Глава 2.
Он мне нравился. Нравился! Весь год он казался действительно нормальным. Пошловатым, но положительным персонажем.
А сейчас я в дурном сне, где чеширский кот внезапно становится монстром, обнажая кровавые клыки. Так и Данте. Я кусаю его язык.
Он отводит мою голову, коротко сплевывает прямо на пол кровью и скалит кровавые зубы.
— Ты больной псих! — вторая рука свободна, хватаю за волосы, но он сильнее, выворачивает руку, вынуждая себя отпустить.
Снова приближает лицо, которое в этот момент мне больше не кажется красивым. Хочу отвернуться, но он вжимает пальцы в затылок, стягивая в кулак волосы, вдавливая свои губы в мой рот. Не могу пошевелиться, лишь дергаюсь, как рыба в тисках.
Чувствую привкус крови, которая, смешиваясь с его слюной, отравляет мое нутро.
Сейчас я проснусь.
Сейчас я проснусь!
Это просто дурацкий сон!
Ведь не может адекватный парень вдруг сойти с ума?!
Вот только одна проблема. Боль от натяжения волос настоящая, такая яркая, что слезы льются по щекам. Я просто реву, когда он толкает язык, продолжая скользить им по рту.
Господи, кто вообще сказал, что поцелуи это вкусно?
Это отвратительно. Влажно. Мерзко. Меня сейчас просто стошнит.
— Ну, что ты, как неживая, — встряхивает он меня, отводя голову. Успеваю вдохнуть воздуха, занося свободную руку для удара.
— Помогите!
Он заламывает мне руку, разворачивая к себе спиной. Пихаю его бедрами, а ему смешно.
— А давай я, — пихает он меня в ответ, удерживая руку за спиной. Снова толкает. Я сквозь ужас и страх чувствую, как его стояк бьется об мою задницу. Раз, другой, третий, пока мы не упираемся в кровать. – Ведь просил же снять одежду!
Треск юбки сводит с ума. Нет, нет, нет, пожалуйста.
— Остановись, пошутили и хватит!
— Моя шутка тебе в рот сейчас не влезет. Хорош дергаться, я все равно это сделаю, давно хочу, а ты, коза такая, недотрогу из себя строишь.
— Данте, я девственница!
— Да? Правда, что ли? — тормозит он. Отпускает волосы, позволяет окунуться с головой в надежду. По телу прокатывается волна эйфории от облегчения, когда боль в висках стихает. Он просто не знал. Надумал себе чего-то. Сейчас он меня отпустит. Отпустит. – Тогда я, наверное, должен отпустить тебя?
— Да, ты должен… Должен меня отпустить.
— Должен, говоришь? — хватает он мою юбку, мою красивую новую юбку в кулак, и просто дергает. Она поясом впивается в талию. Кричу от боли, но ему мало, он просто рвет ткань. – Знаешь, меня заебало быть всем должным. Могу ли я хоть раз сделать, то что хочу?
— Нет, нет, Данте, пожалуйста! — прошу, но белье с бедер летит в ту же кучу. Моя голова уже вжата в матрас. Я губами еложу по покрывалу, глотая слезы.
Хочу проснуться, хочу проснуться.
— Данте, не надо! Тебя же посадят, — пытаюсь воззвать к чувству гражданской ответственности, раз моральные нормы — это не про него. – Ты сядешь, тебя там тоже будут насиловать.
— Люб, — вдруг касается он губами моей щеки, достает язык и слизывает слезы. – Ты забыла, кто я такой? Таких как я не сажают, даже если бы я реально тебя изнасиловал, а мы же просто играемся, да?
— Нет! Это не игра!
— А я скажу, что игра, и ты просто любишь пожестче. Кому поверят? Дочке продавщицы или сыну человека, который обедает с президентом?
— Ты ублюдок!
Пытаюсь еще сопротивляться из последних сил, что бы ни случилось.
Господи, я же никогда, никогда не была в зоне риска. Не бродила по темным переулкам. Не носила коротких юбок. Всегда держала рядом баллончик. Я исправно училась, помогала маме в магазине по выходным, не воровала, ни завидовала.
За что мне это!
За что?!
— За что ты так со мной Что я тебе сделала? – последние секунды, и его горячая плоть скользит где-то близко. Водит по бедрам, по сжатой изо всех сил промежности.
Он мне нравился. Я думала о сексе с ним. Но никогда не предполагала, что он будет таким. И точно не ждала его на первом свидании. Никогда не хотела быть прижатой к кровати и униженной, взятой словно лошадь в стойле.
