Глава 17
- Ты, никак, уже закончила? - вопросительно изогнул бровь Александр Владимирович.
Я в нервно-истеричном порыве еще раз тщетно чиркнула ручкой по тетради и растерянно подняла глаза на учителя.
- У меня ручка закончилась…
Прозвучало это донельзя жалко. В этот момент я сильно пожалела, что еще утром не похлопотала как следует над сбором сумки.
- И почему я не удивлен? – риторически спросил математик.
Мне вдруг нестерпимо захотелось удавиться.
Легко поднявшись из-за стола, учитель подошел к моей парте и, под мое вытянувшееся лицо, театрально вручил ручку.
Приняв ее слегка дрожащими пальцам и несколько раз бестолково моргнув, я заторможено произнесла:
- Спасибо большое...
- Да не за что, показывай, чего ты там намудрила, - отмахнулся от меня математик. Невзначай опершись рукой о стул, на котором я сидела, мужчина, склонившись через мое плечо, заглянул в тетрадь.
- Сейчас… подождите, - неловко пискнула я. Дышать стало невыносимо сложно, обжигающий жар опалил все мое тело. Ощущение близости наших тел совсем вышибло последнее наличие здравого смысла в моей голове.
Я не была уверена в том, что решила пример правильно, да вообще, что хоть что-нибудь сделала правильно. Я сейчас вообще ни в чем не была уверена и ничего не понимала, ни на чем не могла сосредоточиться, я лишь чувствовала его обжигающее тепло позади меня. Тем не менее, во спасение от этой туманной неги, кровь резко ударила мне в голову, и я, как в опьянении, записала получившееся решение и трясущимися руками передала тетрадь учителю.
Александр Владимирович со скептическим выражением лица, взял у меня тетрадь и неспешно отошел на несколько шагов, и я, наконец, смогла перевести дух.
По мере проверки на его губах расцветала все более и более ехидная улыбка, а вот мое сердцебиение будто с каждой секундой замедляло свой ритм.
Господи, неужели там все так плачевно?!
Неожиданно мужчина оторвался от тетради и окинул меня пронзительным взглядом:
- Абрамова, ничего не хочешь мне сказать?
- В смысле? – нервно осведомилась я, до смерти напуганная его ровным, безэмоциональным тоном. У меня опять появилось скверное предчувствие. Предчувствие того, что меня заманивают в очередную мышеловку.
- Ну, например, что-то вроде: «извините, я действительно на уроках ничего не делаю, а тупо просиживаю штаны». Это, – мужчина небрежно бросил злополучную тетрадь мне на парту, - просто курам на смех.
- Да что не так?! – взорвалась я, дрожащими руками хватаясь за тетрадь. – Я решала все так, как вы и учили, сначала…
- Для начала можешь мне рассказать, при чем происходит потеря корней?
Ну, он, конечно, нашел что спросить, когда у меня руки трясутся, как у наркомана! Я была мало того что не готова к вопросу, я вообще не могла связно мыслить.
- Ну…
Повисло неловкое молчание. Мысленно я уже пару раз чертыхнулась, попеременно проклиная то себя за несобранность, то учителя за его каверзы.
- Нет, не можешь, - лаконично подытожил учитель.
Да сколько можно надо мной издеваться?
- Послушайте…
- А что-нибудь про правила равносильных уравнений?
Я упрямо сжала губы. По-моему, мой ответ ему не так уж и нужен.
- Тоже нет.
С каждым моим позорным фиаско глаза Александра Владимировича все больше и больше зажигались увлеченным изумрудным огоньком.
- Ладно, а что скажешь насчет значения квадратного корня?
Черт…
Скептически глянув на мое порядком покрасневшее и озадаченное лицо, мужчина чуть мягче добавил:
- Я не прошу точной формулировки, своими словами хотя бы хоть что-то.
Господи, такого позора я еще никогда не чувствовала! Мне вполне осознанно хотелось удавиться. В память, конечно же, сразу врезались мои прошлые провалы на глазах математика, но все-таки в этот раз все было хуже. Хотя бы потому, что я не могла вспомнить ответ на такой элементарный вопрос, на который знают ответ дети с пятого класса.
