Часть 2. Глава 2. Сотрудничество

«Нарек, перенеси завтрашнее совещание с утра на вечер, иначе я не успею».

Облачившись в пижаму из тонкой струящейся ткани, Кали полулежал на кровати и в который раз изучал расписание: все резервы, чтобы устроить хоть кусочек более спокойной жизни императору, он, кажется, уже исчерпал.

За два цикла работы на Керии Кали так ни разу и не пожалел о возвращении; Верн повзрослел, и сейчас их связывали совершенно другие отношения, которые с натяжкой можно было назвать даже дружескими, если таким термином вообще можно описывать сотрудничество императора и правой руки премьер-министра. Должности Кали постоянно менял — по ситуации, неизменной оставалась его роль: тот, кому Верн поручает самые важные и ответственные дела плюсом к большому объёму текущей работы. Тот, кому Верн доверяет.

Конечно, в правительстве шушукались за спиной, ведь Кали был единственным, с кем император общался на ты и позволял обращаться к себе так же. Вероятно, Верн просто счёл, что «господин Рэеллин» после всего, что между ними было, будет звучать неуместно: с момента возвращения бывшего любовника на Керию даже не пытался намекнуть на необходимость соблюдения субординации. Как и не пытался казаться при Кали суровее и серьёзнее, чем был на самом деле, несмотря на то, что от прежнего сомневающегося Верна не осталось и следа.

Кали пересуды игнорировал и в этом копировал манеру поведения императора: ставил себя выше слухов, ибо слухи как явление были неискоренимы. Просто работал как заведённый и, когда последние сомнения во вменяемости Верна отпали, неожиданно начал проникаться к нему симпатией. Даже помнил, когда это началось — в момент смерти Исана, которого Верн любил как кузена, а не как бывшего мужа. Или всё-таки несколько иначе? Искренне и чисто. Словно не было глупых провокаций и истерик когда-то…

Со временем Кали стал частым гостем в резиденции и познакомился с Теллимом, который показался ему немного не от мира сего. Безусловно умный, совсем некрасивый и смотрящий на Верна с ошеломляющим восхищением. Впрочем, любой из его круга смотрел бы так на изящного молодого керийца, даже не зная, что это император. А вот то, что Верн отвечает ему с не меньшим пылом, поначалу удивляло. Значит, видит что-то под неказистой оболочкой своего второго мужа. Или Верна возбуждают его карьерные успехи и активное участие в научных исследованиях, проводимых в столичной медакадемии? Кали ответа не знал и выяснять его не стремился, просто верил на основании собственного опыта, что взаимность — редкий дар судьбы. И в этой паре она была, чему он был рад без всяких оговорок.

Кали стал Верну ещё ближе, когда год назад тот со смущённо-счастливым видом поделился новостью о своей беременности. Императоры иногда могли рожать детей не только потому, что этого требовали правила — а просто потому, что хотели ребёнка от любимого. С этой минуты Кали от чистого сердца пытался облегчить Верну его обязанности, взваливая на себя максимум. Беременность у керийцев никогда не слыла болезненным состоянием и длилась больше цикла — иногда и девять стандартных лет, — но Верн не являлся рядовым гражданином и нёс на своих плечах колоссальную ответственность. Один Авар чего только стоил, хотя массовая казнь экстремистов и дальнейшая угроза от рэнделов остудили многих воинствующих жителей, и обстановка стала спокойнее. Рей с Джейсом, правда, там бывали довольно часто, оставаясь на пару-тройку месяцев, но не старались ограничить свободу действий официального правительства. Говорить о выводе войск было ещё рано, хотя нагрузка на бюджет постепенно становилась меньше, суммарные расходы на поддержание братской расы с каждым годом снижались — их цивилизация постепенно восставала из пепла революции.

Дома основателей тоже активно досаждали императору, и Кали, получив согласие Верна, общался с их представителями самостоятельно — аристократом он не был, а если и был, то очень относительным: по словам био-отца, в двадцать шестом колене семейного древа промелькнула тень Атедисов, — так что никакой зависимости от «родни» не имел. Пиетета тоже не испытывал, зато имел чёткое и абсолютно совпадавшее с Верном представление о взаимоотношениях официальной власти и аристократии. Последних это, конечно, несказанно раздражало, а вот Кали иногда забавлялся, с невозмутимым видом изучая границы дозволенного и предлагая им сделки, от которых невозможно отказаться, — заодно избавлял Верна и Тиала от неприятных разговоров. Императору лучше было лишний раз не нервничать, изображая показную важность, а здоровье премьер-министра оставляло желать лучшего. Да и не умел Тиал надевать маску по желанию — возможно, из-за этого в своё время на него пал выбор Рея.

