Главы
Настройки

Глава 21

Поликсена встретила меня в белом ионическом хитоне - она вообще предпочитала одежду с рукавами; с волосами, скрученными в узел. Ей очень хотелось мне нравиться и хотелось походить на эллинку - но кровь с годами все сильнее брала свое. Поликсена была азиаткой даже больше, чем наполовину, - как выяснилось, ее мать, золотоволосая ионийка Геланика, была внучкой лидийского перса.

Однако мы слишком радовались друг другу, чтобы помнить о том, что нас разделяло. В такие дни особенно ценишь жизнь и любимых. Поликсена торжественно вынесла и надела мне на шею золотого бычка; а потом, наклонив мою голову, поцеловала меня в лоб. Как будто готовилась занять место моей матери...

"Супруга бога и его мать... но тебе еще рано знать об этом", - неожиданно вспомнились мне слова Эльпиды о боге критян. Было так непривычно опять ощущать тяжесть амулета. А Поликсена смотрела на меня и улыбалась, гордая собой.

- А у меня для тебя письмо, - вдруг заявила она. - Из Линда.

- От матери?.. Что же ты молчала! - воскликнул я.

Девушка засмеялась, наслаждаясь своей ролью.

- Не все же сразу! Подожди, я тебе принесу его.

Она быстро вышла и вернулась в общую комнату, где мы сидели, с папирусом в руках. Свиток был запечатан красным воском. Я непроизвольно проверил, цела ли печать: Поликсена увидела это движение и рассердилась.

- Надеюсь, что у тебя дома все хорошо, - сказала она, всем своим видом демонстрируя, как ее оскорбили мои сомнения.

- Прости, я не в тебе сомневался! Ведь и другие могли прочесть его, - поспешно сказал я.

Поликсена фыркнула, но ничего не сказала. Она даже отвернулась. А я торопливо сломал печать и развернул послание.

Матушка писала, что в Линде все спокойно, - но она просит меня ответить ей поскорее, до начала штормов. Ведь потом мы опять больше, чем на полгода, будем разлучены. Я невольно подумал, что значит это время разлуки для нее, - особенно теперь, когда мать вдовеет. Сколько у нее прибавится морщинок и седых волос за эти месяцы? Дочери заменить сына никогда не смогут...

Потом Эльпида призналась, что меня искали в Линде, чтобы под стражей отвезти в Ялис и там предать суду. А ведь в нашем городе меня каждая собака знала - Питфей Гефестион в короткое время стал известен на весь Родос. Вот что значит слава!

Преследователи доставили немало тревог нашему дому, но тронуть Эльпиду не посмели. Ей предъявить было нечего - мама разбиралась в законах. Вдобавок к этому, она обратилась за помощью к одному из друзей нашего дома, которому несколько раз случалось быть председателем общественного суда в Линде, и который постоял за нее перед ялисцами.

Мама пристально следила за событиями в Ялисе - травля, которую устроили клеветники и злопыхатели, принесла нашему дому новую славу, и о ней вспомнили многие знакомые, переставшие у нас бывать после смерти Никострата. Таким образом матушка узнала, что по обвинению в убийстве Каллиста, в конце концов, был наказан кнутом и повешен несчастный раб - и на том все успокоились: шакалы из городского совета растащили Каллистовы богатства и продали оставшихся слуг.

Мне стало жаль этих обездоленных рабов - и, прежде всего, казненного Тимандра: я никогда не присматривался к тому, чем он занимался, но думаю, что при жизни этот смазливый малый служил хозяину в постели. Каллист был не настолько распущенным, чтобы часто менять мальчиков, - он удовлетворялся одним... А теперь слуга умер следом за господином, и, скорее всего, совершенно безвинно!

И я подозреваю, что моя мать, - эта женщина самого благородного сердца, - хотела, чтобы я даже в нынешнем моем положении узнал, что раб Тимандр погиб вместо меня...

В конце Эльпида присовокупила ту же настоятельную просьбу: ответить ей поскорее и сообщить о том, что я намерен делать в этом году. Следующим летом я уже мог бы вернуться, и это было бы очень желательно, - мне, как и Исидору, требовалось взять в руки дела отца. Но только на мне ответственность была побольше, ведь на моем попечении оставались две сестры!