Сохраняя те жалкие крохи самообладания и скудо-бедного ума, я неуверенно проблеяла:
- Относительно переменной… В смысле, это такая сумма… Число, такого, эм… квадрата, которое бывает рациональное и…
Александр Владимирович с самым наисерьезнейшим лицом внимательно слушал мой фантастический бред, изредка многозначительно кивая головой. Но по слегка подрагивающим губам, я поняла, что он пытается скрыть рвущийся наружу безудержный смех.
- Ну, в целом я тебя понял, - «кашлянув» в кулак, произнес мужчина. – Только у меня к тебе еще пару пустяковых вопросов. С каких пор квадратный корень это сумма? И вот еще что, объясни несведущему, при чем здесь рациональные числа?
А это уже удар ниже пояса!
- Я просто не помню более точного определения, - произнесла я тихо, почти шепотом, приходя в себя. Притянув к себе тетрадь, я нервно пролистала страницы до решенного примера. Бегло пробежавшись глазами по листку и не заметив ни одного зачеркнутого примера, я озадачено уставилась на учителя. – Так, где вы говорите, я допустила ошибку?
- Разве я говорил, что ты допустила ошибку? – удивился математик. Теперь я явственно слышала в его голосе лукавство. – Дарья, я всего лишь сказал, что это курам на смех, не знать определения. А решено все правильно, молодец, - улыбнулся мужчина, - сразу бы так.
Будто бы издалека, я услышала собственный надрывный смешок. Ну, нельзя же быть такой дурой в самом деле!
- Получается… - у меня опять вырвался истеричный смешок. Я чувствовала себя ужасно облапошенной, но мне почему-то было не плохо, совсем наоборот.
- Получается, тебе надо зубрить определения, а то ладно, ты мне здесь сказки рассказываешь. А что будет, если тебя кто другой спросит?
Мои губы дернулись в нервной улыбке: да кто меня еще может спросить про эти чертовы корни?!
- И ты начнешь им рассказывать про то, что корень это сумма, еще что-то про рациональность ляпнешь… А потом спросят тебя, а кто это тебя, голубушка, математике-то учил? И все… прощай навсегда мой нерушимый учительский авторитет, - горестно вздохнул математик, наигранно разводя руками в отчаянье.
Ну да, как же, авторитет у него рухнет! Я пока еще не встречала настолько сведущего специалиста в своей области, как Александр Владимирович. Да и вообще мне мало верилось, что хоть кто-нибудь может его переплюнуть на математическом поприще, это просто невозможно. Никто иной, не сможет так же доступно и со страстью рассказывать такую сухую науку. И дело тут даже не в его личной харизме, а…
Внезапно я словила себя на мысли, что уж слишком откровенно (даже в своих мыслях) возношу его на своеобразный пьедестал. Краска тут же прилипла к моему лицу.
- Не волнуйтесь, я не выдам вас, - промямлила я, страшно сконфузившись, и с ужасом стала понимать, что мужчина не отводит от меня пристального взгляда. Он мне показался странным: он смотрел чуть с прищуром, и в зеленых глазах теплилось нечто такое… странное. Во мне тут же взыграли типично женские комплексы: что-то так не так? Все ли в порядке с моим лицом?! Неужели я в чем-то испачкалась?!
Вновь повисла тишина, но на этот раз какая-то напряженная, изнурительная, многообещающая… Я не знала что сказать, а он все так же неотрывно на меня смотрел. Мне казалось, этот взгляд прожигает меня изнутри.
- О, Дарья, я в тебе нисколько не сомневался, - наконец непринужденно прервал затянувшееся молчание Александр Владимирович. Легкая улыбка мелькнула на его губах. - Но все же определения знать надо.
И что я опять себе надумала?! – зло одернула себя я. Кто о чем, а учитель о математике, и ни о чем больше. Он занимается со мной репетиторствами, а я… А я просто сентиментальная дура.
- Ну что, продолжим?
Я заставила себя скупо улыбнуться:
- Конечно.
