Глава 15

На станции Джека ждала короткая телеграмма: «Ласс . Озеро». Мужчина вручил служащему монету и справился о кэбмене. Одинокий возница клевал носом, кони понурили головы в ожидании приезжих и шумно фырчали, раздувая большие ноздри.

— До гостиницы близ Ласса, любезный, да поживее, — стараясь говорить не слишком громко, распорядился Джек, бережно прижимая к груди спящую Вайолет.

Калеб тоже едва стоял на ногах, клонясь к Жнецу, тот придержал мальчика за плечо и помог сесть в экипаж.

— Слушаюсь, сэр, — хрипло отозвался кучер и щелкнул хлыстом, кони вздрогнули и двинулись вперед.

Прислонившись к плечу Жнеца, Калеб видел в окошке тьму. Единственным пятном света на дороге был круг от фонаря, покачивающегося на экипаже. Вдалеке послышалось завывание ветра, но мальчик готов был поклясться, что слышит женский плач: он звал его куда-то в сторону затуманенных холмов, туда, где землю укрывает мох, и пахнет сыростью.

— Калеб, — голос Жнеца вырвал из когтей дурмана, и холодная ладонь закрыла мальчику ухо. Тот захлопал глазами, с непониманием глядя на опекуна.

— Это Банши , — пояснил он. — Обычные люди принимают ее пение за ветер, бедняжке так одиноко, что однажды она решила присоединиться к жнецам и упросила одного из старших дать ей оружие.

— И они согласились? — прошептал Калеб.

Жнец кивнул:

— По статистике, уровень смертности в пригородах куда ниже, чем в крупных городах. Оружие ей выдали, но первое время Банши сопровождал один из младших жнецов, следя за выполняемой работой. Сейчас она практикуется почти без присмотра, но по-прежнему одинока.

— Откуда же она взялась? Я всегда считал их героинями мрачных сказок, — Калеб убрал его руку от уха и прислушался — вой прекратился. Слышался лишь топот копыт и легкий скрип экипажа.

— Банши не так много, они… — Жнец задумался, пытаясь подобрать нужное слово.

— Вымирающий вид? — подсказал шепотом Джек.

Жнец кивнул:

— Именно. Когда-то это были живые девушки, но все они покончили жизнь самоубийством. В тот период, не припомню год и даже век, умирало очень много людей, и у жнецов было работы невпроворот: один из старших так разозлился на самоубийц, подбрасывающих волокиты с документами и душами, что проклял тех девушек. Правда, к счастью или нет, но проклятие действовало до той поры, пока жнеца не развоплотили. Ту же участь приготовили и тем из Банши, которые начинали мешать живым людям своими криками и прочими подрывающими устои Смерти действиями. Люди принимают смерть как должное, но не подозревают, насколько далеки от истины, и пусть это остается тайной.

— Почему только девушек? — удивился Калеб.

— Должно быть, из-за склонности к суициду, — ответил за Жнеца Джек. — Опять же, опираясь на статистику. Работая в морге, я не раз занимался вскрытием именно женских тел, по всем показаниям и со слов свидетелей, дамы по собственному желанию сводили счеты с жизнью. То в петле, то перерезав вены, то утопившись в Темзе или еще хуже сбросившись на мостовую.

— Где потом несчастные полицейские при виде каши из мозга, луж крови зеленеют и страдают от приступов тошноты, — поддакнул Жнец и улыбнулся.

Джек деликатно промолчал, но также не скрыл усмешки.

— В Шотландии их много? — допытывался Калеб. Он был бы не прочь встретиться с персонажем мрачных сказок. Смерть завораживала его с самого детства.

— Нет, всего одна, возможно, тебе посчастливится ее увидеть, — Жнец отодвинул занавеску, они приближались к деревушке.

В гостинице «Лодж Лох-Ломонд» их встретил управляющий. Калеб не обратил на мужчину внимания, глядя себе под ноги и стараясь держать глаза открытыми. Холодное прикосновение Жнеца не давало уснуть на месте. Джек уложил Вайолет на диванчик и принялся быстро заполнять гостевую книгу.

— Вас трое, сэр? — управляющий звякнул ключом.

Джек обернулся к Жнецу и усмехнулся:

— Да, решил вывезти младшего брата с сестрой на свежий воздух, но билеты остались на обеденный поезд, —он надеялся, что эти слова дойдут до всего персонала. Баронесса пожелает навести справки о госте. — И распорядитесь принести грелки.

