ГЛАВА 1

Собрания Краеугольного Сената всегда действовали на Дирна раздражающим образом, хоть и за последние четыре года ему не раз приходилось в них участвовать. Всё здесь – от здания до высочайших представителей – было пронизано нелепейшим пафосом и отвратительным высокомерием, от которого впору было сокрушенно качать головой. И, тем не менее, именно здесь вершилась судьба Тамира – бескрайнего королевства, чьи богатства вызывали зависть у всех соседних государств, и чьи правители, по твердому убеждению Дирна, были крайне далеки от идеала.

Кафедральный Зал представлял собой громадное, ярко освещенное пространство с особым возвышением для Благословенных и многочисленными бархатными креслами для Дремлющих.

Благословенными в Тамире называли людей, наделенных магическим даром – их было совсем немного, но способности, которыми они обладали, давали им исключительную власть над теми, кто был лишен сверхъестественной силы. Дремлющие составляли подавляющее большинство – не слишком могущественное, но едва ли менее значительное. Прозвали их так много веков назад из-за убежденности одного древнего Благословенного в том, что магия таится внутри каждого человеческого существа, однако не всем дано раскрыть ее в силу неисповедимых законов мирового баланса.

Вся власть над Тамиром принадлежала Благословенным, однако Благословенные, в свою очередь, вынуждены были считаться с Дремлющими, вернее, с так называемой Дремлющей Верхушкой – людьми, лишенными каких бы то ни было магических способностей, но обладающими внушительной долей несметных богатств Тамира.

При всем своем могуществе Благословенные не могут отнять у Дремлющих то, что принадлежит им по праву рождения: существует так называемый Небесный Закон – сила, препятствующая подобного рода посягательствам. Благословенный может убить Дремлющего, но не может завладеть его родовым имуществом: в случае подобного преступления желанное богатство просто… исчезнет, превратится в ничто, что, разумеется, недопустимо для экономического блага королевства. Подобное устройство обеспечивало надежный порядок, отсутствие внутренних войн и твердую экономическую стабильность.

Правда, были в Тамире и такие места, где о благоденствии оставалось только мечтать, и Дирн – возможно, единственный из присутствующих в этом пафосном зале – знал об этом не понаслышке.

Гнилой Котлован – так назывался город, в котором прошло всё его детство. Это поселение находилось на западной границе Тамира и являло собой невероятно жалкое зрелище. Люди здесь жили не более пятидесяти лет (хотя средняя продолжительность жизни в Тамире составляла сто восемьдесят лет), и даже этот ничтожный срок был полон всевозможных страданий и постоянной борьбы за выживание. Краеугольный Сенат не делал ровным счетом ничего, чтобы как-то изменить ситуацию, поскольку Гнилой Котлован был лишен каких-либо ценных ресурсов, а всё, что не представляло для Сената выгоды, не удостаивалось его поддержки.

Родители Дирна умерли, когда ему было двенадцать лет: мать скончалась от постоянного физического перенапряжения (в Гнилом Котловане женщины нередко выполняли мужскую работу), а отца пырнули ножом в пьяной драке, что привело в итоге к фатальному исходу.

Дирн даже не помнил толком, что он чувствовал, лишившись последней опоры в мире, где его никто не ждал. Конечно, он плакал, ему было безумно больно за свою семью, которая хоть и не сделала для него многого, все же была его единственным пристанищем, местом, где он видел хоть какую-то доброту и ласку, но, в отличие от многих, он так и не сдался.

Он стал отчаянным, где-то даже жестоким, но не утратил чувства справедливости и природного жизнелюбия, располагавшего к нему всех, с кем он сталкивался на своем пути. Вся его юность прошла в странствиях, боях и порой смертельно опасных приключениях, закаливших в итоге его тело и дух до непробиваемой твердости, в чем не раз приходилось убеждаться его многочисленным противникам.

Он привык кочевать из города в город и вершить правосудие там, где это было ему по силам, и потому немало удивился, когда в двадцать один год его нашли посланники Маллори Барна – одного из самых влиятельных и богатых Дремлющих королевства. Как оказалось, мать Дирна приходилась Маллори дальней родственницей, а точнее, семиюродной сестрой, о чем сам старик узнал лишь благодаря магии товарища, Благословенного по имени Исаирис Ньюе, который по его просьбе обнаружил родственную ему кровь на другом конце Тамира.

