Глава 5. Где я?
‒ Она что, спит? ‒ женский голос говорил прямо у моего уха.
‒ Да, видишь же, что спрашиваешь, ‒ тоже женский, но более грубый и уже не так бережно.
‒ Какой сон крепкий, мне бы такой, ‒ опять говорила та, первая. Наверное, это Лиза пришла навестить.
‒ А то ты не дрыхнешь до обеда, когда тебе позволишь!
‒ Я не дрыхну, между прочим.
«И чего они у моей постели забыли?»
Глаза открывать не хотелось и я продолжала лежать.
А вообще хорошая идея как можно дольше притворяться спящей, послушать что о тебе говорят подруги, как обсуждают.
‒ Смотри какие у нее волосы…
‒ Ага, темный, а потом светлее, практически белый, какой необыкновенный…
‒ А тут как намешано, ‒ и кто-то потрогал за волосы, ‒ как искры огня цветом, а на ощупь жесткие какие-то.
Ну это уже слишком! Так внаглую обсуждать мой цвет волос. Я не выдержала и не открывая глаз громко заговорила:
‒ Да, корни отрасли, эка невидаль, — я была довольная, что вставила старорусское словцо. — Блонд взял родной цвет, а рыжий вот не перекрыл, да и вообще ‒ а чего это я перед вами оправды...
От ужаса я резко села в кровати. С животным интересом на меня смотрели две незнакомые физиономии. Судя по выражениям их лиц — малоразвитые, а значит опасные. Сердце бешено заколотилось.
‒ Она живая! Она проснулась! ‒ закричали они разом и забегали, как стадо домашних коров: то вперед, то назад, не сводя с меня глаз, словно до смерти боялись выпустить меня из поля зрения.
‒ Идите ко мне, негодницы! ‒ и две страшненьких девицы быстро убежали на зов.
Я осмотрелась: просторная светлая комната, потолок так далеко, что его даже не видно. Напротив ‒ высокая кровать под балдахином, но этот балдахин имел несуразный вид. Маленький, ткань скомканная и мятая, местами даже рваная.
Голову пекло и словно разрывало на половинки. Щеки горели огнем, глаза, казалось, сейчас закроются. Место было явно незнакомым. Дыхание становилось сбивчивым, ноги начали дрожать…
«Ну успокойся, это тебе все кажется. Все будет хорошо» ‒ попробовала я стандартный самообман, который советуют психологи. Обычно это давало неплохой результат, вот и сейчас дрожь в руках постепенно начала униматься.
«Да, я помню, что вчера мне стало дурно. Я уехала, прилегла дома. Значит, доехала... Но вот как именно ехала — убей не помню. Видно, упала в обморок и меня отвезли в больницу. Дорогую, королевскую», ‒ разве что такое приходило на ум.
Но поверить в это было практически нереально.
Окружающий интерьер вот никак не соответствовал больнице. Под потолком виднелись балки, затянутые паутиной, в углу стоял сундук. Однако, высокая кровать под балдахином все же радовала взор, и раз уж я оказалась тут — решила перебраться в нее.
Я встала, огляделась, все это время подо мной была жалкая вытертая подстилка наподобие той, что в подъезде стелят для заблудшей собаки.
Балдахин угрожающе нависал, сама кровать оказалась жесткой и просиженной. Грубая ткань покрывала неприятно терлась о голые ноги, а сам балдахин был усеян трупами мошек.
«Где я? И если это больница, то почему такая жуткая антисанитария? И этот запах…»
Сидеть на перине было жестко, казалось, что поверх досок просто положили старый тюфяк и покрыли мягкими покрывалами.
Тело стало знобить, на лбу появилась испарина. Старательно прогнав от себя пугающие мысли, я сосредоточилась на одном: Сева скоро придет и я буду в безопасности.
Я представила его. Здесь, рядом с собой, на кровати под балдахином. Он прикасается горячими губами к моему запястью, пульсирующей венке на сгибе локтя, поднимается до плеча…
Мне стало жарко, а потому я представила воображаемых слуг. Я представила, как они опахивают меня веерами. Как трогают мои самые нежные и эрогенные места. «Там горячее всего» — говорят они друг другу, обнажая то, что между моих ножек. Самые красивые из мужчин приникают к моему лону и начинают нежно целовать.
