Глава 6

Марк

Злюсь. Хотя скорее, эта злость сродни глубокому раздражению, в котором пребываю последнюю неделю. Думал, что это очередная Полькина блажь — отказ от секса. Был уверен, что надолго её не хватит, ведь прежде никогда не говорила «нет». Но дни идут, а она упрямо отворачивается и никак не реагирует на попытки склонить к близости. Это бесит. Никогда бы не подумал, что буду так реагировать, ведь в командировках прекрасно обхожусь без секса, никогда не изменял Польке, даже мысли такой не было.

Она рядом, но вдруг оказалась далеко — жалкая попытка наказать за возвращение Тима домой. Но разве можно было поступить иначе?! Во всём, что касалось его, всегда был непоколебим: если ненавидеть, то всей душой, если любить, то всем сердцем. Понял, простил, раскаялся за годы ненависти и каждое проклятье, посланное брату. Естественно, предлагать Тиму переехать не собираюсь: это родительский дом, и оба Градова должны жить в нём. Когда брат женится, мы с Полькой просто переедем в другую комнату, ведь сейчас ему не нужна родительская спальня.

Почему Поля не может этого понять? Ведёт себя как ребёнок, а ведь давно уже взрослая женщина. У меня даже мысль промелькнула о том, чтобы расстаться, ведь Тим всегда будет на первом месте, но я её отметаю. С Полей хорошо. Удобно. А ещё она всегда ставит на первое место меня. Она красивая, в меру умная, страстная. Для меня этого достаточно. Когда понял, что хочу ответить на её любовь, по-настоящему хочу — удивился. Несколько дней пытался осмыслить это желание, пытался найти ему рациональное объяснение, но не смог. Столько раз искренне её отталкивал, и мысли в голову не приходило, что жалкая девочка, заглядывавшая в рот, станет чем-то настолько необходимым. Даже уехал со студотрядом на всё лето, надеясь, что странное желание пройдёт, но стало хуже. Постоянно думал о Поле, которая всё также смотрела с обожанием, но больше не просила любить. Начал бояться, что она откажет, холодно рассмеётся, как сам делал сотню раз. Вернулся и первым делом пошёл к ней.

Дождь тогда лил сплошной стеной, из-за его шума Поля не сразу расслышала стук в дверь. Открыла, и от первой же вспышки счастья в её глазах окатило облегчением. Даже ноги ослабли.

— Марк, — проговорила она, пропуская. — Что-то случилось?

— Да, — ответил хрипло. — Ты.

И шагнул навстречу, обнимая, сталкиваясь с губами. Моё тяжёлое мокрое пальто обвило обоих, с волос текло, капли бежали по плотно прижатым друг к другу лицам. И сердце билось так быстро, как, наверное, не билось никогда. Столько лет отказывался от неё, а оказалось — надо было взять то, что предлагают и, наконец, почувствовать себя дома. Она вздрогнула, когда мокрые ледяные руки проникли под растянутую майку. Обвила руками, притягивая к себе сильнее, целуя неловко, но горячо. У меня от этих поцелуев голова пошла кругом. Ладони скользнули вниз, обжигаясь о кожу, согреваясь, и я несдержанно выдохнул, поняв, что под майкой на ней ничего нет. Увидеть, почувствовать, коснуться… Неизведанные, сильные эмоции выжигали кислород в лёгких, заставляя задыхаться. Толкнул её к стене, прихватил нижнюю губу, начал задирать майку, когда она надавила на плечи. Нехотя оторвался от неё, посмотрел: в полумраке прихожей глаза горели, Поля смотрела, но будто меня не видела.

— Марк, что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила она. И я ответил именно то, что чувствовал:

— Хочу быть с тобой.

Мы снова целовались, увернней, подстраиваясь друг под друга. Когда кончик языка коснулся её, Поля замычала, выгнулась, потираясь о грудь. Я уже полыхал вовсю, хотелось большего, прямо здесь и сейчас, но она снова остановила, шепнула смущённо:

— Пойдём в спальню.