666
И весь последующий час я плодотворно корпела над решебником, и все бы хорошо, я правда отлично справлялась, но один маленький факт заставлял меня уже час нервно елозить на стуле, раздраженно поправляя сбившиеся прядки с покрасневшего лица. Александр Владимирович сидел рядом со мной на соседнем стуле и с самым наивнимательнейшим видом наблюдал за моей проделанной работой. И ладно бы только наблюдал, но он постоянно поправлял меня в работе, делал замечания, цокал языком, несколько раз даже вероломно отобрал ручку, вгоняя меня чуть ли не в обморочное состояние. Сам же отвлекал от работы непринуждёнными разговорами и шутками, и сам же потом делал замечания мне за то, что я отвлекаюсь.
Голова шла кругом и, кажется, у меня уже выработался иммунитет на его голос и присутствие, во всяком случае, я больше не вздрагиваю от его близости, но ватность в коленках еще осталась.
В очередной раз пожурив меня за не ту выбранную мной формулу, учитель устало откинулся на стуле:
- Нет, это просто уму не поддается, Да-ша-а... – по слогам лениво протянул мое имя мужчина. – Сложные уравнения ты решаешь на раз-два, но так тугодумить над простейшими – это какой талант!
- Я стараюсь, просто постоянно забываю формулы, - с отчаянием, почти обиженно проскулила я, силой воли отгоняя от себя желание точно так же, как математик, откинуться на стул. Как же я устала… Но из-за его присутствия об отдыхе не могло быть никакой речи: только выпрямленная спина, только каллиграфический почерк.
Александр Владимирович насмешливо хмыкнул, подвинув ко мне учебник со всеми записанными на нем формулами на титульном листе:
- Вот все формулы, какие еще проблемы?
Ну, не знаю: например, их правильное применение в нужных примерах! – мысленно цокнула я. Усталость оседала на плечах, мне хотелось хотя бы чуть-чуть передохнуть.
- Все-таки я не великий математик… - жалобно промямлила я, можно сказать, почти наугад подбирая очередную формулу под уравнение. Не успела я ее полностью подставить, как меня раздраженно прервали:
- Что ты опять пишешь?! – одернул меня учитель.
Мимо.
Я зачеркнула решение и вновь бездумно уставилась на формулы.
- Третью, - устало выдохнул Александр Владимирович. - Используй третью формулу.
Ммм, кажется, и математик смертельно устал от моего тупизма.
- Кстати, меня тоже очень сложно назвать не то чтобы великим математиком, даже хорошим будет перебор, - уже более бодрым голосом сообщил мне мужчина, одобрительно кивнув на подставленную мной формулу.
- Ну, да, конечно, - неверующе протянула я. Если уж Александра Владимировича нельзя назвать гением математических наук, то я уж и подавно с третьей стадией врожденного идиотизма родилась.
Мой скептичный тон и взгляд, полный сарказма, не мог укрыться от мужчины. Учитель одарил меня ироничной улыбкой:
- Правда, Даша, - меня в очередной раз пробрала дрожь, при упоминании моего имени. - Настоящих математиков считанные единицы - именно они создают теории, формулы, новые системы расчетов. А все остальные… - Александр Владимирович небрежно махнул рукой, - просто считают по уже готовым формулам. Главное - это просто научиться понимать и применять их, а все самое сложное за нас уже решили великие умы.
Звучит, конечно, впечатляюще, но не настолько, чтобы я усомнилась в способностях моего учителя.
- Поэтому не только тупо зубри правила, а все-таки попытайся их понять, договорились?
Я слабо кивнула.
Александр Владимирович одарил меня лукавой усмешкой:
- Ну, тогда на этом все, встретимся завтра. Дома почитай параграф 44.
Я еще раз бездумно кивнула головой и стала складывать вещи в сумку. Блаженно подумав о том, что, как только приду домой, первым делом завалюсь с едой на диван.
Закрыв тетрадь и уже заталкивая учебник в недра сумки, я краем глаза заметила страшное: свою тетрадь с обнимающимися медведями, непонятно как оказавшуюся в центре стола, и насмешливый взгляд математика прикованный к ней.
Вот черт!
