Глава седьмая, повествующая о трусости

Волкодлак наступал.

Ощеренная морда оказалась раза в три больше, чем полагалось бы нормальному волку. Впрочем, и ростом нежить оказалась немногим ниже коня. Так что за волка ее всяко бы не приняли.

Слюна, капавшая из скалящейся пасти, была чуть зеленоватой, и от этого чудилось, будто волкодлак источает зловоние. На самом деле никакого духа от нежити Алька не чуяла. Но от этого призрачный запах ничуть не становился менее тошнотворным.

В этот раз царевна оцепенела не дольше, чем на мгновение, в которое в мире, казалось, осталось только глухое утробное рычание и эта вязкая капля зеленоватой слюны, стекающая из уголка кошмарной пасти.

А потом рычание послышалось вдруг разом с нескольких сторон. Твари пытались взять отряд в кольцо.

Свистнул где-то рядом богатырский меч – и покатилась по траве голова волкодлака. Кто из братьев успел? Неважно. И брызнула на землю – не кровь, а все та же зеленоватая слизь. Все правильно. Не-жить – не-живая. Откуда в ней крови-то взяться алой, горячей? Зазвенели в одно мгновение выхватываемые мечи.

И почти сразу пришел лихой азарт. Ну-ка, кто здесь на царевых богатырей зубы скалит?!

Алька тоже выхватила меч. Пусть он легче других, а остротой ничем иным не уступит! И в отваге она, царевна, с кем угодно поспорить готова. Никакой нежити не дозволено на землях Тридевятого плодиться да бесчинствовать! А коли попытается кто – так богатыри особого отряда и сама наследница престола Алевтина Игнатьевна на защиту людей своих встанут.

Вжух! Косо удар лег, волкодлак только подранен. Теперь, небось, только злее станет. Да время в бою вскачь бежит – некогда оглядываться. Разворачиваться пора, с другой стороны новая тварь мчится. Просвистело что-то за спиной – кто-то добил подранка? Благодарствуй, братец. А вот и случай долг отдать – на подлете зарубить прыгнувшего тебе на спину волкодлака.

– Светик! – Алька чувствовала странный подъем. Было ей как-то лихо и весело. Вжух-вжух! Ох и поют мечи богатырские… – А ты какой подвиг совершил, чтоб в отряд попасть?

Отчего ж молчит братец Святослав? Неужто зацепили твари?

Ах нет. А развернуться-то стоило – чтоб успеть заметить, как густо, удушливо вдруг покраснел ученик отряда. Это что же он – подвига своего стыдится? Это как это? Что ж он такого сотворил-то?

Интересно, может, это он – трус?

Да ведь за трусость-то в богатыри не принимают – только за подвиг великий…

Волкодлаков меньше не становилось, и наступали они со всех сторон. Впрочем, в селе, откуда приходила одна из весточек, богатырей о том и предупреждали. И отчего-то не было у царевны сейчас ни страха, ни сомнения самомалейшего, что – справятся, поизведут они эту нежить проклятущую. Для того и прибыли. Для того и есть они, богатыри, чтобы людей от всякого зла хранить.

А был один только пенный, веселый удалой порыв. А еще отчего-то Алька вдруг обнаружила, что вот так, в бою, когда каждое движение должно быть выверено, а каждый шаг может обернуться победой или смертью, – ей и думается лучше. Мысли стали ясными и звонкими, будто повымело из них все лишнее, пустое.

Так чего же Светик может в своем подвиге стыдиться? Али… стесняться?

А и полно, разве мог бы Савелий ученика своего трусом назвать? Тот Савелий, что и для Альки, ученицы непутевой, всегда добрые слова находил, всегда знал, чем утешить, как на новые свершения вдохновить, как заставить выше головы подпрыгнуть?

Вжух! Противный хлюпающий звук – и новая ощеренная голова катится по траве. И долю мгновения Алька неверяще смотрит на свои же руки, крепко, до белых костяшек, сжимающие меч. Это – она сотворила?

Ох, нет. Это Олешек успел.

Да, впрочем, не до того сейчас. Меч в одну руку, замах – и вонзить его по самую рукоять в пасть уже прыгнувшей новой твари. Эта-то уж точно ее, царевнина.

– На дерево, дура!

Обидеться бы… да что за глупость? И впрямь – дура.

Вон, Акмаль на ветке уже сидит. Да и Анжей тоже. И не из трусости уж точно.

…Стрелы на нежить заранее заготовили, из Ратмировых запасов – заговоренные, посеребренные. Потом собрать надо будет.

