Я ненавижу твою собаку

Когда мне исполнилось восемь лет, у меня появилась очень странная мечта. Я захотел потеряться. Типа, быть украденным каким-нибудь маньяком или заблудиться в лесу, или вообще пропасть без вести в неизвестном направлении. Пусть даже я сам не понимал бы, куда попал, лишь бы дома меня потеряли. Обычно, такие странные фантазии появляются у детей, когда дома у них все идет не очень хорошо. Я не был исключением.

На самом деле, все пошло не очень хорошо еще раньше, когда мама застукала отца с секретаршей на их супружеском ложе и подала на развод. Мне тогда было около шести. Я сам их не видел и все, что запомнил – это бесконечные обвинения в предательстве со стороны мамы в сторону папы. Первое время он пытался оправдаться, затем началась дележка имущества, бракоразводный процесс, и в итоге под раздачу попал я сам. Как единственный общий ребенок, я тоже был их совместно нажитым имуществом, и они решили, что меня тоже надо поделить.

Пять дней в неделю я жил с мамой и ежедневно выслушивал от нее речи в духе военных вождей. Она говорила, что мы команда и должны вместе противостоять коварному отцу, посягнувшему на нашу территорию. То есть на меня. Она промывала мне мозг каждое утро за завтраком, затем садилась на телефон и строила планы со своим адвокатом. Тоже на счет меня.

На выходные я уезжал к отцу, и он в точности дублировал поведение мамы. Вместо совместных игр я слышал:

- Подожди минуту, Марти, это очень важный звонок.

Вместо прогулок в парке я сидел в зале суда и слушал, как мои родители поливают друг друга грязью. Как они на разный манер поют песни о бесконечной ко мне любви, а после отвозят то в один дом, то в другой и напрочь забывают о моем существовании. Так прошел год.

А потом у папы появилась другая женщина. Он отказался от опеки надо мной, и мы с мамой остались вдвоем. Но больше времени мне она уделять не стала. У нее появилось более увлекательное занятие – гонка за алиментами. А еще через полгода – новый бойфренд, вдовец с двумя прекрасными девочками с пшеничными волосами и покладистым характером. Правда, покладистыми они были только с ней. Мне любящих старших сестер не досталось.

Настал миг, когда я перестал находить себе место в своем же собственном доме. Мои сводные сестры, Кэли и Карен, заняли мою комнату, без спроса брали мои вещи и все время жаловались отцу, когда я пытался им противостоять. Не скажу, что я вел себя хорошо, и все полученные наказания были незаслуженными, и все же он был ко мне слишком строг. Если я не хотел чем-то делиться с его дочерями, это отбиралось у меня и отдавалось им. Так я лишился бейсбольной перчатки, пары наборов карандашей, летних шортов и зимних санок и еще много-много чего.

А потом в моей жизни появился он – Тайлер Эдвард Брайс. Он жил в телевизоре и моем воображении еще долгие годы после того, как я впервые о нем услышал.

Семнадцать лет назад в солнечной Калифорнии без вести пропал четырехлетний мальчик. Новости о нем разлетелись по всей Америке за считанные дни. Он жил в частном доме в Эль-Монте в округе Лос-Анджелес со своими родителями Мелиндой и Бредом и младшим братом Эриком Льюисом Брайсом, и пропал ночью, пока родители спали в соседней комнате, а его двухлетний братишка – в соседней кроватке.

Пропажу ребенка обнаружили только утром и сразу обратились в полицию. Окно в комнату детей было приоткрыто на ночь из-за жаркой погоды. С утра оно оказалось распахнуто настежь, а москитная сетка срезана. Тайлера объявили похищенным и немедленно приступили к поиску и расследованию, но никаких зацепок до сих пор не нашли.

Его фотографию каждый день показывали в новостях, родители Тайлера все время участвовали в ток-шоу, рассылали объявления по штатам с просьбой помочь любой информацией на случай, если малыша увезли из Калифорнии. Каждый раз, появляясь на публике они говорили в экран телевизора, как переживают и скучают по сыну, как любят его. И каждый раз держались за руки, как настоящая любящая друг друга супружеская пара. Как мои родители когда-то.

Я плакал, пока смотрел в их глаза и тайно фантазировал, что это мои родители призывают меня, потерявшегося, заблудившегося или украденного, позвонить им и вернуться домой. Каждый день я прятался в гараже между тачкой отчима и полкой с инструментами и мысленно проговаривал речь, которую произнесла бы моя мама, исчезни я вдруг из дома в неизвестном направлении. Я воображал, что папа, услышав о моей пропаже, вернулся домой и выгнал отчима и двух его вредных дочерей. Они с мамой простили друг друга и вместе занимаются моими поисками. Дают бесконечные интервью, рассылают листовки и все время держатся за руки, потому что у них больше нет причин ссорится и им нечего делить. Единственное, что для них важно – это я. Наконец-то.

Ради этого я был готов заплатить любую цену. И когда на молочной коробке появилась фотография Тайлера Эдварда Брайса, я вырезал ее и вставил в большой круглый медальон, купленный на барахолке за пять центов. Я решил, что однажды он придаст мне сил, и я тоже смогу исчезнуть.

