Глава 12

Вика отмывалась в тазу с чуть теплой водой, а Кира лежала на диване, свернувшись калачиком. Девичье сердечко никак не унималось, а образы змея продолжали волновать разум. До рассвета Кира так и не сомкнула глаз и к пробуждению бабушки быстро умылась, оделась и, схватив печенье, пошла выводить корову на выпас. Ольге она оставила записку под сахарницей: «Хочу блинчики».

Над полем-стадионом витал туман. Буренку ее рогатые подруги встретили дружным мычанием. Пока животина паслась, Кира бродила по дорожке для бегунов. В ее голове стал складываться пазл: кусочек за кусочком, все, что она замечала за Штефаном, обрело полноценную картину.

«Его цирковой костюм оказался настоящей змеиной чешуей, поэтому, когда я захотела его потрогать, он не позволил, и Демьян… — девушку осенило. — Он все знает! А вдруг и Дем такой же… змей? Может, бабушка тоже это поняла, но как? Потому-то ей и не нравилось, что мы с ними гуляем, она беспокоилась, как бы нам не навредили». Кира даже не могла предположить, каким был бы Штефан в истинном облике с хвостом, клыками, раздвоенным языком. В чешуе и человеческом теле со змеиными желтыми глазами она его ничуть не испугалась, но тогда Кира была почти уверена, что это всего лишь удачный костюм.

Мысли отбили аппетит, и печенье отправилось в реку, где плавали чьи-то гуси. Один устроился на траве и при виде девочки агрессивно замахал крыльями, но, увидев, как его семейство поклевывает размокшее в воде печенье, заглатывая вместе с ряской, успокоился.

Кире вдруг стало дурно от осознания того, что в их человеческом мире есть нечто чужеродное, не поддающееся объяснению. Одно дело — небылицы про инопланетян, и совсем другое — человек-змея из плоти и крови. Обхватив плечи руками, девочка присела на песке и заглянула в воду. Ее собственное отражение показалось бледной тенью, которую тут же развеяло кругами от гусиных лап. Птицы несмело покидали воду, обходя сидевшую на корточках девочку, но та даже не пошевелилась, и гуси разбрелись по траве чистить перышки.

— Но ведь они не сделали нам ничего плохого. Демьян спас меня на плотине, Штефан всегда очень сдержан с Викой, и вчера, если бы он не отпугнул собак, те бы набросились на нас и наверняка разорвали… — ей очень хотелось их оправдать в собственных глазах, но непонятный панический страх заставлял содрогаться. В голову лезли отвратительные образы обвивающих их с сестрой змей, заползающих во все места и разрывающих человеческое тело.

Киру передернуло:

— Тьфу ты! Чертово воображение, бр-р-р…

«Ладно, если они сделают нам что-то плохое, то мы можем просто с ними не общаться, уехать из Бердичева или рассказать бабушке…» — но она тут же хлопнула себя по ладони, и гусь позади снова заволновался, недовольно гогоча.

— Не стану я никому рассказывать, ни Вике, ни тем более бабушке…

Почти в любом приключенческом романе стоило одному из героев узнать правду о сверхъестественных способностях товарища, того мгновенно предавали, заковывали в цепи, сажали под замок, проводили эксперименты. «Уж на это в нашем мире способны не хуже, чем в книгах».

Кира сжала пальцы в кулачки, и ее взгляд остановился на нитке браслета.

— Надья… — «Она точно знает, кто ее сын, и другие цыгане тоже, но все молчат, понимая, чем это может грозить Штефану». Как бы сильно она не боялась змея, Кира четко решила сохранить его тайну даже от него самого.

Почему же она испытывала этот необъяснимый страх? Девочка не могла понять, просто чувствовала то, что и каждое живое существо перед хищником. Он — змей, она — мышь. Истерично засмеявшись, Кира прижала ладонь ко рту и направилась к корове.

Теплый бок и мирное жевание Буренки успокаивали.