Но это после. Сначала – работу надо сделать. А она, Алька, чем занимается? Да глупостями. Вон, сильные мечники – Михайла, Савелий, Светик, Олешек – втрое быстрее нее клинками орудуют. А лучники с деревьев тварей отстреливают еще на подступах.

Вот тебе и мысли ясные.

В два шага разбежавшись, Алька ухватилась за низкую толстую ветку ближайшего дерева, подтянулась – может, и не так легко и красиво, как Акмаль, а все справилась – и взлетела вверх. Еще парой веток выше – чтобы клацающие зубы у самых ног не отвлекали, целиться не мешали – усесться понадежнее и вытянуть из-за плеча любимый арбалет. Ну вот… теперь ни одна тварь не уйдет!

…Ученика – не мог. А кого – мог бы?

Кого – из братьев, за каждого из которых Савелий всякому бы сам глотку перегрыз?

Да ведь, выходит, что и… никого.

Алька едва не рассмеялась. Это ведь так просто было с самого начала!

Кого мог Савелий трусом назвать?

– Савелий! – крикнула весело, зная, что не станет оглядываться на нее богатырь. Да и к чему ему оглядываться, когда он с Михайлой спиной к спине стоит? Главное, чтоб слышал. Да и отвечал! – А ведь ты трус!

Не увидела – то ли почуяла, то ли додумала, как дернулся в кривой усмешке уголок рта Савелия.

Стало быть, на ночь нынче будет Альке новая история. А пока… вон сколько целей еще скалятся!

*

Академический совет собирался долго. Ничего удивительного, учитывая весьма почтенные годы большинства его членов.

Собственно говоря, посланцу от правительницы Тридевятого вовсе не нужен был ученый совет в полном составе – его интересовал только Совет магов. Однако глава академии, самый почтенный и самый белобородый из всех присутствующих, рассудил по-своему.

Добиться аудиенции ректора оказалось не так-то просто – особенно для колдуна-недоучки. По сути – мага вне закона. Даже если он – официальный посланец от правительницы дружественной страны. Совершать подвиги на поле боя порой куда легче, чем пробиться через заслон из секретарей и заместителей. Увы, приказ Наины Гавриловны Ратмир нарушить никак не мог. Оставалось только сделать невозможное. Вот и сделал.

Теперь благообразные старцы и строгие дамы не менее преклонных лет разглядывали его – кто с интересом, кто как на докуку пустую. А кто-то явно желал бы вернуться в собственные лаборатории или аудитории – то ли эксперимент завершить, то ли лекцию дочитать, то ли выспаться наконец.

– Итак, присутствующий здесь молодой человек прибыл из Тридевятого царства… – слегка дребезжащим голосом начал ректор.

Ратмир слушал вполуха, разглядывая лица вокруг. Да почти никто и не изменился здесь, кажется. Разве что бороды еще длиннее отросли.

Маги сидят на отдельной трибуне. И вот среди них есть и сравнительно молодые лица – по полвека, не более. Впрочем, таких немного. И маги, конечно, все, как один, признали беглого ученика. Ученика-предателя, на которого возлагали столько надежд. Его учителя, любимые и ненавистные, строгие и снисходительные. Те, на кого он так стремился стать похожим. И на всех до единого лицах застыло неодобрение.

Напрасно Наина Гавриловна выбрала его в посланцы. Ох напрасно…

– Юноша утверждает, что на Тридевятое царство готовится нападение, в связи с чем правительница Наина Гавриловна требует от участников международного договора выполнения союзнических обязательств, а также призывает…

– Какое отношение это имеет к академии? – первый недовольный голос подала невысокая дама со строгим седым пучком на голове, одетая в болотно-зеленую хламиду. – Пусть отправляется к градоначальнику.

Аудитория согласно загудела.

Кто же она? Кажется, декан какого-то из естественнонаучных факультетов… Или нет? Ах да – факультета управления государством. Законница. Впрочем, какая разница?

Это было ожидаемо.

Испокон веков так сложилось, что именно Республика Однажды, единственная республика на весь белый свет, была местом заключения всех межгосударственных договоренностей. Именно здесь располагался и международный суд, где решались споры между странами. Хотя сердцем Однажды всегда была Международная академия.

Собственно, республика и состояла-то всего из одного города, нескольких прижавшихся к нему поселков, да еще академического городка. И именно градоначальник Города-у-Моря был здесь верховной властью. Вполне логично, что ему и следовало направлять требования и просьбы по выполнению международных договоров. Конечно, голубя с депешей от правительницы к нему и отправили, как и к прочим главам государств.

Вот только крохотная Республика Однажды вряд ли могла предоставить хоть сколько-то серьезную военную помощь.