А время шло дальше. Тайлера так и не нашли, ситуация в моем доме не изменилась. Разве что только я стал все чаще задерживаться на улице, игнорировал указанное время возвращения, а иногда и вовсе не заходил домой после школы, скатился на двойки и все чаще огрызался на отчима. Швырял в сестер вещи, которые они нацелились у меня отобрать, и, в конце концов, познакомился с ремнем, психологом, синдромом дефицита внимания и риталином. Последнее было лучшим из всего. Я втихаря продавал их одноклассникам и откладывал деньги на побег.

В пятнадцать лет я впервые не вернулся домой ночевать. Было лето, учебный год давно закончился, и ночи стали достаточно теплыми, чтобы перекантоваться пару дней на улице. Я больше не хотел, чтобы меня украли, и не собирался блуждать в лесу или теряться по-настоящему, но я очень хотел, чтобы меня кто-нибудь начал искать. Но по истечении третьего дня на столбе не появилось ни одной листовки с моей фотографией, по радио не сообщили о моей пропаже, и на мой мобильник ни разу никто не позвонил. А потом он сел, и вместе с последним писком, оповещающим о выключении, закончилось мое терпение. Я вышел на трассу, ведущую прямиком в Калифорнию и поймал попутку.

Так я и оказался здесь.

- Три картошки, два двойных бургера и две колы, пожалуйста, - говорит клиент, и я повторяю за ним слово в слово, как выдрессированная мартышка, только сменив слово «пожалуйста» на более подходящий вариант:

- Три картошки, два двойных бургера и две колы. Пожалуйста, - улыбаюсь и протягиваю вмиг подготовленный заказ. Поворачиваюсь к новому клиенту и… ну, вы поняли.

Это ресторан быстрого питания, а я самый старший его работник. Не подумайте, что я жалуюсь, мне нравится моя работа. Я хорошо умею улыбаться и делать то, что от меня хотят, Джейден научил. Но дело не в этом, просто… я пропал из дома десять лет назад, а меня до сих пор никто так и не нашел. И даже не искал.

А Тайлера Брайса до сих пор ищут. Я только вчера видел по телевизору его маму. Сейчас ее уже редко показывают, но она все так же продолжает надеется на чудо и держит за руку своего мужа. Его младший брат недавно поступил в колледж. А самому Тайлеру в этом году исполнился двадцать один год. Если он жив, конечно.

Я представляю, что мы с ним вместе выпиваем виски. В моем воображении он показывает мне документы и говорит, что ему можно по закону. Но лицо у него по-прежнему детское, как у четырехлетнего ребенка.

Я не знаю, почему именно он запал мне в душу. После в Америки пропал еще не один ребенок и подросток, но именно Тайлер стал моим талисманом и привел меня сюда.

- Что выбрали? – спрашиваю я пожилую женщину с внуком, вставшую возле кассы.

- Салат, - говорит она, - картошку и детский набор.

- С соком или молочным коктейлем?

Она поворачивается к внуку и скрипит:

- Что ты хочешь, Эдди, сок или коктейль?

Эдди – это второе имя Тайлера.

- Коктейль.

Я повторяю заказ, и вдруг старушка перебивает меня:

- Вы слышали, в округе завелся маньяк? – говорит она, заговорщицки нагнувшись ко мне ближе.

Я на автомате отшатываюсь, соблюдая правила, сохранившиеся после недавно прошедшей по стране пандемии, и задерживаю дыхание. Говорю:

- Да вы что?

- Да, - она кивает. – Ему нравятся двадцатилетние мальчики. Недавно в парке обнаружили тело, и еще одно на выезде из города возле трассы. А две недели назад под мостом. Он их насилует, истязает, а потом душит. – Старушка страшно выпячивает глаза и скручивает сухими руками несуществующую шею. - Не возвращайтесь домой в одиночку.

Я поджимаю губы, осторожно и медленно вдыхаю, прикрыв лицо ладонью, типа от страха, и говорю:

- Боже, какой ужас. Спасибо, что предупредили. Вот ваш заказ: салат, картошка и детский набор с молочным коктейлем.

Бабушка благодарит меня и уходит, таща за руку ребенка. Они устраиваются за дальним столиком, и я на секунду подвисаю, провожая их взглядом, пока меня не окликает следующий клиент.

- Да? – переспрашиваю я.

Это компания молодых парней, чуть младше меня или моего возраста. Они заказывают пиццу и пиво. Один из них показывает документы. Ему двадцать два. Я подаю заказ и предупреждаю его о маньяке. Он смеется в ответ и вместе с друзьями теряется в потоке посетителей. А мне не смешно. Я больше не хочу, чтобы меня кто-нибудь украл. Я хочу, чтобы меня наконец-то кто-нибудь начал искать. Ну, хоть кто-нибудь.

Но видно не судьба. И мне давно пора с этим смириться. Мне уже не пятнадцать и даже не двадцать. Еще чуть-чуть и я стану мужчиной так называемого среднего возраста. Но старые обиды не желают отпускать. Пару раз в месяц я набираю старый телефон своего дома, звоню и дышу в трубку. Я теперь сам, как маньяк. Но знаете, что самое обидное? На дворе двадцать первый век. У них ведь точно есть определитель номера. Но мне так ни разу никто не перезвонил.