Глава 3
Мара
Десять лет спустя…
Лето в этом году душное, тяжелое. Воздух в нашей горнице густой, как кисель, и пахнет травами, потом и чем-то еще… металлическим, горьким.
Это запах Ясниной силы. Он въелся в стены, в постель, в кожу.
Сижу на краю ее кровати, смачиваю тряпицу в тазу с прохладной водой. Ясна мечется на подушках.
Ее темные волосы слиплись от пота, на лбу выступили капельки влаги.
Ей двадцать. Сестра должна быть самой сильной ведьмой в округе. А она лежит здесь, худая, как тень, и стонет сквозь сон.
— Нет… отстань… не надо… — бормочет, и ее пальцы судорожно впиваются в одеяло. Где-то там, внутри, она снова сражается с тем, что должно ей подчиняться.
Я аккуратно протираю ее горячий лоб, шею. Кожа под пальцами обжигает. Вдруг ее веки вздрагивают. Из-под ресниц просачивается тонкая струйка того самого мертвенного лунного света. Я инстинктивно отдергиваю руку. Свет мерцает и гаснет, так и не разгоревшись. Снова.
— Проклятие, — хрипит она, открывая глаза. Они мутные, полные боли и усталости. — Опять.
— Ничего, — говорю тихо, снова прикладывая тряпицу. — Просто дурной сон.
— Это не сон, Мара, — Ясна смотрит на меня, и в ее взгляде столько отчаяния, что становится трудно дышать. — Это оно. Оно шевелится. Чешется изнутри. Как будто тысячи муравьев бегают по костям. Оно хочет вырваться, а я… я не могу его удержать. Или выпустить. Я не знаю.
Она сжимает виски, ее тело снова сковывает мелкая дрожь. Я знаю, что будет дальше.
Ночные кошмары, от которых она просыпается с криком, а на стенах остаются следы инея.
Лихорадка, что выжигает ее изнутри. Случайные всплески, от которых вчера засох цветок на окошке. Десять лет…, а Ясна до сих пор не может совладать с этой силой.
— Помнишь, мы с тобой мечтали уйти к южным морям? — пытаюсь отвлечь ее, глажу влажную ладонь сестры. — Говорили, что будем жить в белом домике и целыми днями слушать шум волн.
Ясна слабо улыбается, но улыбка вымученная.
— Это ты мечтала. Я… я хотела быть сильной. Чтобы меня все уважали. Боялись.
— И чего? — не сдерживаюсь я. — Добилась?
Она отворачивается к стене.
— Уходи, Мара. Не смотри на меня так.
«Так» — это с жалостью. А она ненавидит жалость больше всего на свете.
Я выхожу из душной горницы на улицу, вдыхаю полной грудью. Воздух ненамного свежее, но хотя бы нет этого запаха бессилия и отчаяния.
Мне восемнадцать. Вся деревня шепчется, что пора бы уже найти себе пару, выйти замуж. Аня из соседнего дома уже двоих родила.
Но мысли мои не о местных парнях. Они… о другом.
Вчера мне снова приснился Он. Непонятный мужчина. Не из нашей стаи. Сильный. Его лица я не вижу, только ощущаю.
Спину. Широкую и надежную. Руки, которые могут быть и нежными, и жестокими. Во сне он подходит ко мне сзади, обнимает, и его губы касаются моего плеча.
А потом… жар. Странный сладкий жар разливается по всему телу, заставляет сердце биться чаще.
Я просыпаюсь вся мокрая, с пульсацией в самых сокровенных местах. Мне стыдно. И безумно интересно.
Иду к реке. Здесь, в нашем тихом затоне, никого нет. Вода темная, прохладная. Я скидываю платье и захожу в воду. Мурашки бегут по коже. Погружаюсь с головой, пытаясь смыть с себя запах больной сестры и остатки того стыдного сна.
Но вода не помогает. Она ласкает кожу, как прикосновения того незнакомца из сна.
Течет между грудями, обвивает бедра. Я прислоняюсь спиной к прохладному камню, закрываю глаза.
Кончиками пальцев невольно провожу по своему животу, чуть ниже. Туда, где томится тот самый теплый, влажный комок желания. Я представляю те руки. Грубые. Его руки.
Слышу низкое похотливое рычание.
Резко распахиваю глаза. Что со мной? Это неправильно. В это время, когда сестра мучается…
Выбираюсь на берег, дрожа, но уже не от холода.
Тело мое живет своей собственной жизнью. Оно хочет, требует чего-то, чего я не понимаю. Жаждет свободы. Не той, о которой я кричала в детстве — убежать, спрятаться. А другой. Телесной. Жаркой.
Возвращаюсь домой. Из горницы доносится приглушенный плач. Я останавливаюсь у двери, не решаясь войти.
— Мамочка, я не могу… — слышу сдавленный голос Ясны. — Больно… оно меня съест заживо…
— Тс-с, детка, — голос матери тихий, усталый. — Нужно просто потерпеть. Сила сама найдет дорогу. Ты должна принять ее.
— Я не хочу! — внезапно вскрикивает Ясна, и стекло в оконце звенит. — Я передумала! Заберите ее обратно!
Отступаю от двери. Сердце бешено колотится. Она передумала. Та самая Ясна, что горела от восторга, теперь умоляет избавить ее от дара.
Поворачиваюсь и ухожу прочь. Далеко. К лесу.
Я бегу, чувствуя, как моё собственное тело, живое, полное непонятных желаний, отвечает каждым мускулом. Оно мое. Только мое. И я ни за что не отдам его никому. Ни богине, ни сестре, никому!
Стою, переводя дыхание, под ликом полной, ледяной луны. Её безжизненный серебряный глаз глядит на меня свысока.
И будто бы улыбается…