Главным достоянием этой страны всегда были ученые и маги. Лучшие маги со всего континента, что только здесь и могли сделать академическую карьеру, и именно здесь у них были лучшие условия для исследований. Ратмир и сам когда-то надеялся остаться…

Академия была своего рода государством в государстве. Всегда нейтральным. Со своим укладом и своей властью. В его дела не вмешивался даже сам градоначальник Города-у-Моря.

– Запросила помощи магов академии…

– Исключено! – на этот раз выкрик раздался с трибуны чародеев. – Маги не могут участвовать в военных действиях, неважно, на чьей стороне!

– Правительница Наина, должно быть, забыла о клятве…

– Да она ее и не давала! Недоучка, как и этот…

Теперь маги говорили все одновременно. И смысл их претензий сводился к одному: ни о какой помощи не может быть и речи.

И это все тоже было ожидаемо. Маги, дававшие клятву, и впрямь не способны сами воевать ни с кем. Студенты – еще могут, но кто им позволит? Да и не дело это – детей на битву отправлять.

Зато именно маги – лучшие лекари, а ведь как бы ни повернулось дело, лекари обороняющейся стране будут нужны, как воздух. Они могут спасти сотни жизней. А еще маги могут помочь с зачарованием – пусть не оружия, так хоть доспехов для войска. Да и множество полезных артефактов они могли бы дать… если бы захотели. И сочли это важным.

Ректор поднял руку, подавая бурлящей аудитории сигнал к тишине, и голоса постепенно начали смолкать. Общий возмущенный гул сменился тихими перешептываниями. Глава академии обвел коллег отеческим взглядом.

– Академия всегда была в стороне от любых конфликтов. Тем не менее, поскольку поступил официальный запрос от главы союзного государства, считаю необходимым поставить вопрос на голосование и направить ответ за подписями всех членов Академического совета…

Ратмир прикрыл глаза. Голосование… это в Однажды любят. Градоначальника здесь тоже так выбирают – голосуют уважаемые горожане. И в академии решения принимаются так же.

Вот только есть ли в этом хоть какой-то смысл? Что предпочтет увлеченный исследователь – вернуться к своим опытам или отправиться неведомо куда для долгой, нудной и однообразной работы? Что больше понравится преподавателю – читать лекции своим студентам или отбирать из них же добровольцев-лекарей для отправки туда, где может быть опасно? Чего захочет дряхлый старец – вернуться к своим мирным привычным дням или решать чьи-то проблемы, перевернув всю привычную жизнь?

Хоть прямо теперь оборачивайся да улетай, не дожидаясь исхода голосования.

Вот только придется докладывать Наине Гавриловне, что не выполнена задача. Не будет у нее лекарей и артефакторов.

Будто вьяве, увидел колдун-воин перед глазами лицо прекрасной царицы. Хмурое, осунувшееся.

Не может он такого ей доложить.

*

Ночевали в этот раз в поселке. Свою избу богатырям-заступникам сам староста Замшанского уступил, вместе с семьей на время поселившись у родичей. Алевтине, единственной девице в отряде, предложили постель в доме напротив. Однако ужинать она все же предпочта вместе с братьями. Были причины!

Пока юркие старостины дочки - одна другой краше, косами едва не по полу метут! – тарелки по столу расставляли да глазки богатырям строили, Алька предпочла помалкивать. Подумаешь тоже, крали! Вон старшая так и вздыхает томно, на Михайлу неотрывно глядючи. А тот глаза в стол и за ложку. Средняя, хихикая, с Акмалем перемигивается. Тот скалится в ответ широко, ласково. А младшая и вовсе у стола оступилась, едва тарелку не уронила, да, чтоб не упасть, так клещом и вцепилась в Анжея. А тот и рад стараться! Поддержал девицу, привстал, приобнял… тьфу!

Злющая Алька поспешно отвернулась. Вот… пиявки! И резко откинула за спину свою короткую косу. Так в битве удобнее! А эти… небось только и могут, что спасения ждать!

Обидно почему-то все-таки было. Может, потому что старостины дочки щеголяли в лучших сарафанах – ясно дело, не чета царевниным былым нарядам! А только уж всяко лучше потрепанной рубахи да штанов мужицких. Плащ да кольчугу Алька, как и все богатыри, в доме сразу стянула.

Хорошо девиц спасать – они, когда в беде, ничуть не меньше царевны обычно грязные да растрепанные. А тут – ишь, нарядные, брови подведенные, щеки так и полыхают! Одна Алька чучело чучелом.

Но ведь не показывать же богатырям, что ее это задевает! Еще возомнят о себе… некоторые. И вообще – ей тут сказка была обещана! Вот о ней и надо думать.