Маллори умудрился прожить целых двести сорок лет и так и не заиметь ни одного наследника, что многих в королевстве чрезвычайно удивляло. Однако ему не хотелось умереть, не имея по правую руку достойного преемника, и этого преемника он нашел в лице Дирна, который изначально явился к нему только из уважения к его древним летам, а в итоге согласился стать его наследником в надежде, что это поможет ему сделать куда больше, чем он мог бы, оставаясь безликим странником.

Маллори скончался спустя две недели после их встречи, и это была желанная для его усталой души смерть, желанная и спокойная, потому что он ни секунды не сомневался в надежности того, кому оставлял сберегаемое столько лет неземное богатство. Стоит отметить, его уверенность была не напрасной.

Дирн отнесся к своему новому положению со всей ответственностью, основательно изучил весь масштаб обретенного имущества, его тонкости и особенности, и взялся за управление осторожной и в то же время твердой рукой, прислушиваясь к советам руководителей, которые служили еще при жизни Маллори, но и не забывая проверять всё лично, чтобы не позволить никому обвести себя вокруг пальца.

Тяжелое детство и юность, полная нелегких скитаний, научили его многому и в особенности – умению молчать и смотреть с подозрением на всех, кто стремился стать ему другом. Он никому не верил, предпочитал решать всё сам, даже если это требовало немыслимых усилий, и всегда был на чеку, хотя по его дружелюбной и ясной улыбке это трудно было распознать.

Маллори владел одним из обширнейших Зачарованных Каньонов в Тамире – здесь добывали самую редкую и чистую Волшебную Пыль, а также невероятно ценные Радужные Алмазы. Ресурсы подобного рода были необходимы не только Дремлющим, делавшим свою жизнь с их помощью неизмеримо комфортнее и безопаснее, но и Благословенным, использовавшим их для проведения разнообразных магических ритуалов, а также для создания могущественных микстур и зелий.

Кроме того, Благословенные, большинство которых отличалось крайним высокомерием, любили использовать Волшебную Пыль для украшения своих домов и вещей, что также увеличивало спрос на данный ресурс. Это уж не говоря о световом обеспечении многих городов и исключительном свойстве Радужных Алмазов значительно увеличивать продолжительность жизни…

Месторождение Маллори было не единственным в королевстве, но, пожалуй, одним из самых грандиозных, и Дирн сразу захватил жесткий контроль над руководящим составом и не поленился самостоятельно вникнуть во все тонкости дела. Поначалу это было совсем нелегко, многие подчиненные Маллори смотрели на него без особого уважения, а некоторые даже с откровенным презрением, но он так быстро сумел понять сущность процесса, так легко и непринужденно поставил на место тех, кто сомневался в его способности управлять подобным устройством, что очень скоро презрительные взгляды исчезли, сменившись глубоким почтением и добровольной покорностью.

Дирн стал достойным хозяином Серебряной Долины и начал потихоньку воплощать в жизнь то, ради чего и согласился на столь необратимые перемены. Теперь он обладал огромной властью, но в то же время лишился былой свободы, в которой он пусть и не был особенно счастлив, но, по крайней мере, мог летать всюду, где ему хотелось, и отказываться от многого из того, что сейчас стало его прямой обязанностью. Как, например, присутствие шесть раз в год на Краеугольных Собраниях, которые он всегда считал бесполезной пафосной комедией, лишенной даже самой незначительной пользы.

Ноам Великолепный – один из самых знаменитых и одаренных магов королевства – уже битых полчаса твердил о необходимости создания передвижной судебной коллегии, которая участвовала бы в разбирательстве особенно сложных судебных дел по всей территории государства.

Это было, конечно, не самое глупое предложение, но, по мнению Дирна, существовали и куда более серьезные проблемы. Развитие селений на западе страны, голод на тех же самых территориях, отсутствие надлежащего медицинского обеспечения – всё это было неизмеримо важнее, но, по-видимому, не с точки зрения Благословенной Верхушки. Дирн был не в силах на это повлиять, он мог использовать лишь собственные ресурсы, что было совсем неплохо, но и не внушало ему большого уважения к правящей элите.