Как оказалось, обычно несвойственное характеру Кали умиление беременным Верном, который, к счастью, ни на каплю не потерял своих деловых качеств, имело глубокие корни. Кали не сразу осознал причины своего поведения, но идея уже не шла из головы: ему было уже тридцать пять циклов, фертильный возраст керийцев подходил к своему закату значительно раньше к-рутов, и каждый цикл отсрочки приближал к окончательному отказу от идеи о ребёнке. В Империи помощь при зачатии оказывалась только избранным. Конечно, Кали догадывался, что мог войти в их число после короткого разговора с Верном, но желание забеременеть в ближайшее время не отступало ни на минуту. Родная кровь, настоящая семья, спасение от одиночества. Кали был поздним ребёнком и в довольно юном возрасте потерял обоих родителей, с отношениями и друзьями не складывалось; а теперь просто пришло осознание, что это лучший вариант. Не сиюминутный каприз — не останавливали даже возможные проблемы на работе и существенные затраты в будущем на уход за ребёнком и найм воспитателей. Просто знал, что лучшей возможности у него не будет, если его политическая карьера и дальше пойдёт вверх.

«Дагон Хираам просил аудиенции послезавтра вечером».

Сообщение Нарека вывело Кали из задумчивости, глава Дома Хираам иногда ему даже нравился — Дагон, выросший без влияния старших родственников, так и не научился скрывать истинные эмоции и плести витиеватые нити подковерных игр или интриг, потому часто шёл напролом. Выходило не так эффектно и умно́, как у неподражаемого Рея, который напрочь подавлял аурой своей властности, и воспринималось совершенно иначе. С одной стороны, Дагон мог раздражать и действительно раздражал Верна, с другой — ресурсы Хираам были нужны Империи. Хотя бы те же госзаказы для Авара: Дагон за счёт своей целеустремлённости сумел выиграть большинство интересующих его тендеров. Со своего совершеннолетия делами Дома он занимался лично, не доверяя наёмным управляющим. До этого все активы оставались под контролем императорской семьи во избежание растрат и махинаций третьими лицами. Несмотря на устроенную Домом Хираам попытку переворота, никто не собирался стирать его с лица Керии, наоборот, всё осталось в целости и сохранности.

Рей, как и многие Рэеллины до него, тогда рассуждал, что именно наличие трёх Домов основателей обеспечивает баланс среди аристократии, которая за счёт своих междоусобиц отвлекается от борьбы за власть в Империи. Останься только Оберны и Атедисы, начнётся никому не нужная война за лидерство между этими Домами. Точнее, не нужна она была Рэеллинам. Теоретически схватку могли выиграть независимые Атедисы, а не имеющие императорскую кровь Оберны — тогда у Верна на политическом поприще появились бы сильные противники. Поэтому исчезновение Дома Хираам предотвратили.

После получения прав на имущество Дома, пару раз обжёгшись на нечистоплотности сторонних дельцов, Дагон взял всё под собственный контроль. И оказался в этом вполне успешен. А значит, интересен императору, который мог легко отбросить личные мотивы, если дело касалось благополучия Империи.

С наступлением беременности Верн продолжал прекрасно сдерживать свои эмоции на публике, оставаясь прежним уверенным монархом, который мог поставить на место одной фразой и распоряжения которого исполнялись незамедлительно. Его не побаивались, как Рея, но за время самостоятельного правления уже уяснили, что злоупотреблять терпением императора не стоит. После отставки Ракни Имади мало кто решался в открытую критиковать действия Верна или манкировать своими обязанностями. Пожалуй, только Кали и мог общаться с ним свободно, не опасаясь последствий, но это происходило за закрытыми дверями кабинета — когда Верн становился собой и не боялся ни пошутить, ни выразить сомнение в некоторых вопросах, спросив совета.

Сейчас Кали казалось, что Верн в последнее время то витает в облаках, то становится чересчур обидчивым — сказывался побочный эффект гормональной перестройки организма. Потому не стоит напористому и нагловатому Дагону нервировать беременного императора.

«Сообщи Хираам, что время занято, но он может встретиться со мной».