Задним числом меня неприятно удивило, что мать писала с такой уверенностью, - как будто со мной ничего не могло случиться в этом путешествии. Только потому, что я "мужчина"! Но тут же я укорил себя: конечно, матери просто хотелось верить в лучшее, и она почувствовала бы, если бы я пострадал или погиб...

Я незамедлительно принялся за письмо, и настрочил длинный ответ матери. Сказал, что собираюсь попытать счастья в Фесте, продолжив свои выступления; сообщил также, что Исидор женился на египтянке-сироте из знатного семейства Дельты. О войне в Египте я рассказал в самых скупых выражениях - матушка отлично могла домыслить подробности, и ни к чему было волновать ее более необходимого.

Я немного погостил у Критобула - и я показал будущим родственникам свои умения, которые демонстрировал дома. Всем понравилось, а главное - моей невесте. К моему удивлению, Поликсена попросила у отца разрешения спеть со мной, и, на ходу перенимая слова и мелодию, пела своим мягким, но сильным девическим голосом даже лучше моей сестры. Хотя Гармонию мама учила музыке с раннего детства.

Неужели сердце указало мне девушку, подобную моей матери?.. Однако Поликсена была совсем другая. И, скорее всего, свои дарования она унаследовала от отца или персидских бабок, жемчужин чьих-то гаремов...

Это были чудные дни - я и моя избранница узнавали друг друга с новых восхитительных сторон. Я наслаждался моей розой, еще не изведав ее шипов. Мое желание росло, мучило и вдохновляло меня, - я уже не представлял, как раньше мог жить без этого.

Перед тем, как мне покинуть Кносс, Поликсена позвала меня на прогулку в свой дворец. Это стало нашим маленьким священным обрядом: женщины особенное значение придают подобным ритуалам.

Мы с ней побродили по залам, любуясь яркими, как встарь, настенными изображениями морской и придворной жизни; посидели в нашем дворе, на широких ступенях портика, - нам было хорошо просто помолчать вдвоем, обнявшись. Я гладил Поликсену по длинным косам, а она затихла, прильнув к моему плечу. Куда уносили мою подругу мечты? Помнила ли она о том, в какое время нам выпало жить и что творится в мире?.. Я не знал, и не хотел нарушить волшебство этих мгновений.

Мы вернулись домой к ужину - Геланика со своей служанкой расстарались, приготовив все самое вкусное: жареного гуся, сладкий пирог с миндалем, пряное вино. Я захмелел, и Поликсена тоже: моя чернокосая подруга разрумянилась и смеялась, решетчатые ставни позади нее отбрасывали нежную узорную тень, и все мое существо было пронизано ее красой, как светом. Нам стало еще лучше, так беспричинно хорошо, как бывает только в юности. Так много было пережито, но для нас с нею все еще только начиналось!

На другой день я начал собираться в Фест. Повторялась история моего знакомства с ялисцами: Критобул вызвался сам отвезти меня в город, чтобы представить одному своему другу, критскому дорийцу Архидему.

Я очень надеялся, что здесь все не кончится столь ужасным образом, как дома. Начало прошло гладко - этот критянин ничего не слышал о моем изгнании, и оказался хорошим хозяином, который, как и Каллист, жил в свое удовольствие. Правда, господин Архидем был удачно женат и имел двоих сыновей и дочь; и дом его стерегли два молосских пса*. Он тоже предоставил мне каморку в своем доме - и на первом дружеском пиру пригласил меня выступать.

Когда я вышел к гостям в шафраново-желтом хитоне артиста, поклонился и назвал себя, среди мужчин произошло большое волнение: и я внутренне дрогнул, поняв, что слухи из Ялиса достигли их. Праздные мужчины, - если не болтают на агоре как афиняне, - начинают сплетничать как бабы, право слово!

Я боялся представить, что они могли наговорить обо мне друг другу и к чему это приведет; но шум быстро улегся, и один из гостей потряс трещоткой, призывая меня продолжать.

