Глава 6

— Красиво, не правда ли?

Я оборачиваюсь, пораженная, на мгновение даже забыла, где я нахожусь. В этом и заключается особенность красивых вещей - они могут отвлечь нас на некоторое время, но потом все снова превращается в реальность.

— Да, очень, — робко отвечаю ему.

Я наблюдаю за ним, пока он идет к столу. Он берет графин, наполненный темной жидкостью. Два стакана звенят в его руке, я понимаю, что он надумал предложить мне выпить.

— Нет, спасибо, — бормочу я, прежде чем он успевает плеснуть в бокал то, что, как я предполагаю, является виски.

Я никогда не пила крепкий алкоголь, максимум что могу выпить это легкий коктейль, но шансов сделать это у меня не много, попойки я не люблю.

Он поворачивается и смотрит на меня. Его глаза прекрасны в лучах заходящего солнца. Его тело статное тело, величественно. Если оно так великолепно выглядит в одежде, интересно, как он будет выглядеть без нее.

— Как хочешь.

Алихан наливает себе большой стакан и опрокидывает больше половины одним глотком. Капелька с его губ скатывается по подбородку и он вытирает ее тыльной стороной ладони.

В голове мелькают спутанные образы, его мощное тело, его крепкие руки, но я быстро задвигаю их в самые темные уголки сознания. Он привлекателен лишь внешне, внутри он - чудовище. Я не могу позволить его внешней привлекательности сбить меня с толку.

— Я надеюсь, что ты будешь считать это место домом, а не тюрьмой.

Его слова мягкие, а глаза добрые, когда он смотрит на меня. Либо он пытается утешить меня, либо дать мне ложное чувство безопасности. Я думаю, что последнее. Возможно, он хочет, чтобы я ослабила бдительность, и тогда его нападение будет более жестоким.

— Все зависит от того будете ли вы относиться ко мне как к человеку, а не как к пленнице, — отвечаю я, садясь на диван.

Я не знаю, что еще делать и куда мне идти. Мне еще не дали никаких указаний или целей.

— Я буду обращаться с тобой так, как считаю нужным, и никак иначе.

Я смотрю в глаза Алихана. Сейчас я не знаю, что думать и что чувствовать. Мой разум все еще не пришел в себя. Менее чем за двадцать четыре часа моя жизнь так сильно изменилась.

— Не нужно хмуриться. Пока ты хорошо себя ведешь, я не буду обращаться с тобой слишком плохо.

Я не понимала, что хмурюсь, пока он не указал на это.

— Я буду иметь это в виду, — отвечаю я, опустив глаза в пол.

Он очень странный тип, не похож ни на кого из тех, кого я когда-либо встречала. При взгляде на него мое сердце бьется ненормально быстро, но когда я пытаюсь не смотреть на него, мне кажется, что я что-то упускаю.

— Правила довольно просты, — он поджимает губы, садясь рядом со мной. — Делай, что я говорю. Не перечь мне, и, конечно же, ты не должна пытаться сбежать. Никогда. Если ты это сделаешь, сделка расторгнута, и твоему отцу не поздоровиться.

После его слов, мое сердце снова начинает вырываться из груди.

— Я не убегу, обещаю.

— Ты также не можешь бродить по дому: я объясню тебе, в какие комнаты тебе можно заходить. Тебе нельзя разговаривать ни с кем из моих людей, но я представлю тебя прислуге, с ними ты можешь общаться. Ты будешь носить только ту одежду, которую я тебе дам. Кроме этого, ты должны будешь находиться в моей спальне постоянно, а выходить только когда я разрешу. Без моего разрешения выходить запрещено. Теперь ты моя и я хочу обладать тобой, наиграться тобой.

От его слов у меня перехватило дыхание.

— Наиграться? Обладать? Вы говорите обо мне, как о вещи.

Мне много раз говорили в жизни, что мой рот однажды доставит мне неприятности. До сих пор я никогда не воспринимала это всерьез. Слишком часто я говорю раньше, чем думаю, а это ужасная привычка, особенно в моей ситуации.

Он наклоняется ко мне, внимательно осматривая мое тело.

— Да, ты моя личная игрушка. Я буду обладать тобой всеми возможными способами, — обещает он, его голос чуть громче шепота.

— А если я буду возражать против того, что ты хочешь от меня? Что, если я почувствую, что не смогу справиться с тем, что ты от меня требуешь?

В данный момент я чувствую себя очень смелой. Я знаю, что задав этот вопрос, я получу ответ, который не хочу слышать, но теперь мне придется.

— Если ты будешь возражать, то для тебя ничем хорошим это не обернется, это будет значить, что долг не оплачен. А если долг не оплачен, то мне придется расправиться с твоим горячо любимым предком, ты же не хочешь, чтобы это произошло?

