Глава 2
Мара
Воздух в деревне густой и сладкий от запаха жареного мяса и печеных яблок. Где-то играет свирель, смешиваясь со смехом и притоптыванием.
Я сижу на толстом пне, сжимая в руках деревянную кружку с морсом. Он кислый, как мои мысли.
Ясну посадили на самое почетное место, рядом с отцом-альфой. На ней новый венок из полевых цветов, и она сияет, как та самая луна, о которой все сегодня говорят. Щеки сестры горят румянцем, глаза блестят.
Она уже не та испуганная девочка из леса. Она героиня.
Ко мне подбегает Аница, дочь кузнеца, толкает меня в бок.
— Ну что ты тут сидишь, как сова на пне? Смотри, Петар уже в облик перекинулся, бегать будет! Говорят, твой отец приз в этот раз щедрый дал — новый нож с костяной рукоятью!
Я смотрю туда, где молодежь уже сбрасывает одежды. Кожа покрывается густой шерстью, кости трещат, меняя форму.
Вот Петар, рыжий и ловкий, встряхивается, скалит длинные зубы. За ним другие. Это зрелище обычно завораживает, но сегодня мне неинтересно.
— Пусть бегут, — бормочу я. — Мне и тут хорошо.
Аница фыркает и убегает, ее звонкий смех тонет в общем гуле.
Внезапно музыка смолкает. Отец встает, его голос, низкий и властный, раскатывается над площадью.
— Сегодня мы чествуем не просто смелость! Сегодня Луна показала нам свою избранницу! Мою дочь! Ясну! Сила нашей земли, что столько зим пряталась ото всех, наконец-то обрела новую хозяйку!
Громкое улюлюканье, вой. Я вижу, как Ясна выпрямляется, и ее гордость почти осязаема.
Мать подходит к ней, кладет руку на плечо. Ее лицо серьезно, даже торжественно. В глазах нет радости. Есть… тяжесть.
— Пришло время, дочь, узнать свою судьбу. И вам всем, — она обводит взглядом собравшихся, — вспомнить.
Все затихают. Даже ветер в кронах деревьев будто замирает. Пламя костра колышется, отбрасывая длинные пляшущие тени.
— Та сила, что проснулась в моей дочери — не семейный дар, — начинает мать, и ее голос льется, как темный мед. — Она не от меня. Последняя Ведьма наших лесов пала в битве с лешим много зим назад, не успев передать свою мощь. Сила ушла в землю, ждала. Искала нового носителя. И нашла. В тебе, Ясна.
Я смотрю на свои руки. Плоть. Вся магия упирается в плоть.
— Сила живет в тебе теперь, — продолжает мать, глядя на Ясну. — Она пьет твою кровь, греется в твоем теле, спит под твоей кожей. Она делает тебя сильной. Быстрой. Почти бессмертной. Ты будешь видеть в темноте, слышать шепот за версту, чувствовать токи земли под ногами. Ты станешь оружием Луны.
Ясна замирает, ее глаза горят жаждой. Она уже чувствует это.
— Но всё, что дается, требует жертвы, — голос матери становится жестче, холоднее. — Когда Богиня даст знак… когда придет время… ты должна будешь отдать свою силу. Всю. Без остатка. Передать ее следующей избраннице через особый ритуал. И тогда…
Мать замолкает. В тишине слышно, как трещит полено в костре.
— И тогда? — шепотом спрашивает Ясна, но в ее глазах уже нет страха. Только пьянящий восторг.
— И тогда ты умрешь, — голос матери безжалостен. — Твоя плоть, отдавшая всю себя силе, иссякнет. Ты умрешь, чтобы сила жила дальше. Ты — орудие. Сосуд. И твоя воля ничего не будет значить.
Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Умереть? Просто взять и умереть, потому что так сказала какая-то богиня?
— Я готова! — выдыхает Ясна, и ее голос звенит в предвкушении. — Я буду ее оружием! Самым сильным!
Стая разражается одобрительным гулом и рычанием. Отец гордо кладет руку на голову дочери.
А я не могу молчать. Что-то холодное встает у меня в груди.
— Нет, Ясна, — говорю. Голос мой тихий, но он режет общий шум, как стекло.
Все оборачиваются ко мне. Мать хмурится.
— Мара?
Я поднимаюсь. Ноги ватные, но держусь прямо.
— Это неправильно, — говорю громче. — Я не хочу, чтобы ты была оружием. Я не хочу, чтобы что-то жило в тебе без спроса! И умирать, потому что так надо… Это неправильно!
На площади становится так тихо, что слышно, как где-то далеко кричит сова.
— Мара, замолчи, — шипит мать, но в ее глазах не гнев, а… страх.
— Нет! Ее тело принадлежит только ей! — выкрикиваю это, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. — Никакой богине! Никому! Я не хочу, чтобы Ясна стала жертвенным ягненком!
Смотрю на сестру. Ее сияющее лицо искажается от недоумения и обиды. Она не понимает. Ведь уже продала свою плоть и душу за эту силу.
Отец смотрит на меня сурово, молча. В его взгляде — разочарование.
Я больше не могу здесь быть. Разворачиваюсь и бегу прочь от огней, смеха, этой страшной сказки про вечную службу и смерть.
Я бегу в темноту, где только я и мое тело, которое принадлежит только мне. Пока что…