Принимали меня хорошо, лучше, чем я ожидал: хотя я не терял времени даром и постоянно учился, упражнялся и сочинял новое. Даже в обескровленном Египте, не имея с собой привычного инструмента, я воспользовался случаем: Исидор по моей просьбе несколько раз приглашал к обеду местных музыкантов, у которых я перенял мотивы и приемы, неизвестные у нас.

А может, прав оказался Критобул и скандальная слава мне пригодилась?.. Или свою роль сыграл мой недостаток - хромота может заинтересовать больше, чем безупречная красота! Так или иначе, я собрал на этом пиру и на других богатый урожай. Не хочу перехвалить себя, но меня полюбили, начали звать направо и налево: а я запрашивал немалую цену. Я даже сыграл в театре, в нескольких постановках. Траты мои были невелики - но для таких, как я, вольных бродяг, денег не бывает слишком много: они уходят сквозь пальцы, и ты остаешься без средств к существованию, когда этого совсем не ждал...

Часть я откладывал - нам с Поликсеной на свадьбу и обзаведение; часть намеревался отдать матери и сестрам. Наученный горьким опытом, я не оставался под одной крышей слишком надолго: помимо Феста, я выступал и в Гортине, и в самом Кноссе. Снова оказавшись рядом с Поликсеной, я часто виделся с ней, приносил ей новости из большого мира. Моя любимая расцветала от этого еще больше, чем от поцелуев и подарков. Больше всего женщины хотят не того, чтобы их баловали и ласкали, - они хотят приобщиться к важным делам мужчин! Поликсена полюбила меня, угадав во мне одного из тех немногих, кто понимает это и для кого это существенно.

За эту осень, зиму и весну я скопил сумму в пятнадцать мин - цена трех лошадей или трех образованных рабов. Мне надлежало вернуться домой, к матери и сестрам.

Я простился с Поликсеной - она плакала от нетерпения и печали, сжимая мои руки. Ей было уже пятнадцать лет, и она изнемогла от желания стать моей: чтобы, предавшись мне, вырваться на свободу из клетки...

Нечего и говорить, как этого хотелось мне самому! Но, все как следует обдумав, я сказал моей подруге вот что:

- Давай подождем до будущего года.

Глаза Поликсены погасли, руки в моих ладонях стали безжизненными. Я поцеловал обе узкие ладошки. А потом торопливо воскликнул:

- Ведь ты знаешь, что у меня есть сестра твоего возраста! Я не могу устраивать свою судьбу, не позаботившись сперва о ней. На все сразу денег и сил не хватит.

Я лукаво улыбнулся, перебирая ее смуглые пальчики.

- А представь себе, как прекрасно будет, если мы сыграем две свадьбы, одну за другой, - Гармонии и нашу с тобой...

Поликсена опять нерешительно, недоверчиво заулыбалась. А потом ревниво спросила:

- А чью раньше?

Ох уж это неистребимое женское тщеславие! Я рассмеялся.

- Сначала Гармонии. А потом, когда мое сердце будет спокойно за нее, я вернусь к тебе, и мы поженимся здесь. Тут, в Кноссе, все будет только наше!

Поликсена радостно бросилась мне на шею. Мы простились бурно и нежно, и сладкая боль расставания заставляла все сильнее предвкушать новую встречу, окончательное соединение.

Каюсь, у меня возникла было мысль - почему бы не сыграть две свадьбы одновременно? Но это было бы слишком громкое событие, и чересчур большое потрясение для всех моих женщин. И нельзя было раскачивать нашу лодку слишком сильно - обо мне и так уже много говорили на обоих островах.

Я привык быть самому себе хозяином, и у меня вызвала внезапное сильное неприятие мысль, что дома опять придется подчиняться матери. Но таков уж порядок вещей; и моей матери я повиновался бы охотнее, чем кому бы то ни было. Я понимал, что Эльпида не позволит мне распорядиться судьбой сестры по своему усмотрению, - но матушка, конечно же, приглядывалась к молодым людям Линда давно и сделала бы лучший выбор, чем я, который отсутствовал дома годами.