Нарек коротко ответил согласием и пожелал доброй ночи; Кали уже отложил комм на тумбочку, когда тот, завибрировав, в очередной раз напомнил о необходимости замены контрацептивного импланта. Он вшивался под кожу и действовал три стандартных года — и сейчас был отличный шанс не ставить его снова, чтобы забеременеть. Необходимые обследования Кали уже прошёл, никаких проблем с репродуктивным здоровьем выявлено не было, а значит, можно просто перестать предохраняться. Однако выбор кандидатуры на роль биологического отца был существенным препятствием в этом деле. Точнее, выбора и не было — за два цикла в личной жизни ничего не поменялось абсолютно, постоянным партнёром оставался Сарейс, но в его желании заводить ребёнка Кали сильно сомневался.

С одной стороны, отношения (иными словами, взаимовыгодное сотрудничество на почве удовлетворения физических потребностей) позволяли поговорить прямо и попросить о ещё одной услуге. С другой — как продолжать «сотрудничество», если Сарейс, вполне вероятно, всё-таки откажет? Кали догадывался, что это по большому счёту ничего не изменит, желание родить сына — в том числе, поэтому придётся искать био-отца, фактически живя вместе с любовником, имеющим крайне негативное отношение к случайным связям. И даже если Сарейс вдруг не станет брезговать забеременевшим от другого Кали, то как он будет относиться к ребёнку, который появится потом? В общем, по всему выходило, что в случае отказа эти удобные отношения рано или поздно завершатся. И это повергало Кали в уныние — потому что его всё устраивало до той степени, когда уже не казалось компромиссом между своими желаниями и своими потребностями.

Единственное, что объединяло опыт совместного проживания с Найром и Сарейсом: с обоими любовниками Кали никогда не обсуждал совместное будущее. В остальном Сарейс никогда не давал Кали повода подумать, что тот для него пустое место, старался угодить и сделать совместное проживание как можно комфортнее, пусть частенько и сопровождал это изрядной долей скепсиса. Иногда казалось, что так происходит из-за проживания на территории Кали, но они с Сарейсом долгое время оплачивали аренду пополам, а потом, когда собственник выставил квартиру на продажу, купили её вскладчину, благо доходы обоих позволяли. Значит, причина заключалась в другом. Может, для Сарейса было нормой заботиться о том, с кем он живёт, как заведено в его семье?

Ещё раз встретиться в том баре со стражниками Кали так и не удалось — Сарейс держал дистанцию с подчинёнными и демонстрировать любовника лишний раз не собирался. Кали долго допытывался, почему Сарейс не вводит его в круг коллег, но ответ лежал в плоскости к-рутской психологии: Найр буквально хвастался породистым керийцем перед всеми, одновременно за спиной выказывая неуважение. Сарейса такой вариант не устраивал даже потому, что их отношения будут в коллективе у всех на виду — потому посещал с Кали другие заведения. А через пару лет Сарейс познакомил его со своей семьёй, чем, положа руку на сердце, немало удивил.

Прошлое тоже обсуждали редко, потому Кали уже в доме родителей Сарейса узнал, что тот — к-рут на три четверти, плод бурного романа, закончившегося, не успев толком и начаться. Биологический отец, чистокровный к-рут, оставил беременного любовника-полукровку, а тот ещё до рождения ребёнка познакомился уже с чистокровным керийцем — и вскоре связал себя с ним узами брака. У Сарейса было два младших брата, которые внешне гораздо меньше походили на к-рутов. Они с восторгом встретили Кали, смеясь и перебивая друг друга, задавали кучу вопросов о работе в правительстве, а вот родители разглядывали гостя со сдержанными эмоциями и о перспективах отношений не заикались. Вполне вероятно, Сарейс попросил их не вникать, ведь они с Кали не были влюблённой парочкой, собирающейся пожениться. Просто любовники.

Кали прекрасно умел общаться с молодёжью, потому совершенно не был против и дальше время от времени встречаться с братьями Сарейса. Тем более что близких друзей у того не было, издержки службы в Страже.

Оказалось, Сарейс попал туда случайно — учился всегда хорошо, но понимал, что из-за к-рутской внешности даже в Нижнем городе многие профессии для него заказаны, и поэтому решил стать полицейским. После получения общего образования и аттестата с отличием многочисленные тесты для поступления сдал без особых усилий, но вместо зачисления в академию получил направление на обучение в спецшколе для стражников.