Позволяла себя раздевать, неожиданно мило краснея. Раздевала сама, жадно разглядывая, гладя грудь и живот, целуя плечи, ключицы, шею — везде, куда могла дотянуться. Когда на пол упала последняя одежда, доверчиво легла на кровать, раздвинула ноги и протянула дрожащую руку. Я тоже дрожал, дышал дробно, забыв о необходимости анализировать каждое действие и поступок. Лёг на неё, прижав к кровати, погладил между ног, влажную, ждущую. И на последних остатках разума вошёл медленно. Её тихий вздох, тугое кольцо мышц, сжавших член, ногти, царапнувшие лопатки — слишком много и слишком мало одновременно. Надо было двигаться, иначе сердце взорвётся, лёгкие окончательно слипнутся. Поцеловал её, качнув бёдрами, под глазами полыхнуло, а дальше всё походило на гипноз, из которого хочется выбраться как можно скорее, но в то же время хочется остаться навсегда. За шумом собственного дыхания я различал её тихие стоны, за шелестом дождя — хлопки тел. Кажется, что-то шептал, но если бы кто-то спросил, не смог бы вспомнить ни слова. А потом лежал, перенеся вес на локти и колени, и долго целовал, лениво думая, что поцелуи, оказывается, очень приятная вещь.

Между нами не было долгих объяснений. Даже на тихое «я тебя люблю, Марк» ответил поцелуем, не словами. Но кому они нужны, когда и так всё ясно? Через два дня она переехала ко мне, и с этого момента я всегда возвращался домой, зная, что там меня ждут. Сейчас, видимо, уже не ждали. Или усиленно делали вид.

— Ты не спокоен, — замечает Тим, когда захожу на кухню и хмыкаю, увидев одинокую яичницу.

— Получилась, наконец? — спрашиваю, кивая на тарелку.

— Да. — Тим вздыхает. — Вообще-то я приготовил её для Полины, но она, кажется, не любит яйца и согласилась из вежливости.

— Поля любит яйца, — говорю прохладно. — Только не яичницу, а омлет.

— Я бы мог догадаться, — слабо улыбается Тим и склоняет голову набок: — И всё-таки, что случилось?

Раздумываю: говорить или нет. Кошусь на коридор, качаю головой, указывая на сад. Садимся в беседке, которую Тим уже полностью привёл в порядок и даже повесил белые шторы. Тим не торопит. Ждёт, откинувшись на руку.

— Она мне не даёт, — наконец говорю с досадой, рассматривая заросший куст калины.

— Что? — Тим приподнимает бровь.

— С тех пор, как ты приехал, она мне не даёт, — угрюмо повторяю. Опускаю глаза на свои руки, лежащие на коленях. Усмехаюсь.

— Мне уйти? — спокойно спрашивает Тим.

— Нет! — моментально поднимаю глаза на брата. Поджимаю губы, нехотя говорю: — Может, на один вечер… Она говорит, что не может, пока кто-то незнакомый дома…

Тим мягко улыбается. Обнимает одной рукой и ерошит волосы.

— Я мог бы и раньше догадаться. Никак не привыкну, что ты давно вырос. Сегодняшний вечер проведу в баре. А ты мирись с Полиной.

***

Тимур

Верный своему слову, ухожу практически сразу. Нашёл самый дальний и тёмный столик в шумном баре, слился с посетителями настолько, что никто даже внимания не обратил. И выхожу лишь после закрытия.

Пить умею, могу не пьянеть часами. Сейчас в голове лишь слегка шумит, несмотря на несколько бутылок вполне приличного ирландского пива. Не заметил, как выпил так много: задумался, наблюдая за посетителями, прислушиваясь к обрывкам разговора и понимая, что не надо ни собирать на кого-то информацию, ни ждать осведомителя, ни убивать. Просто можно сидеть, пить и есть и пытаться расслабить натренированные инстинкты. Меня не шатает, несмотря на лёгкую слабость в ногах.

Улицы пахнут так же, как помнил. Дома стали другими, но запах остался. Хочется просто идти домой, быть свободным в своих решениях и ни от кого не зависеть.

В доме темно. Тихо вхожу и замираю, прислушавшись. Из спальни доносятся звуки, которые очень сложно с чем-то спутать. Именно так звучит женское наслаждение, которое доставляет мужчина губами. Отчётливо слышно, как они размыкаются, слышно тихие влажные звуки и протяжные томные стоны. Даже напрягаться не надо, чтобы представить Полину, лежащую на кровати с широко разведёнными ногами. И тёмную голову брата между них.

— Что ж, — думаю, выходя из дома и направляясь к беседке, — по крайней мере две вещи знаю точно: мир в доме восстановлен, а Полина — очень страстная женщина. Иначе как объяснить, что они до сих пор не спят?..