Баронесса Груня

Поселок Привольный. Летнее утро 1968 года.

Мальчик шел навстречу утру. Солнце светило ему прямо в глаза. Он был ещё совсем маленький. Улица, по сторонам которой росли высокие деревья, казалась ему безнадежно длинной и широкой. «Наверное, целый день нужно идти, чтобы пройти её из конца в конец, и даже устанешь, а если…», – на этом месте он беспечно бросил недодуманную мысль и побежал дальше.

Вовка Громов то шел по улице медленно, замирал, будто обнаружив что-то удивительное, то скакал в припрыжку, изображая кузнечика.

Иной раз Вовка останавливался и, запрокинув голову, подолгу смотрел в синее-синее небо. Он любил его, любил наблюдать за плавным движением белоснежных облаков. Ему хотелось в небо. Мальчик начинал кружиться, раскинув руки в стороны, воображая, что его руки – это винты самолета. Вместе с ним кружилось и небо, и деревья, и дома, и трава, и вся земля. Мальчик летел. Ему виделось, что зеленые верхушки деревьев упираются в небо. Он ещё не знал и удивлялся по своей детской наивности: «Почему облака не цепляются за деревья?»

Наконец Вовка остановился. Как весело было кружиться! Мир вокруг него качнулся и тоже остановился. Прохладный утренний ветерок ласково обдувал мальчика и шевелил его светлые, непослушные волосы. На голове у него был маленький веселый вихор, который придавал мальчику сходство с Незнайкой. Мама рассказывала Вовке, что когда он ещё не умел ходить, а только ползал, его нечаянно лизнула корова Зорька, «с теленочком спутала», так вихор и остался на голове.

Вовке было немного грустно. Все соседские ребята разъехались – играть было не с кем. Но, к счастью, долго грустить мальчик не умел. Замерев на мгновение, он снова побежал, выделывая ногами витиеватые коленца. Пиная мелкий камушек в дорожной пыли, напевал: «Вот по-й-ду – я – в шко-лу, там – и – на-и-граюсь, там – и – на-и-граюсь, там – и – на-и-граюсь!» – в такт своим прыжкам он делал ударение на букве «и».

Мысли о школе были у Вовки не ясные, будоражили его воображение, и немного тревожили. Конечно, он знал, что школа это большое здание посреди поселка и все местные ребята ходят в школу, чтобы учиться, но его смущали слова учительницы Любови Тарасовны, которая недавно к ним приходила.

– Здравствуйте, Аграфена Савельевна! – приветливо поздоровалась учительница, заходя в дом.

– И вам здоровьица, и вам, Любовь Тарасовна! – отозвалась Вовкина мама и захлопотала, не зная, как лучше принять гостью. Пригласила её в большую комнату, пододвинула стул, смахнула с него невидимую пыль.

– Я не просто так к вам зашла, дело у меня. – Любовь Тарасовна достала из сумки ручку и разлинованную тетрадь. – Семилеток записываю. Я сама первый класс набираю – педагогов не хватает. Хочу и на вашего мальчика посмотреть…

– Вот, вот он мальчик-то, сыночек мой, Вова, – ответила Груня и прижала к себе набычившегося Вовку.

Мать и сын жили замкнуто, ни родных, ни друзей не имели. Люди редко заходили к ним в дом. А когда такое случалось, всегда веселый и подвижный мальчик замыкался, уходил в себя.

Как водится, поговорили о дожде, об урожае, обсудили деревенские новости и, наконец, перешли к делу. Любовь Тарасовна начала расспрашивать про мальчика, а мать неспешно, словно размышляя, отвечала:

– Полное имя, отчество и фамилия?

– Так ведь, Громов Владимир Савельевич.

– Число, месяц и год рождения?

– Родился 14 июня 1961 года. С самого утра, значит... – Спешно добавила мать, припоминая, как всё было, как будто это имело значение.

Вовка в пол-уха слушал разговор, из-под тишка рассматривая гостью. Это было одним из самых любимых его занятий: притаиться и наблюдать, запоминая все до мелочей. Во что одета? Как говорит? Как ведет себя? Как смеется? Понаблюдав, Вовка решил, что учительница ему нравится.

Даже проскользнула досадливая мысль: «Моя мама совсем не такая, как эта тетя».

Сегодняшняя гостья Громовых заметно отличалась не только от Вовкиной матери. Она вообще выделялась среди сельских женщин. Любовь Тарасовна с отличием окончила факультет иностранных языков в педагогическом институте. Стала грамотным педагогом. Как лучшая студентка института, Любаша два года училась в Берлине: высшие учебные заведения социалистических стран обменивались студентами. После окончания института ей предлагали остаться в областном городе: специалисты со знанием иностранного языка были нарасхват. Но она, не раздумывая, поехала работать домой, в родные места. Преподавателей иностранного языка на селе всегда не хватало. Одинокая и бездетная, она жила со своим отцом, фельдшером местной больницы, и всю себя отдавала работе.

От всего её облика веяло чистотой, свежестью и радушием. Учительница была приветливой и улыбалась хорошей теплой улыбкой.

– К школе готовишься, Вова? Что ты уже умеешь? – обратилась Любовь Тарасовна к Вовке, когда формальности были закончены. Повисла пауза. Вовка угрюмо молчал. За него ответила Груня, смущаясь за себя и за сына:

– Так ведь нет же, никак нет. Не обучены мы.

– Как же так, Аграфена Савельевна, ребенок не знает ни одной буквы?!

Любовь Тарасовна пристально, не стесняясь, рассматривала Вовку: «Что за ученик из него получится?»

Маленький, щуплый. Облупленные на солнце нос и уши, мелкие черты лица. И только светло-зеленые Вовкины глаза, широко распахнутые, ясные и озорные, делали его мордашку привлекательной,

«Трудно с ним будет. Не развитый ребенок, запущенный. Все время молчит», – подумала она. И вдруг что-то внутри у нее обмякло, и сердце сжалось при мысли, что пред ней ребенок-сирота. От своего отца Тараса Ивановича она знала историю мальчика.

Мать умерла в родах, а про отца мальчика или других родственников никто ничего не знал. Женщина сама пришла в больницу рано утром. Роды уже начались, и выспрашивать у нее, кто она и откуда было совершенно некогда. Акушерки спешно подготовили роженицу и повезли в родильный зал, а потом, когда случилась трагедия, спохватились. Оказалось, что документов при ней нет. Никто о ней ничего не мог сказать. Врачи и медперсонал ожидали, что ее будут искать, но судьбой бедной женщины и ее детей никто не интересовался. Кто она и откуда, так и осталось загадкой. Конечно, все могло быть иначе, но… Первой родилась Вовкина сестра, здоровая и крепкая, а на рождение Вовки сил у матери не осталось. Она умерла. Врачи долго недоумевали, как в наше время могло такое произойти. Обратись она за помощью пораньше, ничего бы не случилось. Главный врач на следующий день сообщил о трагедии в органы милиции. Десять дней искали по городским и поселковым женским консультациям, опубликовали фотографию. Но безрезультатно. Такая женщина нигде не наблюдалась. «Безымянная роженица» – эта запись так и осталась в истории. Всё, что врачам оставалось сделать, – устроить жизнь младенцев, брата и сестры. Женщину похоронили на местном кладбище, как безродную. На кресте поставили номер её карты.

Девочку через три недели после рождения забрала бездетная тридцативосьмилетняя женщина.

Вовку долго никто не брал.Кому нужен заморыш? У него не было никаких шансов выжить. Но судьба распорядилась иначе. Вовка остался жить на белом свете.