3. Гений – находка для санитаров.

3. Гений – находка для санитаров.

Посыльный из императорского дворца выглядел очень странно – он был одет в синее коротенькое кимоно и длинный пояс, перекинутый через плечо. Тонкие желтые ножки кривилось буквой о. На вытянутых в поклоне руках, он протягивал нашей служанке свиток.

Мама пробежала письмо глазами, всплеснула руками, и началась паника. Вымыть, одеть, причесать, собрать, отбелить, постричь.

Меня экстренно собирали во дворец.

Сначала натёрли глиной, ужасно пахнувшей и с трудом отмывающейся. В этом, видимо, была главная задумка – пока все отмоешь – точно будешь чистой. Пополивали ковшиком, окунули в бочку с водой.

Заплели волосы в высокую кичку на затылке. Замазали лицо белилами и поставили две красные точки на губах.

Потом завернули в кимоно (длинный кусок ткани розового цвета) и перевязали поясом. На ноги обели белые носки (больше похожие на мешочки для ног), поставили на деревянные шлепки с перемычкой между пальцами и платформой сантиметров по пять. Откуда только взяли? Учитывая, что я все время ходила босиком?!

Вся эта конструкция: кимоно, пояс, платформы тугая прическа, давили на меня со всех сторон, но больше всего – к полу. Я скептически смотрела на мать. Если бы не мои тренировки, вряд ли я бы могла сделать хоть шаг.

***

Но вот в ворота снова постучали, двое слуги принесли за мной деревянную переноску на четырех палках. Посадили меня в деревянный ящик и потащили за ворота.

Мать настрого запретила глазеть по сторонам. Но что взять с ребенка?

За воротами была чистая улица с рядами таких же заборов, как наш. Много деревьев и цветов. Каждый старался облагородить не только свою территорию, но и прилегающую. Видела парочку каменных садов без оград. Никакого леса или реки. Хотя я была уверена, что живем мы отшельниками, в какой–то далекой деревне. А императором отец называет главного в своей секте.

Крыши домов одинаковые – покрытые смолой, с изогнутыми, как шеи лебедей, краями. Такие постройки горят, наверное, замечательно.

Как-то, очень быстро, мы оказались у больших белых ворот.

Меня выгрузил отец, от нетерпения перетаптывающийся с ноги на ногу.

–Подходишь, кланяешься с колен, на императора не смотришь, обращаться «Великий правящий император», – быстро шептал он, ведя меня через ворота ко дворцу. Вход охраняли два самурая в шлемах и с длиннющими мечами. А за воротами был сад. Из прекрасных подстриженных деревьев, со скошенной травой.

–А разве его не Фудзивара Озэму зовут? – Проявила я лишнюю осведомленность.

–Да, но называть его так нельзя, ш–ш–ш, – одернул отец – старшего принца зовут Фудзивара Даичи, Императрицу зовут Фудзивара Муросаки Хидэёси. Лучше всего вообще молчи…к ним тебе обращаться запрещено…Если вдруг… То все «Великие и правящие», поняла?

Шагал он быстро и крепко держал меня за руку, я путалась в длинных складках кимоно и семенила часто–часто. Мы шли по извилистой дорожке из камня. Периодически отец просто приподнимал меня в воздух, чтобы я передохнула. Деревянные платформы в этот момент пытались сбежать, но я ловила их пальцами ног.

Мы остановились у большой беседки. Красные деревянные столбы венчала красная же изогнутая крыша. В беседке возлежали несколько человека. Император – толстый бородатый мужчина лет 25–30, старый мужчина в белом одеянии, две женщины в красивых кимоно с цветами, пара веселых девчонок и мальчик лет десяти…

Подражая отцу, упала на колени в глубоком поклоне.

–Да, благословит ваш путь Будда, Великий правящий император!

–Рад видеть тебя Хотомото, поделись с нами успехами своей дочери, – голос императора был ленивый и тягучий. Он пел «а», как заправский москвич. Только очень неторопливо.

Отец неуверенно посмотрел на меня.

–Великий правящий император, благодарю за оказанную честь. Моя дочь может прочить вам любой текст написанный кокуго. Написать свое имя на кандзи. Ее зовут Амай … – император поднял руку, заставив отца замолчать.

–Такая маленькая, а уже читает и пишет... Зачем?

Тут на меня налетел вихрь, Ребенок лет трех скакал и смеялся, тыкая в меня пальцем:

–Читай – читай! – выкрикивал он.

Я ошарашено подпирала лбом камень: мне встать так, и не предложили. Видимо, сейчас мне полагается впечатлить императора.

А надо ли? К чему такое внимание? Не пустят ли на растерзание ученым? О чем я? Тут и ученых, наверное, пока нет.

Император поморщился, но быстрая служанка уже утащила мелкого второго принца вглубь сада.

–Напиши, что-нибудь, – милостиво кивнул мне император и улыбнулся сыну. Которого не утащили. Сын тяжело вздохнул.

Служанки принесли маленький столик, кисть, чернила и ткань.

Я, не разгибаясь, подползла к столу и попыталась вспомнить хоть одно стихотворение.

На ум лезли только детские стишки Барто.

Наша Таня громко плачет…

Представила, что изображу это иероглифами, и меня совсем переклинило. Руки тихонечко затряслись, а глаза предательски заслезились.

Взять в руки детский впечатлительный организм оказалось тяжело.