— Конечно. Ваш ключ, пожалуйста. Саквояж поможет отнести портье, — управляющий позвонил в колокольчик, и явился юноша лет шестнадцати, он подхватил вещи Джека.

— Второй этаж, Томас, — подсказал управляющий.

Поднявшись в номер, Джек наградил носильщика монеткой и прошел в одну из спален, положив Вайолет на широкую постель.

Жнец подвел Калеба к дивану, и, не раздеваясь, мальчик упал на подушку, забывшись крепким сном. Жнец бросил пристальный взгляд на поленья в камине: издав легкий треск, их объяло пламя. Временами он жалел, что жнецам подвластна лишь огненная стихия, старшие объясняли ее наличие энергией земного ядра. Если смертные, руководствуясь Библией, полагали, что в начале Бог сотворил небо и землю, то все жнецы знали: первым было сотворено именно земное ядро, внутри которого полыхал огонь, и уж затем все остальное.

Джек бережно раздел малышку до нижней сорочки и укрыл одеялом. Вайолет свернулась клубочком и задрожала. Комната медленно прогревалась, будь в отеле все занято, они бы не смогли заселиться, пришлось бы искать приют среди ночи с детьми, едва стоящими на ногах от усталости. Через несколько минут в дверь постучали, на пороге стояла румяная девушка с двумя грелками.

— Приветствую, сэр, прошу вас, — немного картавя, произнесла она.

— Благодарю, — Джек поспешил к Вайолет, уложив одну грелку в затянутых чулочками ножках, а вторую — у поясницы, и девочка перестала дрожать. Мужчина погладил ее по голове и, поцеловав в лоб, отправился в ванную.

Слабый напор горячей воды был лучше, чем ничего, но вернувшись в гостиную, Джек обнаружил исчезновение Жнеца. «Должно быть, отправился на задание».

Сняв с Калеба ботинки, Джек укрыл его пледом и ушел во вторую спальню. Холодные простыни напомнили ему о Батори, но в его объятьях она всегда становилась горячей и живой, плавясь от ласк подобно воску. Джек бросил взгляд на саквояж, в одном из карманов лежало три шприца, он так и не успел доработать состав, но в этот раз сделал дозу меньше.

«Как жаль, что это не действует на живых», — засыпая, подумал он.

***

Жнец летел сквозь туман в поисках Банши. Когда-то ее любимыми местами были старинные развалины или замки, коих в Шотландии осталось великое множество. Жнец нашел ее среди серых замшелых камней на холме.

Девушка сидела на ветке дерева, шевеля в воздухе полупрозрачной босой ногой. Спину укрывали отливающие голубизной волосы, Банши тихонько напевала себе под нос грустную песенку, но, почувствовав волну охватившего ее страха, обернулась.

— Здравствуй, — поприветствовал Жнец и приблизился, шурша мокрой от дождя травой.

— Ты пришел развоплотить меня? — не моргая белесыми глазами, спросила девушка.

Жнец качнул головой:

— Лишь проверить, как ты здесь, у меня в Шотландии дела.

Банши расслабилась и выдохнула от облегчения:

— А я было подумала… — она спрыгнула с ветки и подплыла к нему. В ее руке возникла костяная рапира , которой она изящно разрезала воздух. — Я хорошо выполняю свои обязанности, так и передай старшим, не привлекаю внимание людей, а если и пою, то они думают, что воет ветер, я очень осторожна, — затараторила она.

— Верю, — коротко ответил Жнец.

— Прошу прощения, я давно ни с кем не общалась, разве что с камнями или деревьями, но собеседники из них неважные.

— Как же призраки на кладбищах? Тебе с ними неинтересно? — Жнец опустил взгляд и стряхнул с ботинок росу. — Или двое других жнецов?

Девушка пожала плечами, оружие растворилось в ее руке:

— Все только и болтают о собственной смерти, а выслушивать это по сотому разу скучно. Другое дело поговорить с тобой, Дунканом или Макбетом , но в последнее время они вечно где-то пропадают. Казалось бы, живем неподалеку друг от друга, а я вижу их раз или два в месяц, — она тяжело вздохнула, но тут же тряхнула копной волос. — Какие, говоришь, дела у тебя в Шотландии? Может, я могу чем-то помочь?

