ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 18

Лето 2000 год

В тот летний день Маша с мужем гостили у приятелей Олега на даче в Подмосковье.

Когда Олег со своими друзьями ушел на реку купаться, Маша, взяв книгу, вышла в сад. Она перелистывала томик с любимыми стихами, наслаждаясь благословенной сельской тишиной, когда тишину вдруг нарушил телефонный звонок.

Ответив на вызов своего мобильного телефона и услышав тот самый голос, Маша замерла. Книга выпала из рук.

– Здравствуй, Маша!

– Андрей?!

За полгода, разделяющие этот летний день и снежный, новогодний вечер, в котором они с Андреем расстались, Маша часто думала о нем, представляя, где он сейчас, как складывается его жизнь.

– Как ты меня нашел?

Не видя лица Андрея, лишь по интонации его голоса она догадалась, что он улыбается. Он рассказал, что сначала безуспешно пытался звонить ей, но, поскольку его звонки уходили в пустоту, в какой то момент, отчаявшись дозвониться, решил найти ее.

– Но как? Ты же ничего обо мне не знал?!

Андрей объяснил, что смог разыскать ее с помощью старого телефонного номера.

– Выудить эти сведения из базы оператора было, конечно, нелегко, и все таки у меня получилось! Сначала я узнал твою фамилию и адрес, потом твой новый телефонный номер.

– Как ты меня нашел, теперь понятно, – вздохнула Маша, – но возникает другой вопрос: а зачем?

Андрей сбивчиво признался, что пытался забыть ее, смириться, но…

– Извини, Маша, я не смог. Оказалось, что самым ярким событием в моей жизни был тот зимний день, встреча с тобой… Маша, я хочу увидеть тебя!

И словно среди жаркого летнего дня Маша увидела круто обрывающийся московский переулок, падающий снег, лицо Андрея и отчетливо поняла, что тоже хочет встречи. «Но так не бывает! Я не верю в любовь с первого взгляда!» – повторить про себя еще раз, чтобы успокоиться, выдохнуть и отпустить. Нет, не помогло! Потому что… Господи! Чего только не бывает в жизни!

Она назначила Андрею встречу в Петербурге, куда собиралась ехать через несколько дней к родителям.

– Встретимся там через неделю!

Маша тщательно собиралась на свидание, которое назначила Андрею в Летнем саду – надела недавно сшитое ею шелковое платье изумрудного цвета, накрутила кудри. Вечером, попрощавшись с родителями, уезжавшими на дачу, она побежала в сад.

По пути заметила, что небо сгущается, наливается свинцом, казалось, что все замерло, как перед бурей. Маша почувствовала невероятное волнение – нечем дышать! А когда она вошла в сад, хлынул ошеломительный дождь. Пока Маша искала хоть какое то укрытие, она промокла, как можно промокнуть только в Петербурге – вот просто до трусов. Мокрый тонкий шелк платья так беззастенчиво облепил ее фигуру, что Маша с ужасом поняла – она теперь все равно что голая. Стоя под хлипким навесом, она ругала себя: «дура! мокрая курица! мало того, что не опоздала на свидание, как приличная женщина, так еще и умудрилась превратиться в этакое посмешище». Кудри, ради которых она с утра бегала в парикмахерскую, развились, и теперь ее голова напоминала мокрую швабру. Маша вдруг ужасно разозлилась и главным образом почему то на Андрея, будто этот дождь устроил он. По мере ожидания ее волнение и раздражение усиливались и достигли предела, когда он наконец появился.

Увидев Андрея, Маша полыхнула как спичка! Во первых, он опоздал на двадцать минут (это неслыханно! да что он вообще о себе воображает?!), во вторых, он пришел с зонтиком (самый умный, да?!), в третьих, подойдя к ней, он окинул ее таким изумленным взглядом, что Маша чуть было с вызовом не воскликнула: «Ну и что?!» Но и первое, и второе, и даже третье компенсировалось его широчайшей, искренней улыбкой, которая сорвалась с его губ ей навстречу.

– Здравствуй, Маруся! – Андрей снял с себя пиджак и протянул ей: – Вот, возьми, кажется, будет не лишним.