- Милая тетрадка.
Ну, почему такая чертовщина происходит именно со мной?!
Страшно сконфузившись, я быстро стянула ее с парты. Хоть плачь - хоть смейся, но я, похоже, иду на рекорд по количеству опусов в час.
Уже собравшись и по привычке перекинув сумку через плечо, я замешкалась у парты, кидая робкие вороватые взгляды на учителя.
- Что-то еще? – вопросительно изогнул бровь Александр Владимирович.
Я нервно сглотнула.
- Нет, ничего такого… Я просто еще раз хотела сказать вам спасибо. То, что вы для меня делаете, правда, это… очень…
Не сумев подобрать правильных слов, я сконфуженно замолчала. Почему-то мне стало жизненно необходимо, чтобы он меня выслушал. Но адский сумбур в моей голове, мешал мне произнести связное предложение.
- Понимаю, Дарья. Я все прекрасно понимаю.
Мужчина перестал улыбаться и кинул на меня странный задумчивый взгляд. И, наверное, первый раз в жизни, я не отвела глаз от его прямого взгляда.
Невротическая дрожь в руках прошла, на ее место пришла слабость в ватных коленках и болезненно пересушенный рот. И смотрел он опять странно, в его взгляде появилось что-то такое странное, влекущее. Из его глаз исчезли лукавство и сарказм, и я почти испугалась изумрудного огня, горящего в них.
Статическое напряжение, которое при этом родилось между нами, будто имело осязаемую плотную форму, заволокло все пространство между нами. Я в который раз изумилась цвету его глаз, неземному, слишком глубокому, слишком влекущему. Еще немного, и я растворюсь в них.
Мне казалось, что он хочет что-то сказать или сделать, и я не знаю, чем бы все кончилось, если бы внезапно не зазвонил его сотовый телефон.
От неожиданности я вздрогнула, и гипнотический зрительный контакт между нами сразу же пропал. Как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой, и атмосфера в помещении сразу поменялась.
Александр Владимирович выглядел слегка разочарованным, когда раздраженно вынимал телефон из пиджака.
- Алло, что опять у тебя случилось? – грубо сказал в трубку мужчина, с плохо контролируемым раздражением. – А что, сам головой подумать не можешь?!
Я вздрогнула от его чересчур резкого тона. Если бы он так говорил со мной, то у меня давно бы случился инфаркт. Оставалось только пожалеть бедного неугодного собеседника на том конце провода.
Мне нестерпимо стало не по себе, я нервно стала переступать с ноги на ногу, желая поскорее куда-нибудь убежать и спрятаться. Такое привычное для меня желание. Как страус зарывает голову в песок, так и мне легче убежать от всех своих проблем.
- Я пойду, - беззвучной пантомимой прошептала я математику, пятясь к двери.
- Повиси пока, - коротко бросил в трубку Александр Владимирович, поднимая на меня глаза, полные сожаления. – До свидания, Дарья, завтра после уроков, не забудь.
Забудешь тут!
Спускалась я по лестнице вниз, словно в трансе. Ничего не видя, не слыша и почти ничего ни чувствуя. И даже на новую истерику бабы Веры (хранителя всея гардеробной), по поводу не забранной вовремя куртки, я не обратила внимания, хотя в любой другой день это бы мне обязательно испортило настроение.
Раз за разом я прокручивала в голове его взгляд, тембр голоса и каждое мгновенье сегодняшнего репетиторства.
Всё кружилось перед глазами, и глуповатая улыбка на моих губах, наверно, нервировала проходящих мимо людей. Но мне было настолько плевать на окружающих...
Я глубоко вдохнула пока еще морозный воздух, чувствуя, что внутри меня разливается что-то теплое, волшебное, опьяняющее, то, что сносит крышу напрочь. Я чувствовала себя абсолютно счастливой, будто находилась где-то в нирване.
Уверенности не было, земли под ногами тоже, единственным, что связывало меня в этот момент с реальностью, было одно очень сильное открытие, так называемое чувство. Всемогущее по своей природе, и как же я раньше этого не понимала?
Это чувство в народе зовется любовью.