Жнец улыбнулся и протянул ей руку:

— Полагаю, что можешь… — и потянул за собой, окутав черным саваном, словно плащом.

***

Розамунд завтракала хрустящими тостами с маслом и чашкой крепкого кофе. Никаких сливок или сахара так же пил и Бутлегер. О-о-о… она переняла у него некоторые привычки, правда, так и не сумела пристраститься к курению сигар — слишком сильно начинала кашлять.

В оранжерее распускались розы, тонкий аромат вился вокруг стоящего рядом столика, обволакивая баронессу и, запутываясь в рассыпавшихся по плечам золотистых прядях. Вдали от лондонской суеты Розамунд отдыхала и телом, и душой, не делала причесок, не носила шляпок и тем более корсетов и туфель. В редкие теплые ночи она даже позволяла себе искупаться голышом, закаляя тело, как это делал Бутлегер. При воспоминании о его широких, мускулистых плечах и украшенных татуировками руках сердце сжалось от легкого томления. Он покинул ее два дня назад, вернулся в Лондон решать свои мужские дела, а она почувствовала себя брошенной и одинокой розой под колпаком собственного дома.

«Ну ничего, скоро мы снова увидимся», — пухлые губки Розамунд тронула хитрая улыбка, и она сделала небольшой глоток крепкого напитка, оставившего на языке привкус горького шоколада с апельсиновой цедрой.

— Сегодня так солнечно, — прошептала она, радуясь теплым лучам, согревающим ее молочную кожу. — Может быть, стоит прогуляться или, наоборот, забраться в постель и нежиться среди подушек, есть сладкое и читать романы, — Розамунд чувствовала себя шестнадцатилетней девочкой, как когда-то, живя в пансионе для благородных девиц, откуда отец забирал ее по выходным, знакомил с очередной дамой сердца и приговаривал, чтобы Розамунд обращалась к ней уважительно. В ту пору девочка давно поняла, как следует себя вести и в отличие от сверстниц, любивших закатывать скандалы, была истинным ангелом, любезничала с «фаворитками», сплетничала, незаметно добавляя им в чай слабительное. Почти каждый роман заканчивался конфузом, а Розамунд не успокаивалась. Она понимала, если отец женится, и у них с молодой супругой родится ребенок, особенно, мальчик, то, что станет с Розамунд? Ничего хорошего. Необходимо было срочно что-нибудь придумать, например… проблемы со здоровьем, астма, головные боли, доводящие до обморока. Она добилась неплохого результата, когда они уехали в Швейцарию, расположившись в лечебном пансионате у горного озера. Но природную красоту нарушила очередная выходка отца: новая спутница, живущая в соседнем номере. Розамунд поняла: отца с его непомерным плотским желанием исправит разве что могила, и девочке пришлось действовать. На одной из прогулок у края обрыва Розамунд раз и навсегда избавилась от своей проблемы. Конечно, пришлось долго изображать из себя страдалицу, глаза пекло от постоянного выдавливания слез, кожа неприятно раскраснелась, и ни один крем не мог убрать этот кошмар, но пришлось временно принести в жертву свое прекрасное лицо ради отцовского наследства, дабы быть вне подозрений. А тут еще и пригодилась бывшая пассия, также оплакивающая мужчину. Однако, недолго мучилась пассия, стоило Розамунд засобираться в Лондон, и та укатила в свой Париж.

Вскоре Розамунд стала полноправной хозяйкой дома, капитала и свободы выбирать любого мужчину, а не указанного отцом.

Однако реальность оказалась такова, что Розамунд быстро осознала собственную наивность. Среди привлекательных мужчин не нашлось достойного ее, а вот из взрослых, давно сформировавшихся джентльменов в возрасте недостатка не было, и она сделала этот шаг, став молодой женушкой барона фон Крамера. В постели муж разочаровал: пять минут — и приступ удушливого кашля преследовал его полночи, заставляя Розамунд мучиться головными болями и недосыпом, тщательно припудривать темные круги под глазами. Долго терпеть старика она не была намерена, но как избавиться от видной в оружейном бизнесе фигуры, не вызвав подозрений? Болезнь Крамера стала отличным, а главное, безопасным способом, если бы ее не отвлекли.

Синеглазый брюнет в щегольском костюме с аккуратной бородкой покорил ее сердце, стоило им встретиться взглядами на террасе в отеле Биарицца .

