Глава 5

Багир

Возвращаюсь к себе. Квартира встречает пустотой и тишиной. Так и должно быть. Снимаю куртку и вешаю ее на стул. Это единственная мебель, кроме матраса на полу. На кухне газовая плитка и небольшой холодильник.

Включаю ноутбук — источник света и информации. Открываю отчеты, сводки, но буквы плывут перед глазами.

Вместо цифр и планов вижу ее. Мадину.

Ее образ возникает передо мной, яркий и совершенно ненужный.

Как она стояла на кухне в том синем платье. Глаза испуганные, огромные. Взгляд дикого лесного зверька, попавшего в капкан. Но в них была не только покорность. Еще упрямая живая искра. Та, что не гаснет даже в полной тьме.

Чувствую странное копошение в груди. Теплое, давно забытое. Я привык к холоду в сердце. Там уже пятнадцать лет совершенно пусто.

А это новое тепло мешает. Напоминает, что я еще живой. Но мне нельзя быть живым. Нельзя чувствовать. Я этого не заслужил.

Вспоминаю, как вчера наблюдал за Мадиной по камерам в гостиной, когда она первый раз осматривала дом. Девушка двигалась неслышно, на цыпочках, словно боялась разбудить тишину.

Прикасалась к стенам, мебели, изучая свою новую клетку. А я сидел здесь, в этой берлоге и смотрел. Чувствовал себя бесстыдно подглядывающим сталкером. Это было неприлично. Но я не мог оторваться.

Она невероятно красива. Но ее красота не та яркая и наглая, что бросается в глаза. Она тихая, нежная и идет изнутри.

Та, что заставляет смотреть снова и снова. И от этого еще больнее осознавать пропасть между нами.

Мне сорок. Ей восемнадцать.

Пропасть в двадцать два года, полных крови, предательства и смерти. Я для нее чужой, старый, со шрамом на лице и на душе. Лишь орудие, которое послал Мурад для защиты сестры.

— Нельзя, — жестко говорю сам себе, вставая и подходя к окну. — Ты ее охранник. Защитник. И ты не можешь… не имеешь права даже думать об этом.

Набираю номер Мурада. Босс чувствует себя лучше после покушения. Но все равно пока еще в больнице со своей женщиной Яной.

— Как Мадина? — слышу хриплый голос в трубке.

— Обустраивается, — обтекаемо отвечаю, — я приеду, босс?

— Жду.

Еду в больницу.

Мурад лежит в стерильной палате, вокруг провода и датчики. Выглядит уже лучше, чем сразу после покушения.

— Багир, — хрипит он, едва я вхожу. — Докладывай.

Подхожу ближе.

— Мадина в безопасности. Как и сказал, обустраивается. Шок постепенно проходит. Ваша сестра проявила характер, — не знаю, зачем добавляю последнее. Но Мурад кивает, и в его взгляде проскальзывает гордость.

— Хорошо. Слушай меня внимательно. Клим мертв. Яна пока тут, но после похорон Волкова я ее увезу за границу. Она ждет ребенка. Я доверяю тебе, ты мне как брат, Багир. Защити мою сестру, пока все не уляжется. Правила прежние. Никаких чужих мужчин рядом, даже твоих людей. Только ты или Лика. Понял?

— Да, босс.

— Ей нужно все: безопасность, спокойствие, уверенность. Береги ее, Багир. Как… — он замолкает, прокашливается. — Как зеницу ока.

Киваю. Его слово для меня — закон. И не потому, что Мурад — мой босс. А потому, что он прав.

— И второе, — голос Мурада становится тише, но тверже. — Пока дышит этот арабский шакал Газали, ни ей, ни матери не будет покоя. Ликвидировать. Это приказ. А если мой отец вмешается… отправь его следом за благодетелем. Но Мадину в это не впутывай. Моя сестренка и так настрадалась.

Смотрю Мураду в глаза. Вижу, как тяжело ему это говорить. Все-таки Демид его отец. Но тот переступил черту, продав собственную дочь.

— Будет сделано, босс.

— Действуй. — Он закрывает глаза, силы покидают Горцева. Я выхожу из палаты, обдумываю приказ.

Нужно разработать план, узнать все о Газали. Подключу ребят, пусть копают. Все равно пока лучше затаиться без лишних провокаций.

Но прежде, чем я вернусь к Мадине, у меня есть дело. Еду на кладбище. Сегодня годовщина.

Стою у двух ухоженных могил. Воздух пахнет сырой землей и памятью. В руках букет гвоздик…

Возвращаюсь домой из командировки. В голове одна мысль: скорее бы обнять жену и дочь! Лиза наверняка наденет то платье, которое я подарил ей перед отъездом, а малышка Алина сразу повиснет на мне, как обезьянка.

Захожу в наш большой дом. В нем стоит непривычная тишина. Слишком громкая.

Иду по коридору. На полу темные багровые пятна. Захожу в спальню…

И нахожу их. Лежащими в луже холодной крови. Любимые глаза, которые я так мечтал увидеть, смотрят в пустоту.

В тот миг сердце остановилось. Разорвалось на части вместе с моим миром. С тех пор оно не бьется…

Нащупываю цепочку на шее под рубашкой. Обручальное кольцо. Единственное, что осталось от той жизни.

Я смотрю на могилы тех, кого не смог уберечь. Прошлое всегда настигает, верно?

Молча разворачиваюсь и ухожу. Усилием воли успокаиваю трепещущее сердце. Оно ждет возвращения… к ней…

Подъезжаю к дому. Провожу быстрый обход периметра. Никого, хорошо. Прохожу в гостиную и замираю на пороге.

Мадина сидит перед телевизором. На экране ее отец. Его лицо искажено ложным горем и злобой.

— … сбежала со свадьбы… опозорила честь семьи… будет большой политический скандал!

Вижу, как дрожат хрупкие плечики. Слышу прерывистый тихий всхлип. Слезы катятся по щекам Мадины, оставляя мокрые дорожки. Каждая из них вонзает раскаленный нож в мою омертвевшую душу.

Девушка не виновата. А он… этот кусок дерьма заставляет ее чувствовать стыд. Страх.

Подхожу. Сажусь перед ней на корточки, чтобы не напугать.

— Мадина, — шепчу.

Она вздрагивает. В огромных карих глазах столько боли и стыда, что мне хочется разнести этот телевизор вдребезги.

— Он… он говорит, что я… что мы… опозорили… — она задыхается от рыданий.

Я машинально протягиваю руку, но останавливаюсь на полпути. Мне нельзя касаться ее.

— Слушай меня, — произношу, глядя ей в глаза. Я вкладываю в свои слова всю уверенность, но стараюсь говорить мягко. — Ты никого не опозорила. Ты храбрая, ведь выбрала свободу. Это и есть честь. А он… — киваю на экран, — продал свою кровь. У него нет права говорить о чести. Всегда помни об этом.

Мадина смотрит на меня, широко распахнув глаза. Слезы медленно высыхают. Ее дыхание выравнивается. Она ищет во мне опору. И находит ее.

— Правда? — шепчет девушка, и в этом шепоте слышится хрупкая надежда.

— Правда, Мадина, — уверенно говорю. — Я никогда не лгу.

Она медленно кивает, смахивая остатки слез с ресниц. И впервые за все время я вижу в ее взгляде не страх и не стыд, а доверие. Хрупкое, как первый лед, но настоящее.

И я знаю: чтобы сберечь его, я уничтожу любого, кто посмеет к ней приблизиться…