Маша не отказалась – быстро схватила пиджак и завернулась в него.

– Так то лучше, по крайней мере, на меня не будут пялиться, словно я голая!

Когда они гуляли по аллеям Летнего сада, промытым дождем, Маша рассказала Андрею, что ее детство связано с этим местом:

– Мои родители живут недалеко отсюда. Нет, я, конечно, не могу сказать, как Александр Сергеевич, что Летний сад – мой садик, где я по утрам в халате пью кофе, но в юности при желании я могла бы пить тут кофе каждое утро! Во всяком случае, Андрюша, уроки я прогуливала именно здесь! Читала стихи где нибудь на лавочке под статуей (они все мои друзья и подружки) или прикидывала, как бы я одела эту нимфу и ту… Ну что, идем ко мне в гости?

Признаться, Маша не сразу решилась пригласить Андрея в квартиру родителей; этому предшествовали раздумья: а вдруг родители вернутся с дачи и увидят, что их дочь привела домой постороннего мужчину (ужас, ужас!), но потом она сочла, что те вряд ли поедут в город на ночь глядя.

– Ну вот, мы пришли!

Они нырнули в темную, похожую на пещеру, парадную старого дома.

– Всегда хотел зайти внутрь подобного дома, – признался Андрей, – мне казалось, что за этими старыми стенами столько тайн!

Андрей с интересом рассматривал квартиру Морозовых.

– Ты знаешь, именно такой я и представлял настоящую петербургскую квартиру!

– Какой? – с любопытством спросила Маша.

– Огромной, с высокими потолками, коридором катакомбой, немного мрачной, но не слишком; непременно с внушительной библиотекой, в которой собрано множество старинных книг, с пожелтевшими фотографиями на стенах, большим столом в гостиной и, конечно, с призраками!

Маша рассмеялась:

– За исключением призраков, все имеется. Библиотеку собирал еще прадед, в ней, кстати, много монографий моего отца. Стол в гостиной, как видишь, тоже есть… А главное – вид из окон, нет, ты только посмотри!

Увидев из окна серый блеск Фонтанки, Андрей тут же согласился: да а, вид что надо! Самый что ни на есть петербургский.

Обнаружив в гостиной фортепиано, Андрей улыбнулся:

– Ну, разумеется! Вот еще один предмет, без которого нельзя представить типичную петербургскую квартиру и детство девочки из интеллигентной семьи!

– А вот и нет! Не угадал! – фыркнула Маша. – У меня вообще нет музыкального слуха, а посему музыкой меня не напрягали. Фортепиано было инструментом мучения моего младшего брата Данилы. Вот ему приходилось страдать. У бедняги обнаружились какие никакие способности к музыке, но потом, лет в одиннадцать, Даня демонстративно сломал себе палец и дальше играл только на нервах влюбленных в него девочек.

Оставив Андрея разглядывать фотоальбомы с ее детскими фотографиями, Маша ушла переодеваться. Заменив вымокшее под дождем шелковое платье другим – воздушным, бирюзовым, тоже сшитым ею, она вернулась в гостиную и предложила Андрею выпить чаю.

– Правда, кроме чая, предложить нечего. Мама летом на даче, бывает в городе лишь наездами, а сама я не готовлю. Я вообще готовить не умею и не люблю. Моему мужу катастрофически не повезло.

Андрей улыбнулся:

– Где здесь ближайший магазин?

Вернувшись с большими пакетами, наполненными продуктами, он вызвался приготовить ужин.

– Познакомлю тебя с национальной чешской кухней!

Наблюдая за тем, как лихо Андрей рубит зелень, нарезает овощи, смешивает соусы, Маша обратила внимание на его руки – крепкие, сильные, и подумала, что в такие руки запросто можно влюбиться; а еще в голос – очень красивый, глубокий, мужественный голос…

– У тебя настоящий кулинарный талант! – ахнула Маша, когда Андрей разложил по тарелкам салаты и дымящееся рагу.