Он сидел за столиком в тени, закинув ногу на ногу, и курил сигару. Его движения были расслаблены, скучающий взгляд бродил по постояльцам, а из чашки поднимался пар, донося дивный аромат кофе до чувствительного носика Розамунд.

Муж удалился в номер, чтобы прилечь пораньше, а она сделала вид, что заболела голова, не желая коротать теплый вечер в четырех стенах. Без любви и страстей Розамунд чахла, впав в депрессию, но этот мужчина исходили волны энергии, желания, заставив девушку вздрогнуть. Ей захотелось наплевать на все приличия, наброситься на него, чтобы он уложил ее на стол и грубо взял. Фантазия оказалась слишком красочной, и Розамунд болезненно закусила губу, ощутив во рту привкус крови.

— Вам не помешает расслабиться, мисс, — с американским акцентом обратился к ней мужчина из грез.

Он стоял напротив, прижимая к ее губам свой платок. На белой материи отпечатался след крови, словно именно с ним, а не с мужем она потеряла девственность. Да, именно этот американец должен овладеть ею, и она получит его.

Заказанный в номер крепкий кофе остывал, а Розамунд горела, чувствуя, как глубоко входит член Бутлегера. В голове не осталось ни единой мысли, ни о больном муже наверху, ни о приличиях, только оглушающие шлепки мужских бедер о ее ягодицы.

Вцепившись пальцами в одеяло, стиснув зубы от удовольствия, чтобы не закричать, Розамунд мысленно повторяла: «Еще-еще! Давай! Глубже, сильнее!», — пока ее тело не пронзила парализующая дрожь блаженства, а Бутлегер не погреб ее под своей тяжестью, размазывая по простыне белесую жидкость.

Встав с постели, он поправил брюки и, взяв со столика тонкие сигареты, закурил. Бутлегер молчал, и Розамунд была рада этой тишине. Приведя себя в порядок и наспех уложив волосы она взглянула на отражение в зеркале: распухшие губы, бесстыжие глаза, сверкающие от переполняющего ее чувства удовлетворения. Но оно длилось до того момента, как Розамунд коснулся дверной ручки, намереваясь покинуть пропахший страстью, табачным дымом и кофе номер.

— Я тебя не отпускал, — едва слышно сказал Бутлегер, не поворачиваясь к ней и глядя на облизывающие темный берег волны. В такой час многие постояльцы крепко спали, кто-то сидел в казино, проигрывая очередную круглую сумму, а где-то в подсобке молодой франт имел горничную. Как несколько минут назад сделал Бутлегер с молодой белокурой баронессой, чье лицо на террасе кривилось от невероятной тоски. Он не раз видел такие лица, но не у полной сил, привлекательности девушки, да еще и замужней. На ее пальце поблескивало колечко с бриллиантом. Она могла отказать ему, но вместо этого с легкостью согласилась, и Бутлегер понял — эта девушка сделает все, что он захочет, только бы освободиться от тягот одиночества и неудовлетворенности.

Розамунд обернулась на его спокойный голос и повела плечом:

— Я и не спрашивала твоего разрешения, — и с наглой усмешкой скрылась за щелкнувшей дверью.

Супруг крепко спал, храпя на всю комнату, взорвись рядом бомба, он бы не пошевелился. Розамунд приняла освежающую ванную, но ее по-прежнему бросало в жар, а между ног пульсировало, словно Бутлегер все еще был в ней. Впервые она уснула крепким сном с улыбкой, и ей снилось что-то хорошее.

Как Бутлегер оказался в Лондоне выяснилось позже, когда супруги вернулись в городской дом и были приглашены на званый ужин. Барон как обычно удалился в мужской зал, обсудить «неженские» дела, так он говорил, чтобы не обидеть Розамунд.

Среди влиятельных гостей баронесса увидела Бутлегера и обомлела. Нет, она не боялась, что муж каким-то образом может узнать о ее тайне. Розамунд терзал страх, что мужчина ее мечты не заметит девушку, однажды разделившую с ним постель в отеле на берегу моря.

«На прием к лорду Беркуту может быть приглашен далеко не каждый аристократ, даже самый богатый», — подумала она и решила осторожно разузнать о госте. Нет ничего лучше женской компании, где все знают друг о друге такое, что следует обсуждать за закрытыми дверями и шепотом.

