Глава 1.2

Мариан ждал свою королеву в выделенных им комнатах военной части в Великой Лесовине. Сюда они прибыли с утра, и отсюда же начиналась поездка королевской четы по Северу. Конечно, они с сопровождающими придворными могли бы разместиться в любой из гостиниц, да и губернатор был бы счастлив предоставить свой дом, но по традиции королевская семья становилась вровень со служащими им офицерами.

«Они должны видеть, что мы относимся к армии без пренебрежения, — наставляла дочерей королева Ирина, — поэтому мы должны жить там, где живут они, есть то, что едят они».

— Справилась? — спросил муж, когда Василина вышла из телепорта и, коротко поблагодарив открывшего проход мага, отпустила его.

— С каждым разом все проще, — со смешком поделилась королева, снимая длинный серый жакет и расстегивая верхние пуговицы белоснежной блузки, приятно пахнущей чистотой. — Я, кажется, поняла секрет: надо сидеть с невозмутимым лицом и по большей части молчать. Там есть кому поговорить.

Принц-консорт усмехнулся. Он был в парадной форме: впереди речь супруги перед построением, парад, награждение частей и торжественный обед с высшими военными чинами. И уже после этого, когда наевшиеся генералы и полковники смогут подремать у себя в кабинетах, королева навестит больницы Лесовины, пообщается с горожанами — чтобы узнать, как продвигается реставрация домов, ведь этот город больше всего пострадал от прошедшей серии землетрясений. А уже завтра они выдвигаются в первую из запланированных к посещению частей в глубинке Севера. И на неделе будут недалеко от имения Байдек.

— Странно быть здесь и не заехать домой, — сказала Василина словно в ответ на его мысли. Подошла, осторожно потерлась щекой о его плечо — чтобы не запачкать китель помадой. — Хотя бы переночевать. Я там душой отдыхаю, Мариан.

— Если захочешь — заедем, — ответил он спокойно. — Здесь тебя так любят, что поймут.

Она со вздохом покачала головой, отошла и стала раздеваться. Нужно было успеть принять душ до того, как придет стилист, чтобы поправить ей прическу и макияж.

Ровно в два часа дня королева в сопровождении Мариана, офицеров и придворных вышла на трибуну, установленную на центральной площади Великой Лесовины. Подняла руку в приветствии, заулыбалась — огромные экраны демонстрировали ее мягкую улыбку военным и собравшимся у ограждений, несмотря на холод, жителям северной столицы. Василина была одета в строгое теплое пальто шинельного типа, светлые кудри придерживала аккуратная шляпка без полей. Загрохотали барабаны, зазвенели трубы — и ее величество едва не дернула плечами, но спохватилась, чтобы не ежиться от волнения. Перед ней, выстроившись для прохождения парада прямоугольниками, стояли тысячи служивых всех родов войск. Был там и Егерский Северный полк, в котором служил Мариан и чью эмблему надел, несмотря на то что нес службу сейчас в гвардейском королевском полку. История повторялась — только десять лет назад Василина говорила перед десятками солдат и офицеров на Форелевой заставе, а сейчас их было больше, гораздо больше, и все, вытянувшись, ждали, что королева им скажет.

Она подняла глаза к солнцу на ясном северном небе, выдохнула как можно незаметнее и подошла к микрофону. Площадь замерла.

— Мои верные солдаты и офицеры! Счастлива приветствовать вас!

Ее звонкий глубокий голос разнесся по площади, побежал по улочкам старого города, отражаясь от покосившейся Часовой башни, от стен домов. И прямоугольники, состоящие из тысяч людей, дрогнули, загудели и рявкнули хором так, что задрожала мостовая и трибуна под ногами правительницы:

— Здра-вия же-ла-ем, ва-ше ве-ли-чест-во!

Василина подождала, когда смолкнет вибрирующее эхо приветствия, и продолжила:

— Сегодня, спустя два месяца после восстановления монархии в Рудлоге, я прибыла сюда, чтобы возродить важнейшую традицию — королевскую дань уважения армии, защищающей нашу землю. Но не только для этого! — горячо сказала она в микрофон. — Я приехала, чтобы поблагодарить вас за верность в тяжелую годину испытаний для нашей страны, за верность и стойкость! Не умаляя заслуги других военных частей, оставшихся на стороне правящего дома, хочу отметить, что именно войска Севера выступили единым фронтом против заговорщиков, проливших столько крови. В том числе и кровь моей матери, ее величества королевы Ирины-Иоанны.

Она замолчала — голос все-таки дрогнул. Молчали и солдаты, молчали жители, глядя на скорбно изогнувшиеся губы молодой королевы и вспоминая давние страшные события, и тишина становилась звенящей, оглушающей.

— Я хочу, чтобы вы знали, — продолжила Василина тихо, но голос ее креп с каждым словом, — семья Рудлог не забыла вашей преданности! Именно здесь, на Севере, мы нашли приют и защиту тогда, когда они были нам необходимы. Ни один человек из нашего окружения не выдал нас! Именно здесь я встретила своего супруга, достойного сына этой прекрасной земли и вашего сослуживца, — камеры выхватили стоящего рядом с ней барона Байдека, — здесь родились мои дети. Север занял прочное место в моем сердце, и, несмотря на то что я приняла корону и вернулась в дом моей семьи, эта земля воистину стала моим вторым домом!