Ноам еще не закончил, когда высокая медная дверь Кафедрального Зала беззвучно раскрылась, и на пороге появился еще один представитель Благословенной Верхушки. Весь Зал смолк при его появлении, и даже Ноам Великолепный прервал свою речь, уставившись в сторону входа. Дирн тоже смотрел туда во все глаза, внимательно разглядывая того, кто осмелился отнестись столь пренебрежительно к Собранию Краеугольного Сената и позволить себе опоздать на целых полтора часа!

Аваддон Чудовищный – так звался этот Благословенный и среди Дремлющих, и среди своих же собратьев.

В Тамире только Дремлющие носили фамилии, в то время как Благословенные, которых было несравненно меньше, носили разнообразные титулы, характеризовавшие основную черту их образа и характера. Так, например, Ноама называли Великолепным, потому что он был необычайно красив (хотя Дирн никогда этого не находил) и умел выходить победителем практически из любой ситуации. Исаириса называли Мудрым в силу его терпеливого и неконфликтного нрава и способности улаживать любые ссоры.

Что же касается Аваддона, Дирн слышал о нем много разных вещей, до него доходили слухи и о неслыханной жестокости, и о страшном злодеянии, связанном с семьей, и о многих других жутких выходках, в которые трудно было поверить, но Дирн не слишком доверял всем этим россказням. У него было собственное мнение об Аваддоне, которое, может, и не было слишком положительным, но и враждебности никакой не несло.

Когда Дирн только вступил во владение Серебряной Долиной, для обретения всех государственных полномочий Маллори (который входил в состав двадцати двух Дремлющих Столпов) ему требовалась так называемая Красная Бумага – документ, заверенный пятью представителями Дремлющей Верхушки и пятью – Благословенной.

С Дремлющими у него проблем не возникло, выбор Маллори был принят большинством без возражений, и он с легкостью заручился поддержкой пяти Столпов. Благословенные тоже поначалу ему благоволили: друг Маллори Исаирис охотно поставил свою печать и порекомендовал трем своим товарищам сделать то же самое.

Оставалась всего одна печать, и вот тут Дирн столкнулся с неожиданным препятствием. Все Благословенные, к которым он обращался за поручительством, легко соглашались заверить его Красную Бумагу, а затем заставляли его ждать неделями и даже месяцами, чего Дирн так и не смог забыть даже спустя четыре года.

Об Аваддоне Чудовищном он слышал задолго до того, как узнал о своем родстве с Маллори, и, уже вконец отчаявшись, рискнул отправить прошение и в Черный Лес (родовое поместье Аваддона). К его великому удивлению, попытка оказалась более чем успешной. Вечером того же дня заверенная Красная Бумага была у него на руках, и спустя каких-нибудь три-четыре дня он был официально объявлен хозяином Серебряной Долины. С тех пор он не доверял слухам об Аваддоне и питал к нему искреннее уважение, хоть они так и не обмолвились ни единым словом.

Стоит отметить, был все же один слух, которому Дирн склонялся верить: слух об ужасающих магических способностях Аваддона, многократно превосходивших даже выдающуюся одаренность Ноама. Одна только его внешность служила ярким тому подтверждением.

Аваддон обладал неестественно светлой, бледной кожей, а его скулы и нос были пересечены волнистыми черными линиями, которые почти не привлекали внимания и в то же время придавали его облику незабываемую исключительность. Его глаза – удивительно темные и большие – никогда не пропускали ни единой эмоции и казались особенно яркими и завораживающими на строгом бледном лице, обрамленном черными, как тьма, густыми волосами.

Также немалое внимание привлекали его уши: таких заостренных Дирн еще ни у кого не видел, даже у Ноама они были лишь слегка загнуты вверх, а ведь степень заостренности ушей являлась главным признаком, отображающим уровень магического потенциала Благословенных. У Аваддона же не только уши были безупречно острыми, но и зловещие линии рассекали лицо…

Вряд ли стоило удивляться тому, что перед ним трепетал весь Тамир, и даже другие Благословенные относились к нему с особым почтением, как к представителю наивысшего ранга. Он был высок и прекрасно сложен и был, по-видимому, не намного старше Дирна, но величественные темные одежды и отсутствие всякой приветливости делали его образ куда более грозным и внушительным.