Я снова сошел на берег Родоса, испытывая полузабытую робость. Меня сопровождали двое минойцев - помощников Критобула, которые поднесли мои пожитки. Но даже с ними я ощущал себя так, как будто был один, и вот-вот на меня обрушится град насмешек, брани, а то и камней. Питфей Гефестион вернулся домой - Гефестион-фигляр, вор и убийца!..

Но знакомые улицы встретили меня тишиной. Я со своими спутниками шел мимо беленых домов, крытых черепицей, обонял свежий бодрящий запах олив и лимонных деревьев, и ощущал себя так, словно весь город затаился в ожидании. Я услышал удивленные перешептывания за спиной - кто-то из соседей узнал и обсуждал меня; но никаких непристойных выходок не последовало. Очевидно, я стал слишком известен, чтобы линдяне позволяли себе такое, - говорю без ложной скромности.

Я поднялся по ступенькам нашего портика с красными колоннами. Материнская палка давно стала мне коротка, но я не позволил себе ее выбросить, - набалдашник в виде совы отпилили и приделали к новому посоху.

Я постучал, снова ощущая себя мальчиком, вернувшимся домой. До чего светлое чувство!

Мне открыла Корина - то-то было удивления, восторженных ахов и охов! Я обнял старушку; а потом шагнул из прихожей в коридор и очутился в объятиях матери...

Она, конечно, постарела, - но стала еще прекраснее и значительнее, обретя после смерти отца стать Геры или Персефоны. Траур свой Эльпида сняла, но по-прежнему носила темные одежды, которые подбирала с большим вкусом.

Гармония, которая вышла мне навстречу в белом хитоне и с цветами яблони в волосах, поразила меня. Она заневестилась - в этом не было сомнений. Когда мы разговорились, сестра моя, очаровательно краснея, призналась, что у нее есть жених, который за ней ухаживает с начала весны, - мама приглашает этого молодого человека к нам в дом. Хотя к ней сватались и другие, он больше всего ей по сердцу: матушка согласна с ее выбором...

- Кто же это? - воскликнул я, снедаемый жгучим интересом и невольной ревностью.

Каково же было мое изумление, когда я узнал, что поклонник сестры - Артемид, старший брат рыжего Ксантия, который столько раз задирал меня в детстве, а однажды со своей компанией жестоко избил меня! Конечно, вы скажете, что это глупо и смешно - помнить детские обиды. Но я уже имел случай убедиться, что такие семена могут давать самые ядовитые плоды.

Гармония горячо убеждала меня в совершенствах своего рыжего Адониса - я даже не спорил, ошеломленный потоком ее восхвалений. Я только посмотрел на мать: Эльпида хранила молчание и лишь едва заметно улыбалась.

- Ты согласна, что этот человек подходит сестре, мама? - спросил я.

Матушка наклонила голову.

- Да. Но я хочу, чтобы его оценил ты, - и хочу посоветоваться с тобой насчет того, когда устроить свадьбу.

Этот ответ меня обезоружил, и слов для возражений я не нашел.

Однако брат Ксантия, с которым я доселе не был знаком, произвел на меня приятное впечатление, - и отец их был состоятелен и имел вес в обществе. Если сестре этот Артемид был по сердцу, чего же еще желать?

Мы уговорились, что свадьба будет через год, как я и хотел. Я вместе с матерью просмотрел деловые письма отца - их было немного, и моего особенного участия в домашних делах не требовалось. Я оставил матери денег, но она сказала, что возьмет их только на хранение: в этом году она немного зарабатывала уроками, а Гармония и Корина продавали свое рукоделие, так что они пока не нуждались.

Я вернулся на Крит - и вел жизнь свободного артиста еще год. А следующим летом я приехал домой, чтобы справить свадьбу Гармонии и Артемида.

* Молосские породы пастушьих и боевых собак высоко ценились в античном мире. Их описание встречается еще у Гомера.

Скачайте приложение сейчас, чтобы получить награду.
Отсканируйте QR-код, чтобы скачать Hinovel.