Андрей, посмеиваясь, заметил, что готов кормить ее всю жизнь, а если она приедет к нему в Прагу, непременно приготовит для нее знаменитые чешские кнедлики.

Маша предложила Андрею отужинать на свежем воздухе, и, прихватив поднос с едой и бутылку вина, они вышли на балкон, где стояли столик и кресла и откуда открывался фантастический вид на реку.

Закат тонул в Фонтанке, рубиновое вино мерцало в бокалах.

– Будем здоровы и великодушны! – провозгласила Маша, и Андрей восторженно отозвался на этот фирменный тост Морозовых. Маша пояснила, что тост перешел ей по наследству от бабушки, которая повторяла его при каждом семейном застолье.

Маша с Андреем любовались закатом, смотрели на проплывающие по реке катера с туристами, болтали обо всем на свете.

Летние ночи коротки – раз, и пролетела, за разговорами даже не заметили.

– Уже утро?! – удивилась Маша и только собралась предложить Андрею отдохнуть в гостиной на диване, как он сказал, что ему пора в аэропорт. Оказалось, что Андрей приехал в Петербург на один день, чтобы встретиться с ней, а сегодня он должен вернуться в Прагу, потому что не может оставить работу в госпитале.

Маша расстроилась – как же так? Она столько всего запланировала, представляла, как они будут гулять по городу, пойдут вместе в Эрмитаж, поедут в Петергоф и Павловск…

– В следующий раз, Маруся! – Андрей поцеловал ей руку в полутемной прихожей. – В сентябре у меня будет отпуск, и я приеду. Ну, давай прощаться?

– Я провожу тебя! – решила Маша.

Они вышли в тихий, утренний город: свежий воздух, безлюдная набережная, ажурная решетка Летнего сада. Там Андрей сел в такси и уехал. Маша побрела домой, но по дороге остановилась на набережной и долго смотрела, как солнце плещется в реке. Ей почему то хотелось и смеяться, и плакать.

Вернувшись домой, она долго изучала свое лицо в зеркале, ей показалось, что в нем появилось что то новое, какой то особенный свет в глазах… Кажется, у нее даже голос изменился, потому что утром (удивительное дело – несмотря на бессонную ночь, спать ей совсем не хотелось!), когда она позвонила Инне в Москву, та, интуитивно что то уловив, спросила:

– Мань, а что у тебя с голосом?

– А что у меня с голосом? – вздохнула Маша.

– Да такой, словно бы… ты влюбилась, что ли, Маня?!

Да, она влюбилась и больше всего сейчас боялась, что это кто нибудь заметит. Олег, например, или ее родители. Кстати, когда те на следующий день вернулись с дачи и обнаружили в холодильнике еду, приготовленную Андреем, мама удивилась:

– Маруся, как вкусно! Когда ты научилась так готовить? А я думала, ты никогда не научишься. Дай рецепт вот этого блюда!

Маша покраснела и пробурчала что то невнятное.

Спустя несколько дней, в поезде, возвращаясь в Москву, Маша подумала, что лето началось для нее с того дождя в Летнем саду и встречи с Андреем.

В сентябре Андрей позвонил ей и предложил снова встретиться в Петербурге.

В городе бушевала осень, золотом зажглись парки; и на этот раз Маша с Андреем съездили и в Павловск, и в Петергоф, а уж сколько раз они побывали в Летнем саду – не счесть.

Они провели вместе две волшебные недели; по утрам встречались у Михайловского замка (Маша ночевала в родительской квартире, Андрей в отеле на Мойке) и гуляли до ночи.

В последний день (вечером Маша должна была поездом вернуться в Москву, Андрей ночью улетал в Прагу) они долго бродили по аллеям Летнего сада.

Маша взгрустнула – лето кончилось, да и осень облетает, стремительно вступая в свою самую унылую, безрадостную пору, и в воздухе уже горчит запах костров – запах предстоящих холодов и разлук.

Андрей обнял ее:

– Что ты, Маруся?

– Листья летят! – грустно сказала Маша и спрятала лицо у него на груди.