Его голос опасен, а глаза говорят, что он не лжет. Он начнет забирать жизни, если я не буду следовать его указаниям.

Глядя на его руки, я понимаю, что они забрали жизни многих людей. И я рискую стать его следующей жертвой.

— Я не буду возражать, — отвечаю я, изо всех сил стараясь выглядеть решительно.

У меня нет другого выхода.

— Хорошо, — говорит он, улыбаясь так, как будто только что решил все проблемы в мире.

Воздух между нами стал менее напряженным, и я чувствую, что расслабляюсь в мягких подушках.

— Есть будешь? — спрашивает Алихан, взбалтывая алкоголь в своем стакане. Он смотрит на него, как будто все ответы на его проблемы лежат на дне этого стакана.

— Нет, я не хочу, — правдиво отвечаю я. И хотя ничего не ела с самого утра, но не чувствую голода.

Более того, мой желудок буквально завязан узлом. Я не думаю, что смогу сейчас что-нибудь съесть.

— Ну, что ж это не важно, ведь тебе все равно придется пойти со мной на ужин. Я уверен, что ты передумаешь, когда почувствуешь запах еды, которую приготовила Вера Степановна.

— Зачем спрашивать, если вы уже приняли решение за меня?

Не обращая на меня никакого внимания, он продолжает:

— Может, ты хочешь что-нибудь конкретное? Кажется, сегодня нам приготовили спагетти, шампиньоны с сыром и стейк.

— Звучит неплохо. Я не привередлива.

Мы встаем с дивана одновременно. Наши тела соприкасаются, и меня словно прошибает электрическим током. В этот момент мне приходит осознание, я начинаю понимать, что таким он стал не просто так. Мне хочется вцепиться в него, заползти в темные уголки его сознания и раскрыть его истинную сущность.

Но сейчас не до этого, сейчас я сбита с толку и напугана и до сих пор сжимаю разорванную ткань рубашки.

Алихан опускает взгляд на мою руку, и его глаза загораются, словно он только что что-то вспомнил.

На мгновение он исчезает в большой гардеробной, чтобы через несколько мгновений вернуться с блузкой в руке.

— Снимай это тряпье, — приказывает он и протягивает мне вещь.

Я беру ее и быстро делаю то, что он говорит. Бросив порванную рубашку на пол, я натягиваю шелковистую блузку. С каждой секундой, что я переодеваюсь его взгляд становится все более заинтересованным, из-за этого я тороплюсь еще больше.

Только когда я застегиваю блузку, я задаюсь вопросом, кому она принадлежит. Почему у него в шкафу женская одежда? Он часто так делает, или у него есть девушка... или жена?

Кем бы она ни была у нее такой же размер как у меня.

— Пойдем.

Поставив свой бокал, он осторожно берет меня за руку и выводит из комнаты, останавливаясь, чтобы запереть дверь за нами на замок. Я не уверена, почему он чувствует необходимость сделать это, ведь это его дом, но я не настолько любопытна, чтобы спрашивать.

Я не могу не восхищаться домом Алихана, пока мы продолжаем наш путь в сторону кухни. Дом большой, и в нем есть элегантность, которую я никогда раньше не видела. Такое я нигде не видела – картинки такого в полной мере не передадут.

Кухня огромная. Вдоль стен стоят шкафы из темного дерева. Холодильник - самый большой из всех, что я когда-либо видела, а зона столовой настолько велика, что легко можно накормить целую роту солдат. Окна от пола до потолка занимают всю дальнюю стену, позволяя свету проникать в комнату. Пол выложен белым мрамором, и я предполагаю, что этот дом стоит больше, чем я могу себе представить.

Я сажусь за стол, не отрывая глаз от представившегося мне вида. Жаль, что у кого-то вроде него есть такой дом. Даже если сейчас он не причиняет мне никакого вреда и не требует всяких извращений то, я знаю, что рано или поздно это произойдет.

Через несколько минут передо мной стоят макароны с каким-то красным соусом, стейк и грибы все как он и обещал.

— Ешь, это потрясающе. Все приготовлено по рецептам моей матери, — он улыбается, но улыбка не читается в его глазах.

Я могу сказать, что под видимым спокойствием что-то бурлит. Внутри ураган, способный унести с собой всех и вся.

Я бы никогда не признала этого, но он был прав. Теперь, когда я чувствую запах этой еды, я чувствую голод, несмотря на ужас перед неизвестностью.

Взяв вилку, я запихиваю в рот большой кусок. Это очень вкусно. От удовольствия, совершенно случайно, я издаю что-то похожее на стон. Когда я открываю глаза, чтобы откусить еще кусочек, мой взгляд сталкивается со взглядом Алихана. Его глаза широко открыты, а взгляд заинтересованный, мне кажется, что он готов перепрыгнуть через стол и набросится меня.

