2 Ирина

2

Ирина

Я привыкала к Тае, она ко мне. Ребенок уже не так пугал, как в первые дни. Но иногда меня накрывало диким пониманием - вот этот комочек плоти, это живой человек. Не прикольная кукла, которой у меня никогда не было. А настоящая, но очень маленькая. Когда Тая сыто затихала, и медленно обводила своими мутными глазами комнату мне становилось невероятно интересно - какие мысли в этот миг роятся в ее маленькой пушистой головке?

Вспоминает ли она маму? Думает ли, что ее мама я? И становилось страшно - а вдруг я не справлюсь? Вдруг Таю у меня заберут, как забрали когда-то Петьку?

Модест Валерьянович внушал уверенность, и я гнала от себя страхи. Дядя Моня такой неприметный, тихий дедушка, на самом деле был будто со стальным сердечником, вокруг которого вертелись огромные лопасти маховика. Стоило ему запустить процесс, и все приходило в движение. Вот и после появления Таи он просто кому-то позвонил - никогда не лезла в его дела и знакомства, но подозревала, что знакомств у него было бесчисленное количество. И все как одно - полезные. Дядю Моню боялись. Дядю Моню уважали.

Документы на Таю и мои куда-то забрали, чтобы оформить опеку на ребенка. Мне же оставалось гулять с малой, кормить ее, купать и следить, чтобы она не мешала Модесту Валерьяновичу отдыхать. Чего бы он не потерпел, так это посягательств на свой сон.

Первая сложность произошла через два воскресенья. Гараж, в котором жил Петя обокрали. Вынесли немало дорогостоящего оборудования для ремонта автомобилей. Петьку арестовали.

Словно избитая я принесла эту весть домой. Но уже знала - в глазах Модеста Валерьяновича Петя взрослый мужчина, который должен отвечать за свои поступки, и дед и пальцем не пошевелит, чтобы ему помочь.

- Вор должен сидеть в тюрьме! - тоном Жеглова сказал дядя Моня, отрываясь от созерцания какого-то сериала.

- Но он не воровал, - я укачвала Тайку, и одновременно разговаривала. Чувствовала себя почему-то нагадившим ребенком.

- Не воровал - так выпустят, - безразлично ответил Модест Валерьянович. И махнул, чтобы не заслонила ему экран. Добавил в спину: - Если не дурак, то отсидит и выйдет нормальным. Статья уважительная, чмирить не будут. А если дурак, то и на свободе толку с него не будет.

Вот и вся поддержка.

Модест Валерьянович помимо прочего очень упрямый и суровый мужчина. Живет исключительно по своим воровским законам. Там, в их воровском мире несколько «ходок» могут только улучшить биографию мужчины.

- Но ведь нам экспертизу еще делать, - попыталась зайти с другой стороны я.

- Тем лучше, что на месте твой лоботряс. Искать не придется.

Я пошла, поить козу, переложив спящую Таю на середину дивана. Она еще плохо переворачивалась со спины на живот, и поэтому под присмотром старика не должна была бы упасть.

Коза Мурка это отдельная история. И не такая она уже моя прихоть. Дядю Моню донимает кашель. Годы, проведенные в тюрьме, даются в знаки. Но он не жалуется, молча терпит. Я же где-то слышала, что горячее козье молоко облегчает состояние больных бронхитами. Поэтому и откупила за собственные сбережения у знакомой бабки козленка. Козленок вырос и превратился в неблагодарного монстра.

Мурка встречала меня ласковыми глазами - беременность немножко утихомирила ее буйный нрав. В другой раз я бы ни за что не купилась на ее ласковый взгляд. Знаю я это исчадие ада - смотрит не тебя, следит, а стоит обернуться как сразу боднет по ягодицам безрогим лбом.

И даром что рог нет. Вместо них есть две большие шишки, которые бьют с точностью снайпера. Но сейчас Мурка ждет окот. Она неповоротлива, ей трудно становиться на ноги, пузо отекло, вымя увеличилось. Поэтому я без опаски ставлю ей ведро с водой, накладываю сена, и поглаживаю теплый бок. В руку мне толкается какая-то козья ножка. Малыши шалят внутри козы, от чего ее туловище ходит волнами.

- Ты потерпи, - говорю я Мурке. - Скоро будешь как я, мамаша.

Мурка смотрит на меня умным взглядом.

- Может дядя Моня еще передумает? - с надеждой спрашиваюсь у козы.

Петьку жалко до слез. Он добрый у меня. Только и правда непутящий. А как ему вырасти было другим? Папу мы не знаем. Я помню смутные силуэты, а потом и равнодушные взгляды мужчин. Мама приводила их в разные времена. Одного, другого, третьего. Кто-то был добр и приносил нам с братом конфеты или червивые яблоки. А кто-то просил маму избавиться от детей, которые мешают строить семейное счастье.

В конце концов, она сдалась и отперла нас с Петькой к бабе. Мне было восемь, ему пять. Бабушка нами занималась не сильно - она больше болела. Большая, тучная, похожая на гору холодца. С тонкой красной кожей и завитыми седыми волосами. Меня она пугала, казалось, если буду вести себя плохо, баба Люба меня просто съест.

Но за год и бабы Любы не стало. Тогда я не очень понимала, что с ней происходит. Сейчас могу рассказать - диабет. Трофические язвы на ногах, которые не заживали. Сепсис. Мамы в нашей жизни больше не стало. Даже бабушкина комната в коммуналке не побудила ее позаботиться о детях. И нас с Петькой сдали в приют.

Комнату бабушка завещала Петру. Как меньшему. И вот ему оставалось год до вступления в право владения. Но теперь кажется, на несколько лет ему вообще не придется беспокоиться о жилье. Был еще вариант оплатить владельцу гаража убытки. Но откуда у нас с Петром столько денег? Я получаю скромную стипендию, потому что считаюсь учеником одного из ПТУ. Это Модест Валерьянович настоял, чтобы я хоть куда-то отнесла документы. После Нового года у меня будет официально специальность каменщика. Не понимаю, зачем оно мне. Но спорить с дядей Моней себе дороже.

В конце концов, и к мысли, что Петр под арестом я привыкла помаленьку. Тем более что с Таей долго страдать мне не приходилось. Привередливый малыш занимал все мое свободное время. На улице начало дождить, сентябрь медленно перетек в октябрь, и кто-то из знакомых Модеста Валерьяновича припер нам целый пакет девчачьих вещей. Чего там только не было, все почти не ношеное. У меня даже мысли не возникало покупать что-то новое, собственные деньги шли с космической скоростью на смеси и подгузники. Даже подумать бы не могла, что маленькие дети так много какают.

Подозреваю, что Модест Валерьянович мог бы спонсировать меня. Деньги у него водились. Это с виду он скромный дедушка, который живет ни много, ни мало на Французском бульваре, в двух шагах от моря. Дом небольшой, не такой как соседние санатории или построенные избушки новуришей. Но уже одно то, что никто даже не задумывается выжить деда с территории и захватать немалый кусок земли у моря, говорит о том, что дядя Моня не так прост, как хочет казаться.

Но он не предлагает мне помощь, а я не решаюсь просить. Я и так безгранично благодарна ему за все, что он для меня делает.