Маришка

Мия шла ночью в лихом районе, куда добропочтенные граждане даже днем предпочитали ходить с охраной, но ей не было страшно. Для всех она здесь была лекарка Солоха и все к ней относились с почтением. Торговцы на рынке продавали со скидкой, а в тяжелые времена даже давали в долг, и за все время у нее ни разу кошелек не стащили, а однажды, когда она по рассеянности потеряла книгу, ее вернули с наилучшими пожеланиями. И все потому, что она была из семьи потомственных лекарей и их семья давно уже жила неподалеку от порта.

Все знали и ее деда, исключительного травника-алхимика, делающего действительно чудодейственные настойки и мази, и ее мать, которая после окончания Академии все равно осталась и лечила бедняков, чаще в долг или за нехитрые вещи и продукты, которыми могли расплатиться бедняки. А еще, лиходеи часто притаскивали своих приятелей, пострадавших в поножовщине, и, не рискуя обращаться за помощью к официальным лекарям, предпочитали притащить их к лекарке, которая и заштопает лучше, и заживало после ее рук не в пример другим лекарям быстрее. Мама таскала с собой дочку с тех пор, как та стала сама ходить, а впоследствии Мия стала маминой помощницей – подавала инструменты и порой ассистировала во время операций или в тяжелых родах. Все привыкли видеть возле лекарки старательную девочку, и впоследствии Мия начала сама посещать больных, которым требовался уход на дому или совет при нехитрой болячке.

Они жили в небольшом двухэтажном домике, но под домом был подвал и тайный лаз в катакомбы, впрочем, как у большинства старых домов в этом районе. Именно благодаря этим катакомбам здесь и обосновались воры и контрабандисты. Выкурить их из нор никакая полиция не могла, они как крысы находили лазейки и сбегали из засад и облав. Мия помнила свою бабушку, она была грузной и шумной, пыхтела, когда ходила по дому и бранила деда, но он ее обожал и называл «моя кися». А еще, бабушка очень вкусно готовила и обожала Мию. Но однажды бабушка упала с лестницы и сломала шею.

Мии было лет пять и она помнила, как плакал дед и как тяжело вытаскивали гроб из маленького дома. В доме сразу стало непривычно тихо и неожиданно голодно. Мама готовила плохо, да и времени у нее на готовку особо не было. Дед очень горевал, похудел от горя и год от года становился все слабее, но он все равно делал настойки, растирки и мази, но за травами теперь ходил не сам, а с дочкой, мамой Мии. Девочка не боялась оставаться одна, их дом негласно опекала воровская гильдия. Мия и без мамы продолжала помогать всем нуждающимся в помощи, она и зашивала раны, и помогала с родами и, несмотря на свой юный возраст, обладала приличным опытом и знаниями.

А потом выяснилось, что Мия «магичит» и может заживить рану даже без лекарств. Вернее сказать, лекарства впитывались прямо на глазах удивленных клиентов, а порезы заживали через день после того, как их заштопала юная лекарка. А потом, когда Мии было десять лет, мама вернулась со сбора трав одна. Грустная и какая-то потерянная. Дед умер, тихо, во сне, во время одной из ночевок, и мама похоронила его там же, на лесной полянке. Теперь стало еще тяжелее, теперь приходилось не только принимать больных, но и варить лекарства по дедовским рецептам. И Мия, и ее мама многие рецепты знали наизусть, а если надо было сделать что-то редкое, то доставали дедовский «загашник» - большую и толстую тетрадь в кожаном переплете, расписанную плотно мелкими как бисер буковками с пометками, как именно и в какой последовательности все делать.

А еще через три года пропала и мама. Мия ждала и день, и ночь, она думала, что у мамы случился какой-то тяжелый пациент, но когда она пошла на базар утром, у нее спросили: «а чья это была карета, в которую садилась лекарка?». Но Мия не знала и перепуганно ждала маму несколько дней, а потом набралась храбрости и пошла в гильдию воров, чтобы они помогли найти ей маму. Ее встретили доброжелательно и обещали помочь. Воры и сами были заинтересованы, чтобы лекарка вернулась, но через несколько дней к ней пришел помощник главы с корзинкой продуктов и горьким сообщением, что они не нашли ни ее маму, ни даже карету, которая была явно не местная и без всяких гербов или опознавательных знаков. Они могли только рассказать, что ее мама сама залезла в карету, узнав кого-то внутри и без всяких сомнений забравшись внутрь. Если бы ее туда тянули силой, то они бы вмешались, но она сама туда полезла, явно к кому-то из знакомых. Возможно, к ее отцу. Мия не знала, кто ее отец. Мать забеременела во время учебы и вылетела из Академии, так и не получив значка мага. Но ее задолженность за учебу кто-то оплатил, хотя сколько ее ни пытались разговорить, она всегда отмалчивалась или начинала ругаться, чтобы отстали со своим любопытством.