— Ты бы тоже испугалась ужика, да? — шепнула она на ухо корове, и та недовольно мотнула головой.

Кира смахнула с ее больших глаз мух и, похлопав по крупу, потянула за веревку.

— Пойдем, я проголодалась.

Буренка нехотя двинулась к дому, оставляя за собой полные обиды лепешки.

— Ну а я-то что сделаю? Не оставлять же тебя! — попыталась оправдаться Кира, вовремя отпрыгивая от «минного поля».

Загнав корову в хлев и подсунув хрустящую морковку, девочка вернулась в дом и села за стол. Бабушка пекла уже не первый блин, и тонкие кругляши, напоминающие кружево, ложились на широкую тарелку. На столе уже стояла банка с домашней сметаной, вазочка с вареньем и травяной чай.

— Чего это ты в такую рань поднялась? — бабушка попивала кофе из маленькой чашечки.

Кира пожала плечами и вытащила сочную вишневую ягодку из варенья.

— А руки помыть? Или ты уже как мальчишки стала? — проворчала Ольга.

Девочка быстро вымыла руки в тазу и вытерла о поданное бабулей полотенце.

— Ба, а как ты думаешь… — начала Кира непростой для себя разговор. — Если бы я отличалась от других детей, ну, допустим с лицом что-нибудь не так — перекошенное или без одного глаза, стоило бы меня за это ненавидеть или бояться?

Оля обернулась к ней с недоумением, и девочка не смогла понять, что оно означает.

— С чего такие вопросы? Или ты в цирке этого вашего цыгана насмотрелась на всяких уродцев?

Кира втянула голову в плечи и закусила губу, не понимая, как лучше донести до бабушки мысль.

— Да нет, просто так спрашиваю. Есть же дети с отклонениями, ну там… инвалиды или дауны, кто плохо соображает или ходит.

Бабушка перенесла блинчик и шлепнула на стол.

— Пусть остывает, — а сама вылила на сковородку новую порцию теста. — Кирочка, тут даже я не знаю, что ответить. Случаи-то бывают разные. Бояться нечего — уродился человек с отклонениями, и ничего не поделаешь, только если операциями помочь… а ежели с головой не в порядке, то никакие изменения не сделают лучше, и он останется дурачком. А ненавидеть… за что? Если тебе плохо сделали, больно, то, конечно, можно злиться, возненавидеть, да только нужно ли засорять голову такой пакостью? Лучше забыть — с глаз долой из сердца вон, как говорят.

Кира стала отрывать от блинчика кусочки и неторопливо жевать.

— Давай ешь, пока горячие, — Оля выключила плиту и поставила тарелку на стол. Налила внучке чаю и подложила варенье на блюдце. — Какая-то ты бледная, часом, не заболела после этих ваших ночных гуляний? Где вы шастали, что заявились все мокрые и грязные?

— Да как обычно, ба, на речке, думали перейти ее, где помельче, ну, не сидеть же нам дома? Что мы, монашки, что ли, или вон как внучка бабы Ани — та вообще ни с кем не общается, так в будущем, может, и помрет старой девой, потому что не гуляла и не радовалась жизни, — напустилась на соседку Кира и стала быстро поедать блины, забив рот, чтобы бабушка ничего не выспрашивала.

«Интересно, Демьяну со Штефаном сильно досталось от дяди, и как нога Дема?»

— А чего это вы без меня начали? — сонно спросила вошедшая Вика. Присаживаясь на скамейку и зевая, она тоже принялась за блины.

— Ох, растрепа! — Оля всплеснула руками. — Что у тебя на голове? А умыться?

— Ну так, ба, был бы у нас хоть какой-никакой душ, я бы не только умылась, но и голову как следует помыла, — пробубнила Вика, отпив чаю из кружки сестры.

— Ай, хвеська языката! Пойдем сегодня к соседке, и помоетесь! — решила Оля. — На огороде мне поможете, а к вечеру вместе сходим, не то окачу обеих колодезной водой, — и вытерла внучке испачкавшуюся в варенье щеку.