В конце концов, я пошла на компромисс и вывела корявенько:

Не плачь, ребенок,

Деревянная кукла

Не достанет дна реки.

Как изобразить утонет – я не знала.

Служанка преподнесла стих императору, тот погладил бороду, задумчиво пробежал глазами строчки.

–Очень хорошо. Кто написал это? Нетленность бытия передает эта поэма.

Пока я мучительно вспоминала полный титул императора, и пыталась понять, ко мне ли обращен вопрос, отец взял инициативу на себя;

– Великий правящий император, она много читает, может быть, пара неизвестных…

– Я сама, – шепнула ему.

– …Неизвестных поэтов надоумили ее написать этот стих, в честь ее любимой деревянной куклы. – Глаза отца выразительно предупредили, что дома меня прибьют.

Император почему-то не обрадовался и недоверчиво перевел взгляд с меня на белобородого старика.

Старец сложил руки с длинными тонкими пальцами лодочкой и выдал:

–Великий правящий император, я не знаю поэта, которому принадлежит данный стих. Да и размер нарушен в нем. Но если отец не врет, и девочка сама его написала, в будущем ей уготована судьба ученого. Есть в ней потенциал. – В его устах слово «потенциал» звучало как «мясо для экспериментов». Мне сразу захотелось домой. И чего я тут развыпендривалась? Хоть бы не сожгли! – А как ты докажешь, что она сама написала стих?

–Сэджу – сенсей, вы не найдете этот стих в свитках, – не растерялся отец, – она еще может что-нибудь сочинить.

Могу! Очень могу! Из матерного! Хотите?

–Прочитай еще что–нибудь, – опять соизволил император.

И как не хотелось послать слушателей, я глубоко вздохнула, успокоилась, вспомнила даже несколько хокку. Даже смогла бы их сейчас написать. Набрала побольше воздуха и с выражением, достойным МХАТа, продекламировала:

Яркая луна.

У пруда всю ночь напролет

Брожу, любуясь.

И две красных точки на моих губах растянулись в блаженной улыбке.

– Это Басё-сама! – Закричал мальчик рядом с императором. – Никакая она не гениальная! И буквы пишет еще хуже меня. Сравнивать меня с ней – … – и этого слова я не знаю. Но прозвучало очень обидно. Мальчишка раскраснелся, сжал кулаки и даже привстал.

Лицо великого императора перекосило гневом.

«Куда ж я лезу!» – мелькнуло в голове. И решила поступить как настоящая женщина: я разрыдалась.

Много слез и соплей, « хочу к маме» в перерывах между всхлипами и красноречивое заламывание рук.

Это тут же остановило завистливого мальчику и озадачило императора, который быстренько махнул отцу рукой.

–Разрешаю удалиться! И покажите вашу девочку врачу, уж больно резко она реагирует на критику.

–Переволновалась, наверное. Простите, великий правящий император. Истинного пути.

И мы, постоянно кланяясь, утопали прочь с глаз правящего семейства. Я старалась плакать погромче, даже за воротами. Быстрым шагом мы шли к дому. Пешком, повозки не было. Через некоторое время отец сказал:

–Можешь уже прекратить истерику. Никто не слышит, – он-то прекрасно знал, что я не плачу никогда. – Прости, дочка, моя вина.

Но я вовсю глазела на прохожих, повозки и лошадей.

Люди были одеты в кимоно или в широкие штаны и объемные рубахи, подпоясанные под грудью. Цвета одежд были разнообразные, но не яркие. У мужчин – однотонные: синие или голубые. У женщин – с красивыми цветочными рисунками. У девушек голову покрывала ткань.

Люди двигались медленно, не разговаривали. Картина была довольно странная.

«Красиво и неторопливо».

Превышали скорость движения только мы с отцом.

Позже мама объяснила, что произошло.

Мой отец был руководителем охраны в императорском дворце. Жил он в резиденции императора, периодически навещая молодую жену.

А парень, что обучал меня – был одним из учеников мудрейшего хранителя знаний императорского дворца: Сэджу–сенсея. Мононобе Ватару, так звали парня, был приятным парнем лет двадцати–двадцати пяти. Веселым и милым внешне. С излишне прищуренными глазами, на мой вкус. Но это у всех местных наблюдалось. Я, наверное, такая же.

Согласился он на эксперимент – ради интереса, обычно детей начинали обучать письму лет в десять. Ну, уж больно отец хорошо рассказывал обо мне.

Ватару часто восхищался моими успехами во дворце, и однажды эти восхищения долетели до его учителя. А оттуда и до императора.

У императора же был наследник – как раз постигающий азы правописания. Тот самый пацан лет десяти. А тут какая-то мелкая обогнала наследника в развитии. Непорядок!

Отец тут же стал отнекиваться. Но его уже поймали на слове. И поспорил отец с главным мудрецом на ведро персиков, что я им стихи нарисую.

Папа ведро выбрал большое, так что персиками мы наслаждались целую неделю. А мама заставила сходить в храм и три раза поклониться Будде. Благословение еще никому не помешало.

Небольшой храм стоял недалеко от нашего дома, прямо на территории императорского сада. Разноцветная крыша его выгибалась и блестела свежей краской, столбы входа были украшены лентами, а внутри всегда пахло благовониями. Большая статуя Будды смотрела ласково и понимающе. Каждый раз кланяясь, я говорила ей: «Спасибо за второй шанс».