— Данте, прошу…. – толкает он один палец. Я напрягаюсь всем телом. Член с трудом протискивется в мое тело.
— Ну, раз так просишь, ладно, — усмехается он, и вместо члена я чувствую его руку, она накрывает плоть, вдавливаясь одним пальцем.
— Что ты…
— Слушай, чего ты напрягаешься? Нормально же веселимся? Я все равно тебя трахну, расслабься уже.
— Да пошел ты! — кричу в покрывало, бью свободной рукой по кровати, когда он начинает елозить по самому центру, между складочек, вызывая внутри смесь стыда, страха и того самого возбуждения.
Сколько раз я трогала себя. Думала о нем. Теперь мне противно даже думать об этом.
Но Данте все равно на мои чувства, он методично продолжает гладить меня между ног.
— О, смотри, потекло.
— Да пошел ты…
— В пизду? Всегда готов, Любаня. Имя-то у тебя какое. Любовь…
— У тебя еще дебильнее.
— Что ты сказала?
— Что слышал! — кричу я, сжимая бедра, но он пихает коленом мои ноги, раскрывая их на максимальную ширину. – Имя у тебя дебильное!
— Сука! — бьет он меня по заднице, а в следующий миг мое тело охватывает агонией, когда он с размаху врезается в мое нутро. Я корчусь от боли, пытаюсь вытолкнуть из себя инородный предмет, но Данте только давит, рвет меня изнутри, достигая крайней точки. – Слушай, и правда, целка, кто бы мог подумать.
— Урод! Ублюдок!
— Кричи, кричи…. – стонет он за спиной, продолжая натягивать меня, как куклу, ломать меня изнутри. Я закрываю глаза и просто жду, когда это закончится. Когда пройдет это чертово дьявольское свидание. Но Дану мало, он продолжает брать меня, рыча и гортанно постанывая. Долго. Долго. Кажется, что целую бесконечность. Я уже не чувствую ничего, просто лежу, только скуля в свой кулак, все еще надеясь, что этот кошмар закончится, и я проснусь в своей постели. И больше никогда, никогда не пойду на свидание! Ни на одно. Просто буду учиться, стану адвокатом и буду сажать таких ублюдков за решетку.
Данте не останавливается, все пихает и пихает в меня
свой отросток. Боли нет, лишь полное чувство опустошения, словно из меня вытянули всю жизнь, оставив лишь оболочку.
— Ты там живая? У тебя там опять сухо.
— Да пошел ты, — вяло шевелю языком. Рука уже затекла, находиться в одном положении. И он вдруг ее отпускает. Хочу перевернуться, отползти подальше, но он встает между ног и дергает мою голову за волосы.
— Надо кончить, Люб. А то нехорошо получится.
— Тебе надо, ты и кончай.
— Мне надо, чтобы ты кончила. А то что я за джентльмен буду в твоих глазах?
— Ты меня насилуешь, Распутин! — ору я из последних сил. — От такого кончают только психически нездоровые!
— Проверим, — тянет он руку и достает странный белый прибор. Он гораздо больше его члена, и я напрягаюсь всем телом. Дергаюсь, но он наваливается на меня, не давая дышать. – Ну, давай, Люб, кончишь и пойдешь, а то я могу долго тебя трахать. Всю ночь, м?
— Отвали! — кричу я, а он приставляет этот прибор к моей промежности, и я чувствую вибрацию и его член, что погружается в меня снова. Просто закрываю лицо руками, словно это поможет мне спрятаться, словно поможет скрыться в «домике». Я в домке, и меня не видно… — Не надо, Данте. Пожалуйста.
Ему плевать, он вбивается в меня резкими толчками, продолжая мучать вибрацией этой чертовой штуки. Снова и снова.
Сжимаю челюсти, качаю головой, пытаюсь думать о занятиях, об экзаменах, о маме, об Асе Чебрец, с которой начала общаться, о делах профкома, о чем угодно, только не о…. Господи. Что, что это?!
Оно нарастает, сносит из головы все мысли, оставляя только чувство света. Оно взрывается внутри меня под рык насильника. Сквозь дрожь и конвульсии оргазма ощущаю на спине горячие капли. Он что-то чертит пальцами. Два каких-то овала.
— Сердечко тебе нарисовал. Типа, с Любовью. Ну, что, Люб, поедем в музей шоколада или ты наелась?