Охранников императорской семьи готовили дольше и куда более тщательно, чем стражей общественного порядка, программа охватывала и языки и обычаи ведущих рас, и углублённую историю Империи, и все виды военной техники и оружия, и боевые искусства, и многое другое. Сарейс и тут стал одним из лучших кадетов не только в интеллектуальном плане, но и в физическом, и через четыре цикла присоединился к охране регента и будущего императора. Первое время, пока он исполнял элементарные задания, всё было отлично, но в момент, когда Сарейс впервые сопровождал Верна, случилась форменная катастрофа. Не смог устоять перед омутом серых глаз и хрупкой красотой. Первая серьёзная влюблённость, впоследствии переросшая в захватившее без остатка чувство, чуть не разрушила карьеру Сарейса — сразу попытался уволиться, поскольку прекрасно понимал, насколько его эмоции мешают выполнению должностных обязанностей, осознавал степень своей ответственности, а главное, сам вырос в полной семье с прекрасными отношениями между родителями и считал, что желать состоящего в браке керийца безнравственно. Рей с присущей ему резкой мудростью не только запретил уходить из Стражи, но и распорядился ставить Сарейса в охрану Верна как можно чаще.

Какие именно цели преследовал дядя императора, Сарейсу было до сих пор неясно, но он действительно перебесился и успокоился. Помог ли в этом случившийся с беременным Верном секс, Сарейс не поделился — не любил об этом говорить, как и Кали, который, хоть и пережил свою непростую ситуацию, всё равно характеризовал роман с супружеской парой делом сугубо непристойным.

При этом Сарейс по-прежнему смотрел на Верна преданными глазами — печальными и тёмными, был готов и умереть, и убить за него, и заставить своих подчинённых сделать то же самое. Именно эта черта в сочетании с по-керийски рассудительным характером и позволила Сарейсу упрочить свои позиции — у него были все перспективы в будущем возглавить Стражу. Верн ценил его и относился с уважением, хотя было заметно, что порой не всегда понимает, как себя вести с тем, кто безответно его любит, ничего не требуя взамен.

Кали поражался любви Сарейса и мысленно благодарил, что тот никогда не сравнивает его с Верном — это ударило бы по самолюбию, которое и без того порой балансировало на тонкой грани. Что касалось работы, Кали был в себе уверен, а вот в отношениях по договорённости с нелюбимым (эрзаце, ни больше ни меньше) постоянные упрёки — устные и невербальные, — что он не похож на недостижимый идеал и во многом не устраивает, его ранили. Вспомнить хотя бы Найра, для которого он был просто одним из всегда готовых к сексу керийцев, жаждущих истинной к-рутской страсти. Собственно, так всегда и было. В разном менталитете состояла неразрешимая проблема: для Найра все жители столицы — надменные похотливые существа с не поддающейся пониманию логикой, которые вне постели пытаются подчеркнуть низкий уровень интеллекта к-рутов и показать им их место в Империи. На деле вышло иначе — спустя семь циклов совместной жизни Кали узнал своё место в жизни Найра: его просто использовали, не испытывая абсолютно никаких симпатий. Всё это время Найр копил деньги для возвращения на Орти, потому и не пытался заводить новые отношения с к-рутами. Сейчас Кали было обидно только из-за Сайрема, привязался к мальчику. А в остальном сам был виноват: хотел просто секса — получил просто секс, но зачем-то начал думать о большем.

Повторять эту ошибку с Сарейсом Кали не собирался и каждый раз тормозил поток своих мыслей, когда ему казалось, что всё идёт не по сценарию. Как, например, было с единственным совместно проведённым недельным отпуском на курортной планете — Сарейс сам предложил понежиться на пляже, что они и сделали: купались, занимались сексом, а ещё Кали наконец смог выгулять свои откровенные наряды. На удивление, Сарейс ни слова ему не сказал, наоборот, по-собственнически приобнял за талию, когда они влились в шумную и расслабленную толпу отдыхающих.

На Керии так себя вести и так одеваться ни один из них себе не позволял — всё-таки статус приближённых к императору высок. А значит, и внимание со стороны бдительных глаз было пристальным; у глаз, в свою очередь, в комплекте имелись крайне острые языки. Поэтому по окончании отпуска Кали решил использовать свой арсенал дома, исключительно для Сарейса. Обтягивающие рубашки и сидящие низко на бёдрах брюки закончились через пару недель, максимальной реакцией на это была лишь слегка поднятая бровь на спокойном лице Сарейса. А потом Кали с ярым воодушевлением открыл для себя категорию домашней одежды, совсем не предназначенную для встречи гостей. Невообразимый покрой и сочетание непривычных материалов поразили воображение даже на голограммах, так что на следующий день он уже щеголял по квартире в первом понравившемся комплекте — считай, полуголым, в надежде расшатать титановую выдержку Сарейса. Тот весь вечер шутил о непрактичности модели, вызванной, скорее всего, экономией ткани, а потом грубо содрал полупрозрачное одеяние и отымел Кали, вжав всем телом в ближайшую стену. И ещё пару раз на кровати.