Там же, в Летнем саду, незадолго до того, как они поехали на вокзал, Андрей подарил ей старинное кольцо с огромным гранатом. Надев его Маше на палец (ей пришлось впору!), Андрей пояснил, что это – любимое кольцо его покойной матери, а той оно досталось от бабушки – «и лет ему – не счесть сколько! Кстати, в Чехии самые лучшие гранаты, Маруся! У нас гранат считается магическим камнем, говорят, он может быть оберегом, и даже предсказывает будущее».

Странное дело – по дороге на вокзал Маша крепилась, напускала на себя нарочито бравурный вид, но, стоило им выйти на шумный, переполненный людьми перрон, она отчетливо поняла, что да – они расстаются (вот сейчас она сядет в поезд, и этот поезд увезет ее от Андрея), и почувствовала острую боль. Дальше все было как во сне: она зашла в вагон, нашла нужное купе, машинально кивнула своей седовласой, пожилой попутчице и застыла у окна. Андрей стоял напротив нее, на перроне. Глядя на его бледное, растерянное лицо, она вдруг поняла, что у нее сейчас разорвется сердце, и закричала, стуча рукой по стеклу: «Эй, я хочу выйти! Пожалуйста, забери меня! Я хочу остаться с тобой!» В глазах Андрея отразились недоумение и тревога, он метнулся к вагону, но в этот момент поезд тронулся и пошел, набирая скорость. Маша бурно разрыдалась – буквально в голос, с отчаянием. Ее попутчица по купе мягко сказала: «Да ладно тебе… Жизнь долгая. Еще встретитесь!»

Да… Как теперь понимает Маша – жизнь действительно оказалась долгой.

Маша замолчала. За то время, что они с Данилой провели в машине, на проселочной дороге выпало много снега.

Данила смотрел на сестру с нежностью – она сейчас была похожа не на ту Марию Морозову – успешную бизнесвумен, известного модельера, какой ее знают все, а на ту девчонку, какой он помнил ее в детстве – застенчивая, мечтательная, с огромными сияющими глазами.

У них с детства, несмотря на разницу в возрасте, были дружеские отношения; повзрослев, Данила видел в сестре идеал женщины – умница, красавица, при этом «рабочая лошадка» – добившаяся всего своим трудом и талантом. Его восхищали Машино чувство юмора, ее безупречный вкус, изящество и какая то особая, присущая ей утонченность.

Брат с сестрой несколько отдалились в последние годы, потому что у Данилы не особенно складывались отношения с Машиным мужем (ничего против Олега Данила не имел, но считал, что тот недостоин его сестры – красавицы из красавиц и вообще женщины неописуемых достоинств), но теперь, когда Маша развелась с мужем, Данила старался не оставлять ее надолго одну – звонил, навещал. После того, как в новогоднюю ночь Маша рассказала ему свою романтическую историю любви (и он с удивлением понял, что его блестящая, успешная сестра на самом деле не счастлива как женщина), Данила стал ощущать себя не младшим, а старшим братом. Ему очень хотелось видеть Машу счастливой.

– Маруся, прости за вопрос, ты до сих пор любишь этого парня? – спросил Данила.

– Помнишь, как говорила наша бабушка? «Бог сохраняет все! И конечно, любовь!» – улыбнулась Маша. – Но тринадцать лет назад я этого не знала. Я тогда многого не знала, Данька. А главное – не знала себя, не знала, чего я хочу от жизни. У меня было столько амбиций, глупой гордости… Я думаю, что вообще мало кто умеет любить в юности, нас слишком замыкает на себе самих, и только с годами начинаешь что то понимать… И хорошо, если еще не поздно.

– В твоем случае не поздно!

– Ну, это как посмотреть, хотя… Ничего не потеряно, пока не потеряно все. Знаешь, Андрей любил повторять мне эти слова Гёте. Андрей всегда верит в лучшее и умеет радоваться малому. Это мне вечно чего то не хватало: реализации, славы, а он мягко говорил мне: «Маня, притормози, оглянись – у тебя есть все, что нужно для счастья, и даже больше, просто позволь себе быть счастливой!» – помолчав, она вздохнула. – Какой долгий снег… Ладно, Даня, нам пора ехать.