Только когда девицы, расставив на столе и жаркое, и овощи, наконец ушли, царевна наконец заговорила.

– Ты мне историю обещал, – обратилась она к Савелию.

– А ты все ли про меня разгадала? – прищурился тот.

Вот… жук! Еще и все ему! Впрочем… давно ведь об этом думала. С самого первого боя своего.

– Все, – кивнула уверенно. – Ты купец. И трус.

Уж больно запомнилось, как Савелий все повторял – мол, не наторговать крестьянам за день на целый золотой. Ни принц, ни боярин ни за что бы об этом не задумались – как и сама Алька. Да и не догадались просто. Точно знал бы – али крестьянин, али купец. Вот только про крестьянина у Альки тоже своя мыслишка имелась.

– Верно, – богатырь кивнул. – Купеческий сын я, да и сам по молодости торговал… Что ж. Обещал – так расскажу, стало быть.

Савелий происходил из купеческого рода. И отец его был купцом, и дед, и прадед. Прапрадед был пекарем. А уж сын его целый пекарский цех в столице Тридевятого организовал, а сам хлебами да выпечкой торговал. Внук и вовсе решил дело расширить, стал из дальних стран завозить сладости да специи. А заодно и рецепты все новые, чужедальние. По всей столице лавки Фидукиных славились!

И все своим семейным делом гордились.

Да вот наследник не в ту породу пошел. И угораздило же купца Фидукина на заезжей комедиантке жениться! Вот от нее-то, видать, и унаследовал Савелий тягу к приключениям да странствиям.

По юности, конечно, дело семейное осваивал. И в пекарских цехах работал, чтоб все уметь да знать. И в лавке за приказчика стоял. А только больше всего ему нравилось с обозами в страны чужедальние за диковинными товарами ездить.

Вот в одной из таких поездок и напала на обоз Савелия стая упырей.

Конечно, обоз охранялся. А только наемники из охраны и сами, кажется, струсили. А может, и растерялись. Одного из возничих нежить растерзать успела. Выхватил тогда Сава Фидукин меч – в странствиях-то и купцы оружие при себе держат. Правда, обращаться с ним толком купеческих сыновей не учат.

Отчего-то в голове тогда мыслей совсем немного осталось. Что в обозе ваниль бесценная да орехи из Двунаседьмого. И что сладкой пахлавы медовой в столице не попробуют. И сразу стало ясно, как глупо это все, когда смерть – вот она. Смотрит рыбьими глазами холодными. Руки истлевшие тянет.

Подумалось еще – как хорошо, что у отца и другие сыновья есть.

А только в этот самый миг появились вдруг откуда ни возьмись воины сказочные в алых плащах. С шутками да прибаутками порубили нежить, что капусту, да и уезжать собрались. Будто весь этот ужас обычным делом был.

Оказалось, о поднятых упырях в особый отряд из ближайшей деревни сообщить успели. Повезло. Не всем, правда…

Крепко засел тот случай в голове у Савы. И липкий ужас, что сковал тогда все тело. И мысли про ваниль, орехи да пахлаву. И как хрипел возничий… которому не повезло. И чувство беспомощности, когда не можешь защитить, заступиться за тех, за кого ответ держишь. И жуткое понимание, что здесь все закончится.

Было ему тогда лет – да не больше, чем царевне нынче.

Савелий тогда еще пожелал стать одним из воинов в алых плащах. Да только те лишь добродушно посмеялись над купеческим сыном. Куда уж ему…

После Савелий снова порадовался, что у отца-то и другие сыновья есть – чтобы дело перенять. А сам… пораздумывал немного, собрался да и отправился в путь-дорогу. Беды себе на голову искать. Али на другое какое место? Благо мать без денег не отпустила – собрала как следует. Отец же думал, побродяжит отпрыск немного, да и вернется, дурь из головы повыветрив.

Однако Сава оказался тем еще упрямцем. Нашел он себе и учителей. Выучился и мечом рубиться, и из лука стрелять, и вовсе без оружия драться. И бесславно возвращаться никак не планировал. Потому что понял вдруг, что быть купцом – никак не его дело. Его же доля – воинская. А в богатыри не берут пока… так мало ли дел на свете для воина!

Довелось Савелию и стражником поработать, и наемником побыть. Да и семейная наука неожиданно пригодилась. И за награду поторговаться, и в походе еды себе приготовить. Немало и подвигов он совершить успел в своих странствиях. И слава уж о нем пошла по всему Тридевятому, да и не только… А Сава все продолжал бродяжить. Будто искал чего.

Вот и прибил его однажды ветер странствий к Семи островам.