До меня стало доходить, что температура жарит под сорок, а потому все привидевшееся вполне можно объяснить температурным бредом.
‒ Мороженое, хочу мороженое, ‒ и я представила ледяное эскимо. От одной такой мысли мне стало холодно и я забралась под одеялки.
Простынь была шершавая, словно вся в катышках, но что интересно — под одеялом была гора маленьких подушечек. С наслаждением укутавшись в них, я закрыла глаза и расслабилась, дала волю бредовой фантазии.
«Вот-вот прибегут слуги ‒ та девчонка с испуганными глазами, к примеру, и на ее подносе будет красоваться золотой графин, наполненный вином и пара кистей сочного винограда».
‒ Никого здесь нет, что за шутки?
Слышу незнакомый мне голос. Похоже, опять галлюцинации.
‒ Только что была, — послышался уже знакомый голос.
«Да еще и какие явные глюки, даже голоса различаются».
Голова, казалось, вот-вот лопнет. Почему лекарство не действует?
‒ Ищи давай, что стоишь!
Громкий ор раздался прямо над моим ухом:
‒ А-а-а-а-а!!! Вот она!
***
Крик был такой душераздирающий, что пришлось открыть глаза. Орала та самая чумазая девка с тупым выражением лица. Она же вела за собой невысокую тучную женщину, облаченную во рванье.
‒ Ой, ‒ осеклась девица и ее глаза от страха расширились, а голова втянулась в плечи. ‒ Честное слово…
‒ В кровати??? ‒ завопил зычный голос этой гром-бабы да так громко, что зазвенело в ушах! ‒ Так, с тобой я потом разберусь. А ты…
Тетка набросилась на меня, словно бульдог на мясистую косточку.
‒ Ну-ка кышь отсюда, воровка! ‒ с этими словами толстуха резко сорвала с меня все одеяла и я лихорадочно поежилась.
‒ А-а-ах! Платье, ‒ протянул робкий голос поодаль.
‒ Еще какое платье, краденое, конечно же!
Несколько секунд эта странная тройка стояла и таращилась на меня. Я понимала, что надо сказать хоть слово, тогда видение растает, но сил пошевелить губами нет.
Во рту пересохло, слова, запнувшись о сухие губы, так и остались непроизнесенными.
«Главное помнить, что все это сон».
Я закрыла глаза, зажмурилась, сжав губы и закрыв уши руками. В голове пульсировала кровь и бешеный молоточек долбил в уши.
‒ Быстро слезла отсюда, дрянь! ‒ я почувствовала на себе жесткую холодную руку и рывок. «Мое платье...!» — я поспешно встала, чтобы его сберечь. Голова кружилась до тошноты и, стоя на ногах, и пошатнулась и рухнула на пол.
‒ Она на подстилке была, вот здесь, на этой, где Явира спит, ‒ говорила та, что поглазастее. А другая стояла рядышком и ее подбородок мелко трясся.
‒ Простите пожалуйста нас, Брунхильда Вихреворот, мы не виноваты ни в чем, она сама ‒ лепетала та, другая, нервно хрустела костяшками пальцев и смотрела на грозную женщину снизу вверх.
«Так, значит Брунх… что это за сумасшедший дом? Нет, это все сон. Конечно же сон. Сейчас он закончится и я проснусь».
Однако сон не кончался.
Отвешивая подзатыльники девицам, гром-баба выпроводила девчонок из комнат. Из коридора еще долго был слышен их вой. Громкий, заливистый, словно ругали трехлетнего ребенка.
«А чего они плачут, девицы-то взрослые» ‒ мысль мелькнула и быстро погасла.
Ощутив хлесткий удар по спине, я вмиг вскочила на ноги. Следующий удар пришелся на поясницу, а третий ‒ по плечам.
Мокрая, с протухшим запахом тряпка, оказалась на моем лице. Я судорожно сглотнула, вытерла губы и посмотрела на эту ненормальную.