— Это очень вкусно, — хвалю я еду.

Он кивает мне, не обращая внимания на взгляд, который только что бросил на меня. Во мне поселяется холод. Я не хочу, чтобы он так смотрел на меня, но, с другой стороны, в какой-то степени хочу. Мне кажется, что без него, без этого взгляда, мне чего-то не хватает.

Я доедаю свою еду и встаю, готовясь помыть тарелку и столовые приборы, чтобы их можно было убрать.

— Остановись, — приказывает он.

Я поворачиваюсь к нему, ощущая, как мое лицо краснеет. Я чувствую себя ребенком, который сделал что-то не так.

— Об этом позаботится прислуга.

Я удивленно смотрю на него, не уверенная, что собираюсь его послушаться. Я не из тех, кто позволяет другим убирать за собой.

— Ты уже подумываешь о том, чтобы ослушаться меня?

Я же еще не сделала ничего плохого, не понимаю, как уборка за собой может быть неповиновением?

— Нет... — немного лукавлю я.

Не хочу говорить ему, что не собираюсь его слушать, особенно из-за такой мелочи, как мытье посуды.

Мама так воспитала меня, убирать за собой у меня в привычке.

— Ты лжешь, — замечает он, делая агрессивный шаг в мою сторону. Его глаза сужаются, когда он проводит рукой по моей спине, добираясь до шеи.

Его пальцы впиваются в мою кожу, принося боль.

— Никогда не лги мне.

На его лице нет никаких эмоций, а голос холодный и твердый. Страх пробирается по моему позвоночнику и проникает глубоко в мозг. Сейчас мне совершенно очевидно, что даже самые незначительные вещи могут привести к нехорошим последствиям.

— Хорошо.

Я изо всех сил стараюсь держать подбородок высоко поднятым. Я не хочу, чтобы он думал, что уже сломал меня. Хотя я никогда не буду сломлена. Я слишком много потеряла в своей жизни, чтобы стыдиться чего-то.

— Ложь это то, за что можно убить. Всегда будь честна со мной даже в мелочах. Всегда.

Его глаза становятся мягче, и во мне поселяется понимание. Честность имеет для него огромное значение. Я учту эту информацию, она поможет мне продержатся.

— Я буду. Всегда буду честной.

— Хорошо. Честность - лучшая политика.

Его рука отпускает мою шею и скользит к пояснице. Прижимаясь к моей спине, он толкает меня вперед, заставляя отойти от стола и дать горничным выполнить свою работу.

— Поймите Алихан Ахматович у нас в семье было принято убирать за собой, мне совсем не трудно навести порядок.

Уборка на кухне была бы мне крайне полезна, она помогла бы мне отвлечься.

— Хан, — говорит он.

— То есть как? — в замешательстве спрашиваю я, замирая на месте.

— Хан, называй меня просто Хан и давай на ты.

Я киваю, удивленная тем, что он хочет, чтобы я называла его сокращенно.

— Горничным платят за то, что они убирают за моими гостями и за мной. Если бы мы убирали бы сами, то мне пришлось бы их уволить. А им нужно кормить свои семьи. Так что не отбирай «хлеб» у людей, пусть работают.

— Тебе не кажется, что ты говоришь как-то грубовато?

Задавать ему вопросы - смелый шаг для меня. Я знаю, что он не обязан мне отвечать.

— Грубовато значит... — посмеивается он, но это совсем не веселый смех. — Я не грубый, я конкретный. Я хорошо плачу, но и спрашиваю соответствующе. Тебе предстоит многое узнать обо мне, а сейчас пойдем. Нам пора готовиться ко сну.

Он поворачивается и начинает выходить из кухни. Бросив взгляд на окно, я понимаю, что на улице только-только начинает темнеть. Сейчас не может быть позже восьми.

Действительно ли он ожидает, что я лягу спать прямо сейчас, или он имеет в виду что-то совершенно другое, говоря о том, что надо готовиться?

Мы проходим мимо многочисленных охранников, я тихо следую за Ханом, не желая привлекать к себе лишнего внимания.

В моей голове все настолько перемешалось, что кажется абсурдным. У меня только что был вполне цивилизованный ужин с моим похитителем, который рассматривает меня как собственность.

Интересно, что сделало его таким мрачным и холодным? Что превратило его в человека, который принимает женщин как оплату? И самое главное, осталось ли в нем хоть что-то хорошее?

Я отчаянно хочу, чтобы осталось. Потому что в данный момент, я думаю, что остатки добра внутри него - это единственная надежда, которая у меня есть.