Глава 3.

Я разбита как та чашка, которая падает на кафель. Осколки собрать можно, склеить тоже, но уже не вернуть первозданный вид. Не вернуть веру в людей. Не вернуть улыбку, что когда – то не сходила с лица.

Когда смотришь фильмы про маньяков или читаешь любовные романы. даже не задумываешься о том, что такое может случиться с тобой. Для тебя это просто истории кого – то другого, тебя они не касаются, и ты уверена, что не коснуться.

Ведь все жертвы виноваты сами, думаешь ты. Она сама ответила на сообщение незнакомца. Она сама вошла в тот переулок. Она сама, сама. ОНА САМА! Я САМА СЕЛА В ЕГО ЧЕРТОВУ МАШИНУ, ПОДНЯЛАСЬ В ЭТУ КВАРТИРУ…

Они сами нарывались, сами привлекли внимание хищника, который так легко воспользовался тем, что он сильнее, что он мужчина….

Был ли у меня хоть шанс?!?

Почему меня, как в сказке, не спас принц. Просто мой принц оказался насильником, выдернувшим у меня душу и растоптал ее своими фирменными кроссовками. Он и сейчас в них… Топчется вокруг, пока я пытаюсь собрать себя, чтобы подняться.

Кожу на спине стягивает словно пленкой. Между ног все жжется и дрожит. А его фраза про музей шоколада. Я больше никогда не буду его есть…

Он садится рядом, я тут же дергаюсь в сторону, валюсь с кровати….

— Чего ты дергаешься? Такси тебе вызвать?

Его лицо когда — то красивое стало казаться мне уродливой маской. Словно отражение его души…

— Нормально же покувырклись, чего ты ноешь?

Я стою перед ним голая… Мои трусы и юбка валяются бесформенной кучей. Я даже не понимаю, как идти домой. Но я не покажу ему… Слабости. Он не увидит моих слез. И пусть не думает, что ему это сойдет с рук. Пусть он сын хоть тысячи олигархов.

— Чего глаза вылупила. Вали давай, мне на треню надо.

Я наклоняюсь к своим порванным вещам, забираю их и чувствуя дикую боль во всем теле ковыляю к двери.

— Может такси все – таки? — достает он из кармана купюру в пять тысяч и сует в лифчик. – Думаю хватит. Прости, но больше ты не стоишь. Резиновая кукла и та подвижнее.

Достаю деньги и просто кидаю на пол, выходя за дверь, которая тут же закрывается. Хлопком. Ударом по барабанным перепонкам.

Накрывает. Губы дрожат. Внутри словно ледяной шар. Он все больше и больше, давит на грудную клетку, замораживая изнутри. Слезы беззвучно катятся по щекам, пока иду к лифту. Прямо без трусов.

Я не понимаю, не понимаю, за что он так со мной?! Я же ничего ему не сделала. Ничего! Вжимаю в себя юбку с трусами, свою сумочку, просто умирая внутри, взрываясь рыданиями. Совершенно опустошена. И понятия не имею, что мне делать дальше…

#####Глава 3.2

Можно зайти в лифт, только что дальше… Я даже не улицу выйти не могу. Даже показаться кому – то на глаза. Я могу ли… Дрожащие руки сами берут телефон. Онемевшие пальцы двигают слайдер, набирая номер сто двеннадцать.

— Служба спасения, что у вас случилось.

Это не трудно. Мне придется опозорится на весь универ, но если я этого не сделаю, я никогда себе не прощу.

— Меня… Изнасиловали…

— Вас плохо слышно, повторите.

— Меня изнасиловали, — оборачиваюсь на дверь, торопливо поднимаюсь вверх по лестнице. Прижимаюсь лбом к стене.

— Сейчас соединю вас с отделением полиции. Как вас зовут?

— Любовь Ольховская. Девятнадцать лет.

— В каком вы районе?

— В центральном! Девушка, можно побыстрее?! – прошу слезно. Боль не в теле. Боль в груди. Как я буду рассказывать. Что я скажу.

— Не кричите, соединяю.

— Центральное отделение полиции города Москва, слушаю.

— Меня изнасиловали! — почти кричу….

— В каком мы микрорайоне?

— Вы издеваетесь?!

— Адрес, девушка. И нечего тут истерики закатывать. Не убили же? Или вы умираете?

— Не умираю…

Называю адрес, насколько помню. Еще раз свое имя. Свой номер телефона. В какой — то момент понимаю, что не могу слушать ее монотонный голос. Бесит… как я и думала, она тоже уверена, что я сама… Сама виновата.

— Медицинское освидетельствование будете проходить?

— Буду.

— Ждите. Как только наряд освободиться, сразу приедет. Лучше не мыться.

