Глава 7.

Мало-помалу лес оживал. В ельнике кто-то вздохнул. По вершинам деревьев прошелестело. Издали, еле слышно, вывел свой посвист рябчик. Тут же ему в ответ откликнулся другой, затем третий. Тишину леса нарушили синицы: пропищали и тут же смолкли, испугавшись своей смелости. Дятел без стеснения, решительно забарабанил по стволу, и лес, как по сигналу, ожил, пришел в движение.

Житейские заботы не ждут. Голод погнал все живое за пропитанием. Вот белка перепрыгнула с ветки на ветку, отправилась по делам, а под деревом уже скорлупа от еловых шишек.

В чаще, где снегу меньше, идти стало легче. Лыжи тихонько поскрипывали. На открытой поляне Савелий заметил лунки: здесь ночевали рябчики. Пес Бойко остановился и глухо зарычал. Рябчики на вершинах деревьев старательно склевывали березовые почки. Завидев охотника с собакой, насторожились и унеслись один за другим в густой пихтач, фыркая на лету. По самому краю поляны, под кустами рябины, сдвоенный след соболя: приходил полакомиться ягодами. Красные бусины ягод лежат на снегу, как капельки крови.

Впереди небольшая сопка, а за ней — первая остановка. Привычным движением Савелий снял чулком шкурку с застывшей тушки горностая. Собака довольно заурчала и в один миг управилась с остатками. Пошли дальше. Внезапно налетел порыв ветра и заголосил, как живой, скользя между плотной хвоей пихт и елей. Савелий невольно остановился и прислушался. Нет. Все спокойно. Охотник давно знал эти «фокусы».

Где-то с шумом и оглушительным треском отвалилась сбитая ветром ветка мертвого дерева. Погибшие таежные великаны, совершенно сухие, с отломанными ветвями все еще стояли прямо и гордо среди своих товарищей. Деревья росли так плотно, что такое дерево могло простоять вместе с другими много лет. Уже и кора поосыпалась, и все ветки пообломались, а великан, совершенно белый и гладкий, как седовласый старец среди дружной семьи, стоит себе да стоит. Лесная семья бережет «своих» до последней минуты. Савелий подумал, глядя на мертвое дерево: «Умирают стоя, даже после смерти не падают!»

Во втором силке охотника ждала огненно-рыжая лиса. Пока Савелий занимался добычей, Бойко убежал вперед. «Видно, что-то чует», — подумал охотник, насторожился и поторопился за псом. Перевалив пригорок, Савелий оказался на небольшой полянке и остановился в изумлении.

Такого он еще не видел. Неутомимый Бойко, тихо скуля, скреб лапами снег и вился вокруг большого сугроба. «Под снегом что-то есть! — догадался Савелий и осторожно приблизился. — Будь там лесной зверь, Бойко вел бы себя иначе. А если там не зверь, тогда что? Ну и дела. Что же там может быть?»

Охотник снял с плеча ружье. Любопытство и какой-то странный азарт овладели им. Почти сразу, как только Савелий стал разгребать снег, он наткнулся на крышу возка. Никогда еще ему не приходилось встречать в своем лесу такие странные находки. «Господи! Спаси и сохрани! — осенил себя Савелий крестным знамением. — Откуда он взялся?»

Крытая повозка была полностью занесена снегом. Савелий снял лыжи и тут же провалился по колено. Пришлось разгребать снег и вокруг себя. Пес Бойко еще больше оживился. Савелий стал работать быстрее, теперь он был уверен, что в возке есть живые люди. Будучи человеком совсем не робким, охотник все же испытывал душевное смятение. Мысли вихрем проносились в голове. «Каким чудом они здесь оказались? Большак в сорока верстах отсюда! Куда ехали? Зачем?» — недоумевал Громов.

Быстро орудуя своими большими руками, Савелий громко звал людей:

— Люди добрые, отзовитесь! Есть кто живой?

В возке было тихо. Призыв Савелия остался без ответа.

— Спите, что ли? Нельзя спать! Нельзя!

«Если живые, почему не откликаются?» — задавал себе вопрос охотник. Чтобы открыть дверцу, пришлось разгребать еще глубже: возок стоял на полесьях.

— Сейчас, сейчас, — приговаривал Савелий, — сейчас, скоро я вас откопаю, потерпите еще чуток, просыпайтесь!

