, и будет хуже. Дольше придется восстанавливаться.

— Да какая теперь разница, — угрюмо пробурчал семикурсник. — Лучше уж сразу убейте.

Он настороженно наблюдал за профессором — как тот протирает руки салфетками, подходит к нему. Из-за толстого стекла камеры их видели следователи, и ощущение лишних взглядов Макса дико раздражало.

— Разница, — пояснил профессор ледяным тоном, — в том, проживете вы остаток жизни ничего не соображающим идиотом или полным сил мужчиной. Жизнь при монастыре не так плоха, в будущем вы получите свободу передвижения.

— Да как вы не понимаете!!! — крикнул студент зло. — Я хотел быть магом! Я же не виноват, что это сильнее меня! Никто не может справиться, и я не смог!

— Молодой человек, — резко сказал Макс, — во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами. Главное — воля. Прекращайте представление; сочувствия от меня вы не дождетесь. Снимайте щит и ложитесь. Штатный психолог в управлении есть, я же здесь совсем для другого.

Сидящий на койке парень упрямо укреплял щит дополнительными плетениями, и Тротт вздохнул, потянул за одну нить — защита тут же посыпалась. Упрямец побледнел, часто задышал — профессор, более не церемонясь, устанавливал ментальный контакт. Тут же ощутил потянувшиеся к нему темные щупальца — и резко ударил по ним. Для нападавшего это прозвучало гулким предупреждающим рычанием, и глаза его, уже мутные, изумленно раскрылись.

— Зачем… почему вы делаете это? — прошептал он с недоверием. — Вы же?..

— Спать, — ровно приказал Тротт, и излишне болтливый темный свалился на койку. А инляндец, морщась, начал распутывать блок. Надо было еще просмотреть память и подчистить последний разговор. И любые воспоминания о Нижнем мире, если они есть.

Но их не было, и измученный лорд Тротт только нелюбезно кивнул на благодарности Тандаджи, из последних сил открыл Зеркало и ушел в свой дом с разбитыми стеклами — восстанавливаться.

Голова никак не переставала кружиться, и он потянулся к шкафчику, привычно уже нащупал усилитель, набрал темно-оранжевую жидкость в шприц и вколол себе в плечо. Тут же полегчало; Макс выпил воды, взглянул на часы — время еще было — и открыл Зеркало в Королевский лазарет Иоаннесбурга.

Дежурная сестра смерила Тротта настороженным взглядом. Инляндец сухо поздоровался и попросил разрешения навестить пациентку Светлану Никольскую.

— У нее посетители, — сообщила сестра, выдавая Максу халат и бахилы. — Подождете или сейчас зайдете?

— Сейчас, — ответил он с недовольством, наклоняясь и натягивая бахилы. В лаборатории снова кипела работа, и у него было ровно двадцать минут. — Мне только просканировать ее.

— Вообще у нас не разрешено, — с сомнением сказала пожилая женщина, — у нас свои виталисты.

— У меня особый случай, — с невероятным терпением пояснил Тротт, накидывая халат на плечи. — Есть согласие наблюдающего врача. Посмотрите в карте пациентки.

Еще минут пять он стоял у стойки — медсестра искала карту, в карте — предписание, — и думал о том, что в следующий раз просто телепортируется напрямую в палату глухой ночью и не будет терять времени.

Женщина наконец прочитала предписание — Тротту казалось, что она чуть ли не по буквам читает, — и соизволила поднять глаза.

— Извините, профессор. Проводить вас?

— Не стоит, — сказал он мрачно. Двигается она наверняка тоже по-черепашьи.

У двери он остановился, догадываясь, что за посетителей там застанет. В палате творилось какое-то безобразие — доносилась ритмичная клубная музыка и подпевающий певцу звонкий голос Богуславской.

Твои глаза как солнце, о-е-е-е,

Иди ко-о-о мне, иди ко мне, ко мне,

Детка-а-а, я так обнять хочу тебя,

Дыши в ритм со мной, детка, детка!

И сердитое:

— Матвей! Ну чего ты не поешь?