Он не всегда посещал Краеугольные Собрания, а когда все же делал это, часто позволял себе опаздывать, и никто не смел упрекать его за это. В такие моменты Дирн испытывал искренний восторг, в особенности из-за уязвленной физиономии Ноама Великолепного, который в свое время тоже проигнорировал его просьбу заверить Красную Бумагу. Но дело было не только в Бумаге. Аваддон сам по себе был незаурядным, и Дирн всякий раз, глядя на него, чувствовал себя странно: словно перед ним было существо иной расы, похожее на него так же мало, как сам он был похож на лягушку.

Даже не подумав извиниться, Аваддон неспешно поднялся на возвышенность и занял свое обычное место неподалеку от края длинного золотистого стола.

Ноам возобновил свою тираду с удвоенным пылом, но еще не раз бросал косые взгляды на опоздавшего, которого это едва ли хоть сколько-нибудь заботило.

Аваддон никогда не участвовал в обсуждениях и не выдвигал собственных предложений, но Дирн знал, что он был чрезвычайно умен и крайне редко поддерживал идеи других Благословенных.

Собрание длилось еще ровно два часа, и Дирн вздохнул с облегчением, когда настало время высказаться Дремлющим. Это означало финальный этап встречи и, следовательно, скорое освобождение. Большинство Дремлющих высказалось неопределенно относительно передвижной коллегии, а Дирн и вовсе ясно дал понять, что не собирается участвовать в развитии данного проекта.

- Вы, как обычно, балуетесь спасением бедствующих, - хмыкнул Ноам, как только Дирн обозначил свою позицию. – Как там называется этот город, за который вы так боретесь? Грязный Каньон или…

- Гнилой Котлован, - мрачно поправил Дирн, никак не отреагировав на пренебрежительный тон Ноама. – Вы бы запомнили, если бы побывали там хоть раз.

- Говорят, его теперь не узнать, - Ноам проигнорировал подначку. – Да и неудивительно. Вы ведь вложили в него целое состояние. Никогда не понимал этой привычки: вкладывать ресурсы в бесполезные проекты. Но, как говорится, у богатых свои причуды.

Снисходительно улыбнувшись, он задал вопрос другому Дремлющему, а Дирн еще долго сверлил его угрюмым взглядом, пораженный столь откровенным равнодушием к нуждам собственного народа.

На улице уже стояла ночь, когда он покинул резиденцию Краеугольного Сената. Конь уже ждал его у ворот, и он, не мешкая, вспрыгнул в седло и вскоре выехал на Главную Тропу. Взгляд его зацепился за что-то светлое в вышине, и, вскинув голову, он увидел бледный силуэт стремительно отдаляющего Жемчужного Орла.

Это были редкие громадные птицы, подчинявшиеся только Благословенным, да и то не всем. Этот принадлежал Аваддону Чудовищному, который летел на нем прямо сейчас, быстро удаляясь на восток. Не каждый Благословенный владел Жемчужным Орлом, еще меньше умели управлять ими и подчинять своей воле. Аваддон же владел целым выводком, и это было лишь малой частью его фантастического богатства. У него хватало всего: и Волшебной Пыли, и алмазных россыпей, и всевозможных артефактов, о которых многим оставалось только мечтать.

Но Дирн, глядя в эту минуту на быстро исчезающую в небе светлую точку, думал совсем о другом. Ему почему-то было интересно, что станет делать Аваддон, когда вернется домой. Чем займет себя? Почему-то, кроме чтения и игры в шахматы, ничего больше в голову не приходило.

Дирн поразмышлял еще какое-то время, а затем, так и не придумав ничего нового, усмехнулся и рванул вперед по Тропе. Сегодня ему предстояла еще одна поездка, после которой он надеялся-таки попасть домой и хорошенько выспаться после утомительного дня.