Окошко заледенело, сквозь стекло ничего не было видно. От быстрой работы и непонятного волнения Савелий весь взмок. Прежде чем открыть дверцу возка, вновь перекрестился. Бойко вился и мешал Савелию, но хозяин не гнал собаку. С живой тварью ему было легче. Предчувствие его не обмануло. То, что ему пришлось увидеть, навсегда запечатлела его память. В низеньком возке, обитом изнутри синим бархатом, стояли две скамьи с мягкими подушками, между ними — неширокий проход. На правой от входа скамье, тесно прижавшись друг к другу и спасаясь от холода, сидели четыре человека. Теперь стало ясно, почему они молчали: все четверо были мертвы. Обшивка внутри возка и одежда путников заиндевела от их дыхания еще при жизни, да так и осталась. Теперь, когда Савелий распахнул дверцу, солнечный свет и воздух проникли внутрь, иней стал тихонько осыпаться. Замерзшие люди казались нереальными, при этом их мертвые лица с закрытыми глазами выглядели жутко. «Во сне замерзли, — сразу понял Савелий. — Эх, бедняги, Царствие вам небесное! — охотник перекрестился. — Надо же! Умерли от холода, в лесу замерзли! Вот ведь судьба какая. Увязли в снегу, да так наружу и не вышли!»

Лютый мороз никого не пощадил. Лошади, запряженные в возок, пали. По внутреннему убранству возка и одежде несчастных путешественников охотник догадался, что людьми они были знатными, не из бедных. Три женщины сидели на скамье. На полу, в ногах, примостился маленький мужичонка в драном овчинном тулупе — видимо, возница. В углу, под свободной скамейкой, лежала на боку пустая корзина, за ней — вторая. Больше в возке ничего не было. «Так. В корзинке провизию везли, да съели. Это понятно. Значит, ехали не близко, — размышлял Савелий. — Тут еще что-то».

В низком возке большому охотнику было слишком тесно. До второй корзины он не дотянулся. «Посмотрю потом», — решил он. За долгую таежную жизнь Савелий насмотрелся всякого. Он с интересом рассматривал лесных путешественников: «Кто вы такие? Откуда ехали и куда? Зачем?» Вот молоденькая женщина в беличьей шубке. Кто она такая? Справа от нее сидит другая женщина, постарше, в лисьей шубе. Третья, одетая в скромное пальто с меховым воротником, — слева. «Служанка ихняя, не иначе! А эти две, в дорогих шубах — дамы», — догадался таежник. Возница, сидевший на полу, прижимал к себе ноги молодой женщины, почти девочки, и укрывал их полами своего тулупа. Он грел ее, пока не умер, и даже мертвый прижимал ножки девочки к своему животу. «Взяли к себе! — горько подумал Савелий. — Да, перед лицом смерти все равны!» Обе женщины также бережно обнимали девушку, накрывали собой, но все напрасно. Все они умерли. Смерть сковала их воедино.

Нетерпеливый Бойко никак не мог проникнуть в возок: широкая спина хозяина заслоняла вход. Пес повизгивал снаружи. Наконец Савелий обратил на него внимание, отстранился от дверцы и погладил. Присутствие собаки радовало его.

— Хорошо, что ты со мной... — не успел договорить Савелий, как пес, прошмыгнув мимо хозяина внутрь возка, встал на задние лапы перед девушкой, завилял хвостом, заскулил и стал облизывать ей лицо. Иней стал быстро осыпаться, и Савелий увидел, что в ее лице еще есть жизнь. «Господи! Да она живая! На мертвую-то собака не кинется! — опомнился Савелий. — Что же делать?»

«Я — снежинка, я падаю, падаю, падаю... Подо мной серая бездна, но это не страшно, а скорее даже любопытно, я смогу узнать, что же там дальше. — Фредерика чувствовала, что она медленно и плавно парит. — Я — снежинка! Мне так хорошо. Тихо и печально, и вовсе не грустно. Нет ни слез, ни горя, ни страха, ни мольбы, ни стенаний. Все стихло. Все позади. Полное безмолвие. Оно — как и я. Ничто не нарушает тишины».

Невесомость вокруг Фредерики была мягкой и упругой. Ватная тишина забила уши: она ничего не слышала. Время остановило свой бег. Это только сначала было страшно и холодно. Молилась мать, рыдала фрейлейн Марта, что-то бормотал старик-извозчик. То ли молился, то ли утешал.