Макс открыл дверь — принцесса громко и сосредоточенно выводила второй куплет прямо в ухо спящей Светлане, Ситников смотрел на нее глазами влюбленного идиота. Почему-то выражения лиц у влюбленных и пациентов дурдомов очень похожи. Семикурсник увидел наставника, моргнул, и лицо его приобрело осмысленное выражение. Алина тоже оглянулась, тут же надулась и выключила музыку.

— Добрый день, профессор, — пробасил Ситников. Принцесса не поздоровалась и смотрела неприязненно.

— Для кого добрый, а для пациентки не очень, — хмуро ответил Макс, наблюдая, как Богуславская пробирается к парню и берет его за руку. — Вы зачем позволяете издевательства над сестрой, Ситников?

Он ожидал, что девчонка вспыхнет, скажет что-нибудь возмущенное в ответ, но она только поджала губы и прищурилась. Зато смутился его ученик.

— Мы изучали литературу по случаям комы, профессор, — пояснил он размеренно, — и Алина нашла информацию, что бывали случаи, когда толчком для пробуждения являлись знакомые звуки, любимые песни. Вот, попросили родителей принести записи Светкины и решили дать послушать.

— Понятно, — язвительно сказал Макс, проводя руками над бесчувственной драконьей невестой. Или женой? — О том, что любые резкие раздражители могут способствовать коллапсу мозга, вы не прочитали. — Он задержал руки над животом, прислушался, прикрыв глаза. С ребенком все было нормально, а вот мышцы уже слабели — нужно будет настоять на интенсивных принудительных занятиях. Пусть массаж сделают, посгибают руки-ноги, поворочают, иначе атрофируется все и проблем не избежать.

— Мы спросили у врача, — не выдержала принцесса. — Он был не против.

— Вы думаете, он мог бы вам отказать? — насмешливо спросил Тротт, поднимая глаза. Она медленно краснела от злости. Нахмурился — что-то с пятой Рудлог было не то. Похудела, причем резко, за какие-то несколько дней. И — он присмотрелся — аура плясала какими-то клочками на уровне живота, пульсировала едва заметно.

— Вы ничего не принимали? — поинтересовался он, направляясь к раковине — помыть руки.

— А это не в-ваше дело, — возмущенно ответила Богуславская ему в спину.

— Не мое, — согласился он вежливо, — нижайше прошу меня простить, ваше высочество.

Зашумела вода. Мимо него раздраженно простучали девчоночьи каблуки, хлопнула дверь.

— Профессор, — гулко и серьезно сказал Ситников за его спиной, — не трогайте ее.

— Успокойтесь, Ситников, — холодно отозвался Тротт, вытирая руки и глядя на защитника в зеркало. — Вы, кстати, подумали по поводу предложения Четери? На вашем месте я бы не стал отказываться от уникальной возможности учиться у мастера.

— Я пока у вас учусь, — неохотно ответил семикурсник. — Мне хватает.

— Я и десятой доли вам не дам. — Макс повернулся: студент нависал над ним горой, хмурый и злой. — Поверьте мне. И не смотрите на меня так, Ситников, идите лучше утешайте вашу принцессу. С такими нервами ей только магию изучать. И, — добавил он, — если вы друг ей, узнайте, не принимала ли она что-то из магпрепаратов. Я ее предупредил, но мало ли что в эту голову взбредет.

На часах Тротта пикнул таймер — до конца работы сушки осталось пять минут.

— До свидания, — сказал инляндец, открывая Зеркало. Ситников не ответил — он нехорошо и мрачно смотрел на своего наставника, задумчиво так, настороженно. Как будто решал важную задачу и не мог никак сопоставить факты. Но Тротт этого не видел — он с облегчением шагнул в полумрак своей гостиной и поспешил в лабораторию.

Через полчаса работы он выругался сквозь зубы — в голове крутилась дурацкая песенка, услышанная в палате Никольской. Надел широкие наушники и включил любимый тяжелый рок — грохочущие басы и скрежет мгновенно изгнали и навязчивый ритм, и все мысли, не касающиеся исследований.