Страстность Сарейса в сексе резко контрастировала с его каменной невозмутимостью в жизни, и чтобы выводить его на такие переходы как можно чаще, Кали был готов практически на всё. Впрочем, стараться сильно не приходилось — просто покупал соблазнительные костюмчики, которых порой хватало на один раз: в запале Сарейс путался в застёжках и с треском разрывал тонкую материю и кружева. Ради того, чтобы почувствовать себя по-настоящему желанным — совсем не жалко.

Подбирал Кали одежду так, чтобы максимально подчёркивать достоинства фигуры — длинные ноги, аккуратный зад и пластичные руки. Хотя собственных роста и широких плеч он давно уже не стеснялся, поскольку на фоне Сарейса, набравшего за эти циклы ещё больше мышечной массы, всё равно выглядел по-керийски хрупким.

Этот вечер Кали провёл в одиночестве — Сарейс должен был вернуться поздно, а значит, времени на игры уже не оставалось. Пришлось ограничиться стандартным, если не сказать самым скучным, вариантом: свободные брюки, державшиеся на тазовых косточках, и рубашка на одной завязке, обнажавшая плоский живот и тонкие ключицы. Хотя и такой вид не мог предназначаться для посторонних глаз — даже в клубе для краткосрочных знакомств керийцы одевались гораздо скромнее.

Сарейс, как обычно, практически бесшумно зашёл в квартиру, не здороваясь, прошмыгнул в ванную и уже полностью нагим юркнул в спальню, плавно опустившись на кровать рядом с Кали, который всё это время продолжал работать. Ещё немного влажная после душа рука Сарейса легла на его щиколотку и начала свой ход вверх, поднимая за собой шелковистую материю брючины. Кали, выдохнув, отбросил планшет в сторону и вытянулся, открывая доступ к своему телу. Сверкнув сдержанной улыбкой, Сарейс навис над ним, зубами подцепил конец ленты, развязывая нехитрый, но изящный узел на рубашке. Языком провёл дорожку от груди до бёдер, где тем же способом расправился с завязками, и аккуратно начал снимать брюки. Кали выгнулся, приподнимая таз и помогая ему, призывно развёл ноги и, закусив губу, наблюдал за руками и светлым затылком любовника. Над его низом живота Сарейс не задержался и быстро перешёл к основному блюду — сейчас Кали не нуждался в продолжительном разогреве, расслаблялся и получал удовольствие уже с первых минут. Если не сказать раньше: предвкушал, как ему будет хорошо.

Рубашка так и осталась на Кали — широкие рукава не сковывали движения, а спина скользила по постели, придавая ощущение нестабильности заурядной позе. Кали это, наоборот, нравилось, ухватился пальцами за простыню, дышал через рот и не спускал глаз с мощного тела Сарейса, каждый мускул которого, казалось, работал на наслаждение партнёра. Наконец Сарейсу надоела сбивающаяся рубашка — подтягивая Кали за бёдра к себе, сел на колени, оставив ему опору только на лопатки, плотно зафиксировал его ноги и продолжил двигаться, доводя обоих до оргазма. Неважно, насколько Сарейс был утомлён, он никогда не пропускал финальной части секса — нежности, когда после страстных и резких движений наступало время поцелуев и чувственных ласк. Кали любил эти ощущения не меньше, чем острый всплеск экстаза, млел, старался отвечать тем же; в эти минуты ему казалось, что он не только желанен, но даже любим. Эйфория, вызванная выброшенными в кровь гормонами счастья, не более. Обманываться не собирался. Хотя именно такой момент казался самым подходящим, чтобы спросить у Сарейса про ребёнка.

Ещё окутанный негой Кали лежал, чувствуя становящееся размеренным дыхание Сарейса, влажные губы кожей своей шеи, вес тела всем торсом, и пытался подобрать нужные слова, когда тот внезапно прервался и заговорил первым:

— Мне не нравится, как ведёт себя Верн сейчас.

— Да ладно. — Вся решимость Кали сгинула в бездну, и он переключился на деловой тон: каким бы порядочным и заботливым Сарейс ни был, он по-прежнему думал исключительно о Верне и не скрывал этого. — Беременные керийцы ведут себя странно. Это нормально.