— Мне и негде, — говорю, отключая телефон и сползая по стене. Сажусь на свою юбку, сжимая телефон… Вздрагиваю, когда натыкаюсь на насмешливый взгляд Данте. Он подошел незаметно, я даже не услышала.

— Что тебе нужно!? — паника застревает в горле, а он продолжает смотреть на меня, но вдруг кидает какие – то вещи.

— Это тебе, чтобы жопа не замерзла.

— Оставь свою заботу, я вызвала полицию! Тебя посадят, понял?! Я не буду молчать.

— Давай я расскажу тебе, Ольховская, как все будет. Сейчас приедет мужик. Начнет задавать тебе очень много вопросов. Спрашивать подробности произошедшего. И что ты ему расскажешь?

— Что ты изнасиловал меня!

— Нет… Ты ему расскажешь, что пошла на свидание с богатым, весьма привлекательным парнем… Человеком, чей отец ужинает с самим президентом. Ой, я же говорил об этом.

— Замолчи… Причем тут твоя внешность и связи твоего отца. Ты совершил преступление!

— Ты слушай дальше. Так вот, ты расскажешь про цветы, про селфи, которые уже в сети. А в больнице не найдут никаких синяков и разрывов. Более того, ты кончила, о чем ты тоже расскажешь.

— Ты заставил меня!

— Точно, именно так ты и скажешь. А я скажу, что ты потребовала от меня колечко, а я тебе отказал и ты решила накатать заяву. Кому поверят? Но ты сиди, жди. Я пока пойду потренируюсь, — я только сейчас замечаю что он переоделся в спортивную форму и взял сумку. – Кстати, могу довезти до общаги…

— Пошел нахуй! – показываю средний палец, а он посылает мне воздушный поцелуй, пропадая из поля зрения.

— Ну прости, Ольховская, тебе никогда не стать женой Распутина, как не старайся…

Я смотрю на место, где еще недавно сидел на корточках Данте, туда, откуда в меня стрелял его насмешливый взгляд. Закрываю глаза, пытаясь стереть образ ублюдка, но он на месте, жалит словно тысячи ос… Но самая главная Данте. От его укуса воспаляется кожа, воспаляется душа. Он ужалил и мне нужно ответить тем же… Но как, как?!

Открываю глаза, бросая взгляд на одежду, которую он бросил мне словно милостыню у церкви бедняку. Наверняка еще считает себя благодетелем. И ведь надо мной и правда посмеются. Он все продумал, все просчитал, а что делала я, я как дура попалась в эту ловушку. Повелась на красивую улыбку, приятные слова и помощь, которую он, наверное, впервые оказывал добровольно. И ведь правда, за весь год он только иногда смотрел, бросал пошлые шутки, но не разу не согласился помочь… И тут вдруг он меняет поведение, становится шелковым. Один раз и я как дура на это ведусь. А он этим воспользовался, еще и обставил все так, что я сама напросилась…

Сама… Господи, все сама…

Телефон оживает звонком, и я вижу незнакомый номер. Отвечаю на автомате.

— Участковый Сидоркин, подскажите в каком вы подъезде, а лучше выйдете на улицу…

Действительно, на улицу, чтобы все все увидели… А потом показывали пальцем, потому что в наш век кто – то обязательно заснимет, а Данте потом будет смеяться, и его отец будет смеяться вместе с президентом за ужином…

Отец… Отец… Отец….

На ум приходит песня любимой группы «Мельница»

Роса рассветная, светлее светлого,

А в ней живет поверье диких трав,

У века каждого на зверя страшного,

Найдется свой, однажды, Волкодав

Найдется свой однажды Волкодав

— Простите, — сбиваю звонок, открываю в сети журнал студентов.

У меня есть информация студентов со всего потока.

На самые экстренные случаи.

У меня есть номер отца зверя, который считает себя безнаказанным.

Это не сложно, но нужно прямо сейчас пока еще не вечер там, на другой части нашей страны, где родился этот зверь. И пока я не передумала.

— Слушаю! – в трубке звучит грубый, раздраженный голос. У них уже вечер, он наверняка отдыхает и не подозревает о том, что творит его сын. – Говорите.

— Платон Борисович?

— Кто говорит?

— Я…Девушка, которую только что изнасиловал ваш сын, — в ответ раздается молчание… — Я могу пойти в полицию, но понимаю, что это ничего не даст, а вы отмажете сына, но я просто хотела вам сказать какого ублюдка вы воспитали. Слышите меня?!

— Слышу. Как вас зовут?

— Лллюба. Люба Ольховская.

— Хотите, чтобы он на вас женился?

— Нет! Нет! Я хочу… Хочу хоть немного справедливости…. Дайте мне поверить, что она существует в мире таких как вы людей, которые ужинают с президентами.

Я отключаю телефон и снова реву, просто реву, утыкаясь в колени.

Почему я… Почему это случилось со мной?!