— Ша! — воскликнула Вика, и все трое засмеялись.

Пока девочки трудились на грядках, выпалывая сорняки, Ольга забралась на чердак. К груди она прижимала объемный сверток и быстро спрятала его в нижний ящик шкафа, где уже лежала шкатулочка с чешуей. Не зря она отправилась в цирк и нашла то, на что и не надеялась.

— Ничего, если сами не отстанут, я все сделаю. Прости Господи, — Ольга перекрестилась, повернула ключ и спрятала его в переднике. — Правильно ли поступаю или нет, ежели беру грех на душу, то не серчай, не ради себя делаю, — молилась она и, выглянув из-за дверного косяка, с трудом, но смогла увидеть краешек участка с возвышающейся крышей застекленного бассейна. Вытянув шею и до боли сжав пальцами косяк, чтобы не свалиться с чердака, она даже смогла разглядеть, как Демьян плещется в воде. Солнечные лучи заставили высунувшийся из воды плавник заблестеть, и Ольга прижалась к стене, боясь оказаться замеченной.

«По чьему же подобию ты их создал, Всевышний?» — прижав ладонь к нагрудному крестику, женщина стала потихоньку выбираться с чердака и старалась не смотреть по сторонам.

Она бы и не узнала, кто такие Демьян и Штефан, если бы однажды не вздумала заняться водоотводной трубой. Не зря Аркадий выстроил такой хороший забор — не перепрыгнуть, ни увидеть даже с высоты. Вот и пришлось Ольге как следует извернуться с угрозой для жизни, чтобы раскрыть тайну профессора. С тех пор она ловила каждое движение, взгляд, слово мальчишек. Другие бы и не заметили, но Ольга знала, как именно необходимо смотреть, чтобы увидеть истину.

Она потрудилась навести о профессоре справки: ходила на почту, в библиотеку, звонила в университет Кайсакова. За соседом не числилось никаких прегрешений, а в старых журналах нашлись статьи о несчастном случае в Крыму: двое погибших, мальчик-сирота. Найти больше сведений о родителях Демьяна не удалось, но в одном журнале все же мелькнуло, что его отец был французским подданным и даже аристократом.

Затем у Демьяна появился друг-цыган, который сразу показался Ольге странным и пугающим, даже не слишком пытался скрыть змеиные глаза до тех пор, пока мальчишки не стали дружить с ее внучками. Тогда-то Оля серьезно заволновалась, но решила подождать до поры до времени, чем все закончится… и дождалась, когда увидела на теле Киры странные опоясывающие следы — но не от веревки, а широкого змеиного хвоста. Сама внучка не помнила, откуда они взялись, а Ольга сбежала в комнату, глотая сердечные капли и пытаясь разогнать тьму перед глазами.

Ее мать была знахаркой, ведала о многих рецептах, как сейчас говорили, занималась «нетрадиционной медициной»: лечила травами, настоями, заговорами. Но Ольга-то знала, что в ее семье не обошлось без ведьмы. Все, что осталось от прародительницы, — знание трав, старинные книги, справочники и некая внутренняя сила. Если в нее поверить, то задуманное получится. У Ольги было одно желание — спасти внучек, для этого она достала сброшенную змеем шкуру и чешую амфибии, срезала локоны у спящих внучек и ночью на чердаке провела старинный обряд, вкладывая в него всю свою веру и моля Господа простить за грех.

Целебный отвар и заговор женщина оставила на потом, решив дождаться окончания каникул и опоить внучек перед отъездом. С трудом Оля выдержала отпущенное дружбе время и самолично подлила девочкам в чай зелье с сон-травой.

Только когда они приехали в Москву, Ольга успокоилась и тут же слегла в больницу с первым инсультом, но быстро пошла на поправку. А внучки забыли о друзьях. Разве что Кира время от времени спрашивала о мальчишках, но Вика говорила, что она напутала, или ей приснилось.