Поэтому с тринадцати лет Мия жила в доме одна. Почти одна. В тот год, когда пропала мама, она нашла в подворотне изнасилованную девятилетнюю девочку и забрала ее к себе домой, как бездомного котенка. Девочку звали Маришка, она была из семьи бедняков, что работали в артели по переработке улова за сущие гроши. Там начинали работу с пяти лет. Детей ставили на скамеечку, чтобы они доставали до железных поддонов, куда рыбаки вываливали свой улов. Его надо было разобрать, отсортировать и, конечно, почистить. Сортировали рыбу опытные люди, а детям доставалась чистка рыбы, креветок и моллюсков. Работа была тяжелая и грязная, но зато платили каждый день, и это позволяло семьям сводить концы с концами.

В тот злополучный день Маришка вместе с подружками возвращалась домой, но на них напали пьяные мужчины, и если другие девочки сбежали, то Маришке не повезло, она запнулась и упала. Ее схватили и изнасиловали без всякой жалости и пощады. Мия притащила тощее тельце девочки, взвалив ее на свою спину, а потом долго выхаживала, зашивала и сидела рядом, пока девочка металась в бреду горячки. Мия нашла потом ее семью, но ее мама строго сказала, чтобы Маришка не думала возвращаться домой. У нее старшая сестра должна выйти замуж, и чтобы Маришка не бросала даже тень на порядочность их семьи.

Мия была возмущена, но как ни странно, чем беднее семья, тем жестче в ней были порядки. Девочки работали с пяти лет, и мало того, что кормили себя, но и откладывали медяки на свое приданое, а иначе их могли и не взять замуж. Да и невинность была обязательным условием, и тринадцати-четырнадцатилетнюю девушку проверяли, прежде чем соглашались на брак. Семья будущего мужа должна была предоставить жилье молодой паре, и порой это был угол за шторкой в общей комнате барака, но вот кровать, матрас и простыни с подушками должны были быть в приданом невесты.

Мия побухтела о несправедливости этого мира, а потом предложила Маришке оставаться у нее в доме как бы служанкой. Только вот денег за работу она платить не сможет, но зато у нее будет свое место для сна, и едой она поделится, и, конечно, найдется пара платьев, из которых сама Мия уже выросла. С тех пор Маришка жила у нее в доме и помогала по хозяйству, как могла. Она и мыла полы, и стирала, и ходила на базар за продуктами, а время от времени у них в доме появлялась одна из старших сестер Маришки, которой повезло устроиться на работу поварихой в таверну, и учила Маришку готовить из нехитрых продуктов разнообразные блюда. И вот наконец, в доме Мии опять появилась горячая и чаще всего вкусная еда.

Когда Мии исполнилось пятнадцать, ей пришлось идти проверять свой магический дар в храм, откуда ее сразу отправили в школу магии, а через год, после удачной сдачи экзаменов, ее зачислили в Академию магии. И вот, спустя три года на шее Мии висел кулон, подтверждающий, что она дипломированный маг и может заниматься квалифицированной работой.

Мия вприпрыжку прибежала домой, почистила магией подол и туфли, и только после этого поднялась по скрипящим ступеням до родных дверей. Хорошо, что сегодня посетителей не было, и Маришка, сидя у светильника, вязала что-то длинное на спицах и мурлыкала под нос.

- Будешь есть? - заволновалась подружка и, отложив вязание, бросилась к казанкам на плите, - оставила тебе рагу, но может, ты на балу наелась?

- Маришка, там из еды были только канапе не пойми с чем и кислое вино, - Мия стала бережно расстегивать мелкие пуговички через новые тугие петельки, - сейчас переоденусь и вернусь. Ставь чайник, попью горячего, озябла, пока бежала.

