Глава 3: Первая ложь

Дни превратились в запутанный клубок, где реальность, казалось, рассыпалась с каждым вздохом. Клара ничего не знала. Пока ничего. Она не знала, что ее муж мертв. В ее сознании я все еще был Александром. Ее муж, которого она потеряла, тень которого она все еще искала в моих жестах и словах. Она не видела разницы, не чувствовала ее. Для нее я был им, и я играл эту роль с отчаянной скрупулезностью, боясь момента, когда правда выйдет наружу, когда все рухнет.

Каждый мой шаг казался актом выживания, как будто у меня не было другого выбора, кроме как поддерживать эту иллюзию, сохранять этот фасад в целости. Я жил в мире, где стены, казалось, становились все ближе с каждым днем. Клара смотрела на меня, улыбалась, и в ее глазах был блеск нужды. Ей нужно было верить, что все по-прежнему, что ее муж рядом с ней. А я был лишь зеркалом, отражением мужчины, которого она любила и которого еще не осознала, что потеряла.

Однажды утром она попросила меня пойти с ней к врачу за Лукасом. Я должна была быть там, и, хотя я предпочла бы остаться дома, я согласилась. Я научилась принимать эту жизнь, имитирующую жизнь, перестала обращать внимание на трещины, которые открывались вокруг меня. Я был там, с ними, и это было все, что имело значение. Но каждый миг, проведенный с ними, казался очередным испытанием. Я был незваным гостем в их повседневной жизни, актером в пьесе, текста которой я не знал. Я играл роль, и эта роль становилась все тяжелее и тяжелее.

В машине Клара, ведя машину, говорила со мной о своей повседневной жизни, работе и заботах. Она казалась такой хрупкой, и я довольствовался тем, что молча находился рядом с ней, слушал ее и играл роль идеальной иллюзии. Она рассказывала мне анекдоты об Александре, воспоминания, которые, как ей казалось, она разделяла с ним, но которые для меня были чужими, далекими.

- Помнишь, как мы ездили в горы, незадолго до рождения Лукаса?» - спросила она, глядя на дорогу. «Ты сказала мне, что не очень любишь холод, но тебе было так весело...»

Я замерла. Нет, я не могла вспомнить. Но у меня не было выбора. Я должна была найти ответ, я должна была удержать образ Александра, я должна была отдать ему должное, даже если я была лишь его тенью.

- «Да, конечно. Я... я очень хорошо помню, - сказала я, взяв легкий тон, притворяясь ностальгирующей. «Это было прекрасное время».

Клара улыбнулась, но ее глаза выдавали глубокую печаль, которую я не знал, как успокоить. Возможно, подсознательно она подозревала, что что-то не так. Но она не говорила об этом, не хотела этого видеть. Она по-прежнему хотела, чтобы я был Александром, а я был всего лишь замаскированным самозванцем.

Врач Лукас еще минуту играл роль «мужа» рядом с Кларой. Она выглядела умиротворенной, как будто все было нормально. Но для меня каждое взаимодействие, каждое слово было еще одним шагом в этом хрупком танце. Фальшивая нормальность, созданная вокруг меня, душила меня, но мне не позволяли ее нарушить.

Иногда я задавалась вопросом, как бы поступил Александр в такой-то и такой-то ситуации, словно в отчаянном порыве думала, что смогу обратиться к его памяти, чтобы лучше вжиться в его роль. Но эти попытки больше выматывали меня, чем помогали. Между тем, что я пытался сделать, и тем, каким он был, лежала пропасть. Я не мог воспроизвести его привычки, его жесты, его характер не потому, что не хотел, а потому, что все это казалось мне чужим, недоступным, как книга, страницы которой слишком истерлись, чтобы ее можно было читать.

На обратном пути Клара предложила приготовить ужин вместе, как мы делали это раньше. Она говорила о пустяках, не имеющих большого значения, но для нее эти пустяки были живыми воспоминаниями, кусочками жизни с мужем. Кусочки, которые я мог только позаимствовать, воспоминания, которые не были моими. Казалось, в этих повседневных жестах она находила некий комфорт и нормальность. Но для меня каждая минута, проведенная с ней, напоминала, что все это - хрупкая маска, готовая в любой момент треснуть.

Она на мгновение наклонилась ко мне, положила ладонь на мою руку и сказала, почти на одном дыхании:

- «Знаешь, Александр... иногда я удивляюсь, как тебе удается оставаться таким спокойным, таким стабильным. Со всем, через что мы проходим, я чувствую, что ты - наш якорь. С тобой я чувствую себя в безопасности».

Мне нечего было сказать. Слова подводили меня, правда грызла меня, но я не был готов посмотреть ей в лицо. Кларе нужно было верить, цепляться за мужчину, который, как она думала, все еще с ней. И я был рядом, чтобы позволить ей продолжать жить в этой иллюзии. Но что-то внутри меня ломалось каждый раз, когда я произносил слова, которые, как я знал, были не моими.

Я не знал, как долго смогу продолжать играть эту роль, как долго смогу лгать Кларе, Лукасу, самому себе. Я чувствовал, как правда медленно поглощает меня. Каждая улыбка, каждый взгляд, каждое сказанное слово были фальшивой нотой в этой симфонии лжи. И все же я цеплялся за нее.

Но в ней я видел гораздо больше, чем просто потерянную в горе женщину. Я видел женщину, которая где-то знала, что в ней есть пустота, что что-то не так. Она улыбалась мне, но иногда я видел в ее глазах сомнение, незаданный вопрос. Даже если она не говорила этого, я чувствовал страдание, страх обнаружить что-то, чего она не хотела видеть.

Каждый вечер в тишине квартиры я оставался наедине со своими мыслями. Зеркало отражало мне образ человека, который не был мной. Александр. Сэмюэль. С каждым днем границы между ними становились все более размытыми. А ложь... Она множилась, переплеталась вокруг меня, душила меня.

Я понимал, что все глубже и глубже погружаюсь в эту роль. Но мне казалось, что если я перестану играть эту роль, то все рухнет. Клара развалится. И Лукас тоже. И кем бы я был без этой маски, без этой иллюзии, которую я создавал день за днем?

Я был не более чем человеком, попавшим в ловушку собственной лжи, с навязчивым вопросом, который постоянно преследовал меня: кто и почему убил моего брата?

Я не знал, действительно ли я хотел узнать правду или просто боялся посмотреть ей в лицо. Но одно было ясно: чем глубже я вживался в эту роль, тем больше отдалялся от самого себя, и тем невыносимее становилась правда. Однажды реальность настигнет меня, и я, возможно, даже не узнаю, кто я на самом деле.