Глава 4

Мадина

Тишина становится густой, практически осязаемой. Я стою, не смея пошевелиться, чувствуя на себе тяжесть его взгляда. Он пронизывает меня насквозь, заставляет кровь стучать в висках все громче.

— Мадина.

Мое имя в его устах звучит непривычно, низко и немного хрипло. Оно не ласковое, как у матери, и не властное, как у отца. Другое.

Заставляю себя поднять взгляд, преодолевая робость и смущение. Багир стоит, скрестив руки на могучей груди. Он уже не в черном, как утром, а в темно-серой водолазке и простых штанах. Шрам через бровь резко белеет на смуглой коже.

— Ты должна понять правила, — начинает мужчина, и его голос холоден и четок, будто отточенный клинок. В нем нет ни капли тепла, которое я, глупая, возможно, надеялась услышать. — Это не рекомендации, а закон твоего выживания.

Молча киваю, сжимая влажные ладони в кулаки.

— Один шаг за порог без меня или Лики и тебя могут найти. Окна не открывать. На первом этаже решетки, на втором — сигнализация. О любом подозрительном шорохе за дверью или чужой машине под окнами сообщаешь сразу. Мне или Лике. Поняла?

— Поняла, — выдыхаю, и собственный голос кажется мне детским писком.

Его холодность слегка ранит. Багир смотрит на меня как на проблему. На объект, за который несет ответственность.

И это правильно. Единственно верное, что может быть между нами.

Он взрослый, опытный мужчина. Воин, принадлежащий к другому, жестокому миру. А я — невинная девушка, которую он спас по приказу моего брата Мурада. Не более того. Я должна быть благодарна и послушна. И только.

— Думай о нем только как о спасителе, — строго приказываю себе. Но что-то в глубине души: темное и непослушное, уже шевельнулось при виде его силы и звуке хриплого голоса.

— Хорошо, — резюмирует Багир, и его взгляд скользит по мне, быстрый, оценивающий. Он проходит в гостиную и берет маленький, до боли знакомый чемодан. — Твоя мать собрала вещи, рискуя всем.

Он ставит его передо мной. Сердце сжимается от щемящей боли. Мама…

Как же она рисковала! Опускаюсь на колени перед чемоданом, дрожащими пальцами расстегиваю застежки.

Поверх аккуратно сложенных платьев лежит коричневая папка. Открываю ее, и дыхание перехватывает. Мои заявления в университет. Мои учебники по математике и литературе, которые я прятала под матрасом. Она все нашла и сохранила это для меня.

Зная, что я сбегу. Веря, что у меня будет другая жизнь.

Слезы подступают, но на этот раз не от отчаяния. От силы, которую мне дала эта маленькая победа, тихий бунт моей матери.

— Спасибо, — шепчу, прижимая папку к груди и поднимая на Багира сияющий взгляд. — Большое спасибо.

В его темных глазах на мгновение мелькает что-то неуловимое. Не тепло, нет. Но, возможно, легкое одобрение. Кивнув, мужчина выпрямляется.

— Мне пора. Лика приедет к тебе после обеда, — он делает шаг к выходу, и пространство будто расширяется, становится пустым. — Я приеду завтра утром. Проверю, как ты. Ноутбук и мобильный на дне чемодана. Там забиты безопасные номера.

Багир уходит. Так же резко и бесшумно, как и появился. Дверь закрывается, и я остаюсь одна с чемоданом, папкой и гулкой тишиной, которая теперь кажется еще громче.

Вечер тянется мучительно долго. Пытаюсь читать учебники, но буквы плывут перед глазами. Я слышу каждый скрип, каждый шорох за окном.

Одиночество сжимает горло ледяными пальцами. Я в безопасности, но не свободна.

Ночь приносит с собой страх. Я не могу уснуть. Ветви дерева за окном отбрасывают на стену движущиеся тени, и в каждой мне чудится высокая фигура Газали, его пронизывающий взгляд. Вжимаюсь в подушку, зажмуриваюсь, пытаясь прогнать призраков.

Снова в памяти всплывает лицо: суровое, со шрамом. Багир. Его глаза, в которых нет жестокости, лишь стальная решимость и сила. Мысль о нем и его несокрушимой надежности приносит странное, необъяснимое спокойствие. Тревога понемногу отступает, уступая место истощению, и я проваливаюсь в тревожный сон.

Утром просыпаюсь разбитая, но с четким осознанием: я должна жить. Должна собраться.

В ванной я впервые за долгое время внимательно разглядываю свое тело в полный рост. Тощее. Почти мальчишеское. Груди совсем маленькие, бедра узкие. Только глаза: огромные и испуганные, смотрят на меня из зеркала. Во мне нет ни капли женской соблазнительности, о которой говорят в фильмах.

И почему-то на ум приходит он. Багир. Настоящий мужчина, сильный, взрослый. У него, наверное, были женщины. Много красивых раскрепощенных, опытных женщин. Они знают, как обращаться с такими мужчинами, как заставить их взгляд загореться желанием, а не холодной ответственностью.

Мысль обжигает изнутри, заставляет щеки залиться краской стыда. Это грех. Нечестивые, скверные мысли. Приличная девушка не должна так думать о мужчине, о котором она ничего не знает.

Быстро ополаскиваюсь, пытаясь смыть с себя этот стыд.

Торопливо вытираюсь и закутываюсь в халат, стараясь прогнать наваждение. Подхожу к шкафу. Выбираю самое закрытое строгое платье из темно-синего бархата с длинными рукавами и высоким воротником. Повязываю платок в тон, тщательно пряча каждую прядь волос.

Теперь я снова защищена. Я та, кем должна быть.

Спускаюсь на первый этаж на цыпочках, стараясь не шуметь. Из кухни доносится грохот посуды. Значит, Лика уже здесь и готовит завтрак. Делаю глубокий вдох, готовясь к новому дню в заточении.

Но, переступив порог кухни, замираю.

Возле раковины, спиной ко мне стоит не Лика. Широкая спина, мощные плечи, знакомые даже под простой одеждой, напряглись в движении. Он моет большую сковороду, и его движения точны и уверенны.

Багир.

Мужчина оборачивается, услышав мое дыхание. Темные глаза встречаются с моими. На его лице ни тени удивления, будто он знал, что я здесь, чувствовал мое приближение.

— Доброе утро, — говорит он.

Не могу вымолвить ни слова. Я смущена до глубины души. Опускаю взгляд.

Но сквозь смущение, страх и стыд пробивается крошечный теплый росток радости. Он здесь.

И я, против всякого здравого смысла и правил, рада его видеть…