Подойдя к леди Тротл, Розамунд мило улыбнулась и, сделав большие, невинные глаза, начала игру:

— Вы не знаете, кто тот джентльмен с сигарой и в синем фраке? Раньше я его здесь не встречала.

Леди Элизабет Тротл хитро улыбнулась, наслаждаясь моментом славы, ведь обо всех новостях она узнавала самой первой, как жена лорда-камергера .

— Этот человек…, — начал она. — Приехал из Америки с колоссальным состоянием, не так давно владеет чайными плантациями в Индии. Буквально на днях они с мужем договорились поставлять его чай ко двору Ее Величества, — леди распирало от гордости, и Розамунд боялась, как бы шнурок на корсете не лопнул, и бюст не вывалился на всеобщее обозрение. После рождения второго ребенка у Элизабет изрядно расплылась фигура, которую она с трудом затягивала в корсет, и специально надевала откровенные платья с вырезами. Ее грудь стала частой темой для насмешек среди молодых леди.

— Примите мои искренние поздравления, должно быть, вы так гордитесь вашим супругом, — добавила лести Розамунд. — А мой бедный Густаф все мучается невыносимым кашлем, я так волнуюсь за него, — бедным Густафа ну никак нельзя было назвать, и высшее общество прекрасно об этом знало, особенно, о его заводе под Штутгартом. Если начнется война, вечно кашляющий немец вмиг обогатится.

— О да, — не без наслаждения согласилась Тротл. — Но некоторые болтают, что наш денди разбогател благодаря подпольной продаже спиртного или чего то в этом роде.

— Элизабет, я не верю в эти сплетни, завистливые люди скажут все, что угодно, лишь бы очернить доброе имя честного гражданина, да и стал бы лорд Беркут приглашать преступника к себе в гости, — с уверенностью сказала Розамунд.

На щеках Тротл появился румянец.

«Дорогуша, не стоит наживать себе врагов грязными сплетнями», — подумала баронесса и, улыбнувшись, отправилась поближе к мужскому залу, но Бутлегер удостоил ее коротким взглядом и партнершей по танцу предпочел выбрать пышногрудую дочь леди Редмонд.

Уязвленная невниманием, Розамунд сказалась больной и, извинившись перед дамами, покинула богатый дом.

В экипаже меховая накидка душила ее, ожерелье кололо шею, а серьги оттягивали уши. В висках болезненно стучало из-за прически с множеством шпилек, а корсет сдавливал грудь. Едва не потеряв сознание, Розамунд с трудом перенесла дорогу до дома. Она миновала гостиную и поднялась в спальню (после возвращения из Биарицца они с супругом стали спать в отдельных апартаментах). В большом доме девушка чувствовала себя одинокой и покинутой, несмотря на то, что раз в неделю муж обязательно заглядывал на свои пять минут ради супружеского долга.

Сбрасывая на ходу всю одежду, коля пальцы о булавки и украшения, Розамунд доковыляла до ванной и напустила воду. Ей захотелось утопиться. Драгоценности, титул, все эти богатства ничто, когда человек одинок. Но и ребенка она не хотела, боясь потерять фигуру и расплыться, как леди Тротл, нет, только не это!

Нежась в горячей воде с ароматными маслами, Розамунд вспомнила единственную, наполненную счастьем, ночь, и ее рука потянулась к низу живота, но ее отвлек скрежет в окне и звук разбитого стекла. Повеяло холодом, и сжавшись в остывающей воде, Розамунд решила: «Воры?!». На второй этаж легко забраться по деревьям в саду.

Дверь ванной приоткрылась, и к косяку прислонился Бутлегер. Его яркие синие глаза рассматривали ее обнаженные плечи, выпирающие ключицы. От этого взгляда Розамунд ощутила прилив сил, словно она солнце, и он пришел погреться в ее лучах. Не мешкая, девушка встала в полный рост, вода скользила по ее обнаженному телу, капли замерли на торчащих сосках. Бутлегер успел поймать их ртом, попробовать на вкус, облизнув губы, и вытащил Розамунд из ванной и прижимая к себе.

— Из-за тебя я намочил рубашку, — равнодушно отметил он.

Девушка усмехнулась:

— Повесишь у камина, и она вмиг высохнет, — она пробежала пальчиками по его широким плечам, коснулась затылка, слегка сжав темные волосы.