Люди слушали внимательно, и Василине с трибуны уже казалось, что она четко видит их — кивающих, ловящих каждое ее слово, — и ей было радостно от этого и немного страшно.

— И вот вам мое слово, — торжественно провозгласила королева в завершение, — сегодня все части Севера получат на свои знамена специально учрежденный орден Верности и звание «королевская». И в знак памяти и признательности от семьи Рудлог наследник короны в каждом поколении будет проходить службу в одной из частей Севера! Поздравляю вас! И спасибо!

Она говорила вдохновенно, от души, отступая от написанной и выученной речи, разрумянилась — и была необыкновенно хороша, и не столько слушали ее, сколько смотрели на экраны, на блестящие глаза, светлые локоны и розовые от мороза щеки. Была ли она величественной? Возможно. Но совершенно точно королева была близкой и понятной. Перед ней не трепетали, но ею любовались, в нее влюблялись и готовы были сейчас же пойти на край света — если вдруг ее величеству захочется отдать такой приказ.

Василина отступила от микрофона; снова зазвучали барабаны, и части гулко замаршировали на месте, разворачиваясь, и под грянувший оркестр пошли мимо трибуны одна за другой, на ходу приветствуя свою королеву. Правительница подняла руку, улыбаясь. Рядом с невозмутимым лицом стоял муж, но его молчаливая поддержка ощущалась скалой, которая не даст оступиться и ошибиться.

От бесконечных «Долгие лета, ваше величество», перекатывающихся от одной марширующей части к другой, заболели виски — а королева все махала, улыбалась и кивала, пока последний грохочущий подошвами прямоугольник не прошел мимо и не ушел по главной улице с площади, а оркестр не затих.

Тогда-то она и почувствовала, что спина у нее вся мокрая и что планируемый обед будет очень кстати — желудок сводило от голода, будто нервы сожрали всё, что оставалось там с полудня.

— Опять переодеваться, — со вздохом сказала Василина Мариану, когда он подал ей руку, чтобы проводить с трибуны. — Как я справилась?

— Великолепно, — серьезно ответил он. — Я женат на великой женщине.

— Которая, — ответила она так же серьезно, — озвереет, если не пообедает. Как самая простая и не великая.

На следующее утро, в воскресенье, когда королевская семья с сопровождающими уже собралась выезжать в одну из выбранных для посещения частей, Василине позвонил отец. И рассказал о том, как они с Ангелиной навестили соседей, и что он увидел и услышал в Орешнике. Пока он говорил, лицо ее величества темнело — накануне, при посещении больниц, к ней подходили люди, благодарили за быструю помощь в восстановлении домов и лечении, а она любезно отвечала: «Рада, что все налаживается. Спасибо, что поделились». И на таком контрасте звучало то, о чем говорил Святослав Федорович, что она совершенно расстроилась. И разозлилась.

Машины были уже готовы. По-хорошему, можно было бы перейти к месту назначения телепортом, так как часть находилась к югу от Лесовины, а искажались порталы только в горах, но лицезрение гражданами вереницы машин было неотъемлемой частью визита. И барон Байдек, усевшись рядом с супругой в автомобиль, молча слушал, как звонит она премьеру Минкену, обрисовывая ситуацию, и просит организовать мониторинг работы комитета по устранению последствий чрезвычайных ситуаций. Пока — по Иоаннесбуржской области, а в течение двух недель — по всем пострадавшим регионам.

— И, конечно, — добавила она, морщась от странных завывающих звуков из динамика, — я очень рассчитываю, что ответственные лица не будут знать о проверке, Ярослав Михайлович. Отчет по области должен быть у меня так срочно, как возможно.

— Обязательно, ваше величество, — невозмутимо ответил премьер по громкой связи, — я отдам все распоряжения. Виновные понесут наказание, я и сам готов…

Где-то на фоне раздался мужской одобрительный гомон, восклицания: «Нет, ну как он, мать ее, вытянул! Килограмм шестнадцать, не меньше…» — и сочный восхищенный мат.

— Извините, ваше величество, — попросил премьер и, видимо, прикрыл рукой трубку — звуки и голоса стали глуше.

Королева выразительно помолчала, Байдек улыбнулся и одними губами пояснил: «Зимняя рыбалка». А выл в динамиках, по всей видимости, ветер.

— Полно, Ярослав Михайлович, — сказала она уже мягче, хоть и не переставая хмуриться, — уверена, что вы всё, что должны были, сделали. Остальное узнаем по результатам аудита. Отдыхайте. До свидания.

— Вы можете беспокоить меня в любое время дня и ночи, моя госпожа, — любезно откликнулся Минкен, — и я поддерживаю ваше возмущение. Благодарю, что не стали рубить сплеча, а решили разобраться. Отдаю вам должное.

Он попрощался, и Василина отключила громкую связь.

— Вот старый лис, — с досадой пожаловалась королева мужу, — и похвалил, и нравоучение высказал.

— Он предан тебе, — сказал Мариан и подсунул большую руку ей за спину — она расслабленно улеглась мужу на плечо, прижалась. Машина гудела, за окном мелькали дома Лесовины, водитель за стеклом был невозмутим. — Это самое главное. А что учит — так сама знаешь, это только на пользу.