- А плащ где?

- Остался в гардеробе Академии, - отмахнулась Мия и поскакала по крутым ступенькам на второй этаж, - завтра заберу.

Мия надела одно из старых маминых платьев, до которых она уже доросла, и спустилась вниз. Там Маришка уже положила в тарелку вкусное овощное рагу и сейчас наливала из чайника кипяток в чашку. Мия с благодарностью набросилась на еду, а потом грела пальцы о кружку, пока остывал травяной сбор внутри. Маришка аж подпрыгивала на месте, так ей хотелось узнать все про бал, вот прямо со всеми подробностями. Кто во что был одет, и какая музыка играла, и какого размера были канапе? И кто победил в конкурсе?

- Не поверишь, - Мия тяжко вздохнула, - мне присудили главный приз. Если б я могла, я бы отказалась. Я надеялась получить тысячу и жить спокойно. Нам бы тысячи как раз хватило устроиться на новом месте, куда бы нас ни послали. А вот десять тысяч, это уже проблема. Я боюсь, ректор мне приз не отдаст. Он мысленно считает эти деньги своими и наверняка уже прикинул, куда именно он их потратит. А тут я такая – здравствуйте, отдайте денежки мне.

- И что же делать? - расстроилась Маришка.

- Ума не приложу, - искренне созналась Мия, - но знаю точно, что в гильдию воров за помощью не пойду. Пусть лучше они просто пропадут, чем быть им хоть в чем-то обязанной. Для начала, они заберут половину в качестве комиссионных, а потом будут еще щеки дуть, что сделали мне одолжение и помогли. Так что не знаю, что делать, но тут, похоже, придется положиться на судьбу, как получится, так и хорошо.

Мия тяжко вздохнула и стала пить напиток маленькими глотками. Горячее питье хорошо спускалось по пищеводу, неся тепло и успокоение. Что толку переживать, если изменить ничего не можешь? Хотя, любую ситуацию стоило обмозговать, чтобы не упустить возможность, если она вдруг подвернется. Хуже нет таких ситуаций, когда ты от растерянности глазами хлопаешь, потому что не думала о возможных вариациях. А то так всегда бывает, когда «умная мысля приходит опосля»…

Было бы лучше всего найти кого-нибудь в качестве покровителя, так, чтобы он имел вес в глазах ректора и чтобы пошел вместе с ней за деньгами. Тогда ректор точно не посмеет зажать приз. Нет, он, конечно, попытается увильнуть и придумать какую-то пакость… да и не каждый решится с ним связаться. У своих преподавателей о такой услуге лучше не просить, ректор и отказать сможет и потом устроить пакости тому, кто работает практически «под ним» завсегда сможет.

Пока Мия перебирала своих знакомых из числа тех, кого лечила она или мама, или кто бегает к ней за лекарствами… но нет… вот так, чтобы ректор посмотрел на такого человека не сверху вниз, как на вошь… нет… ну, кто там есть? Трактирщик? Начальник городской стражи, ну, не совсем городской, а тот, кто отвечает за закон в их беззаконном квартале… главу гильдии воров Мия отмела даже без раздумий… и кто тогда остается? Никто… вот ведь печалька. А может, забыла кого? Надо подумать, ведь нет безвыходных ситуаций. Надо только хорошенько подумать.

И тут заскрипели ступеньки под грузными шагами. Опять какого-то бедолагу ночью беда привела. Судя по шагам, ему явно плохо. Но на удивление, не забухали кулаком, а весьма деликатно постучали. Хм. Мия попыталась вспомнить, кто это у них такой деликатный? Из мужчин никто, может, кто из женщин, но чего такой шаг тяжелый? Вот беда, может порезали или на сносях кто пришел за помощью? Дверь у Мии в доме открывалась как в таверне, на обе стороны, там пьяные выносили с петель, а здесь бывало, раненые так подпирали дверь с одной стороны, что не откроешь, поэтому петли были как в таверне: «что туда – что сюда, рады всегда!».

Мия метнулась к двери, но ей навстречу из распахнутой двери почти упало в руки пьяное тело! Этого, как его! Графа! Мать его итить! Судя по запаху и поплывшему взгляду пьяному, как свинья!