— Чем же я буду занят, пока она останется сохнуть? — Бутлегер поцеловал ее в шею, проведя дорожку из поцелуев до плеча, положил ладонь на правую грудь, ощутив биение сердца.

— Мной, — выскользнув из его объятий, она прошлепала в спальню, предварительно закрыв дверь на замок. В этот раз Бутлегер был нежен и нетороплив, ловя губами ее исторгающий стоны рот, гладя по разметавшимся на подушке волосам, обнимая за бедра и не переставая целовать. Эта девушка понравилась ему с первого взгляда, но он не ожидал увидеть ее женой друга господина Беркута. Однако этот факт не остановил перед желанной целью. Розамунд должна принадлежать ему, а не гробить жизнь подле старика, из сплетен дам он выяснил то, о чем уже догадывался в Биарицце: старый богач ни на что не годен в постели. Пусть хоть сдохнет, какое Бутлегеру дело? Его волнует крошка Розамунд — маленькая, но сильная, чувственная, с прекрасным телом и голосом. «Как громко она может стонать от ласк?» — задумывался Бутлегер в ту ночь, когда девушка ушла из его номера.

Прием Беркута она покинула слишком быстро, супруг остался на обсуждение важных дел, и Бутлегер поспешил откланяться, сославшись на деловые проблемы. Чай — напиток, который пьет вся Великобритания, и он владелец патента. Знали бы эти пресыщенные жизнью и деньгами люди, каких трудов ему это стоило, прозябая в грязи Нью-Йорка, ведя подпольные дела с ирландцами и всеми, кому необходимо достать оружие, а с ним и отличный виски. Бутлегеру было мало достигнутого, ему опротивели небритые рожи, красные от пьянок глаза, их грязная жадность и ругань. Его честолюбие жаждало иного общества, и он прибыл в Великобританию. Связь с господином Реджинальдом, ярым коллекционером старого оружия, особенно, времен гражданской войны, подарила не только билет на пароход до Лондона, но и выход в свет. Реджи посчитал Бутлегера отличным предпринимателем, особенно, когда тот собственноручно добыл патент на чай.

— У тебя начинается новая жизнь, так не держи удачу за лисий хвост, — любимая фраза Реджи за стаканом виски.

Бутлегер выкупил землю у его знакомого в Ирландии, где открыл собственную винокурню, якобы для личных нужд, но дорогой виски подавался лишь в некоторых пабах и бережно хранился в домах аристократов. Бизнес процветал, и спустя время Бутлегер наконец-то позволил себе расслабиться, а не заниматься работой круглыми сутками. Так он и оказался в отеле Биарицца на берегу моря, впервые встретившись с женщиной, покорившей его одним взглядом.

Бережно обнимая ее нежное, хрупкое тело, Бутлегер водил кончиками пальцев по спине Розамунд. Ее сердце по-прежнему было в его ладони.

— Что ты будешь делать дальше? — хрипло спросила девушка.

Бутлегер откинулся на подушку, светлый локон пощекотал ему ухо:

— Жить, но у меня нет желания делить тебя с твоим супругом — старому козлу пора на покой, а тебе как его жене достанется все, — он ожидал увидеть на ее лице испуг, услышать возмущение, но Роза… да, именно роза, так он будет ее называть, смогла его удивить.

Она устроилась у него на груди, погладила подбородок с наметившейся щетиной, кончик прямого носа с тонким шрамом на переносице, проколотую мочку уха без серьги и улыбнулась:

— Я спрашивала не об этом, а о том, что ты будешь делать со мной, сейчас, — девушка оказалась сверху, устроившись на его бедрах и погладив ладонями мужскую грудь с множеством шрамов. Они не пугали ее, Розамунд уже поняла: Бутлегер не простой человек, а повидавший то, после чего люди погибают, но он выжил, нашел ее и пришел забрать свое по праву.

От ее движений его тело быстро отреагировало, и, перехватив инициативу, Бутлегер оказался сверху, почувствовав, как Роза приняла его в себя, обхватив бедра ногами.

За дверью послышался кашель, дверная ручка дернулась, и любовники замерли, но лишь до тех пор, пока не услышали шарканье мужских ног.

— Имей я в своем доме такую жену, ни за что не ушел бы спать, — с презрением процедил Бутлегер, двигаясь в Розе с некоторым остервенением, заставляя ее стонать ему в плечо, пока она не выгнулась от удовольствия.