ГЛАВА 3.

Мы поднимаемся на самый верх, в ресторан, из окон которого открывается действительно отличный вид. Залив сияет розово-фиолетовой синевой, отражая закатное небо. Может быть, и хорошо, что я не жду от вечера ничего приятного. Посмотрю на воду, поем салат и наслажусь вкусным вином.

Стоит нам только сесть за столик, как подлетает официант, готовый разве что не в ноги кинуться Богдану Владимировичу.

— Добрый вечер, господин Дубровский. Вам как обычно? Вашей даме, — он, наконец, обращает на меня внимание.

— У нее заказ прими, — опять даже не считает он нужным поздороваться, вызывая крепкое недовольство у моей воспитанной персоны.

У нее? Разве можно говорить о ком-то в третьем лице, когда человек сидит напротив?

— Добрый день, — улыбаюсь я. — Можно мне бокал сухого красного, лучшего, что вы сможете порекомендовать.

— Есть у меня на примете одно, принесу. Салат с тунцом к нему?

— О да. Только пусть не заправляют маслом.

— Буквально вчера наш повар презентовал легкий манговый десерт со взбитыми сливками.

— О боже, нет… мне нужно следить за фигурой, но в следующий раз обязательно.

— У вас прекрасная фигура.

— Благодарю вас.

— А вам Богдан Владимирович, как обычно?

— Да.

Официант уходит, один раз обернувшись. Вот это мой тип. Я часто думала о том, что влюблюсь именно в такого кудрявого красавчика.

Внезапно Дубровский поднимает руку, и к нему тут же бежит девушка администратор.

— Да, господин Дубровский? У вас приняли заказ?

— Убери пацана на сегодня. А также предупреди, что флирт с гостями плохо повлияет на его карьеру в этом ресторане.

Я распахиваю глаза, а администратор быстро смотрит на меня и кивает.

— Я все передам.

Она отходит, я все-таки осмеливаюсь посмотреть этому мужчине в глаза.

— Зачем вы это сделали?

— Потому что он должен знать, что флирт…

— Это не был флирт. Это была обыкновенная вежливость и воспитание, которые, очевидно, вам не доступны.

— Ты даже не представляешь, принцесса, насколько я, блять, вежлив.

От мата я вздрагиваю. Даже отец не позволяет при мне столь вульгарные выражения.

— Боюсь тогда даже представить, какой вы, когда не сдерживаетесь.

— Лучше не представлять.

На этом наш интереснейший диалог закончился. Мне четко дали понять, что его поведение максимум его воспитания. Не может же отец быть столь наивным, чтобы полагать, что я свяжу жизнь с подобным экземпляром?! Он сам воспитывал меня как леди, не позволял заводить друзей, чтобы они не сместили мои ориентиры, что делает теперь? Из зала, полного произведений искусства, буквально кидает в подвал, где лишь сатане будет хорошо?

— Спасибо за ужин, вы отвезете меня домой?

— Да. Но сначала возьми вот это, — он ставит на стол продолговатую коробочку.

Я смотрю на бренд и тихо вздыхаю. Мне даже не нужно заглядывать, я знаю, что Тиффани не делают плохих вещей. Еще я знаю, сколько они стоят. У моего отца никогда не было таких денег, и я даже знать не хочу, откуда они у Дубровского.

Он открывает и демонстрирует браслет из золота, усыпанного бриллиантами.

— Дай руку.

Я протягиваю ладонь, и тут же холодный металл сковывает запястье и тут же с него исчезает.

— Великовато, конечно, сделают по размеру.

Я смотрю, как быстро исчезает украшение, и поднимаю глаза.

Вот оно что, он решил показать, что ждет меня в браке с ним?

Полная изоляция, невозможность общаться с противоположным полом, а так же все самое дорогое. Порой безвкусное, вроде первого ресторана, а порой шикарное, вроде этого браслета.

— У вас случайно нет восточных корней, а то мне резко захотелось надеть хиджаб.

Внезапно губы Дубровского растягиваются в подобие улыбки, но лишь на долю секунды. Возможно, мне вообще это показалось.

— Во всех нас так или иначе течет монгольская кровь. Ты доела? Отвезу тебя домой.

Он поднимается резко, словно ему стало неприятно со мной сидеть. Да и я тоже не горю желанием здесь оставаться. Тем более, находиться в его обществе. Настолько неинтересных людей, кичащихся своим богатством, я еще не встречала. А если и видела, то точно не общалась столь близко. Отец всегда оберегал меня от подобного контингента. Тем удивительнее, что он пытается навязать мне эти отношения. Причем у меня стойкое ощущение, что этому человеку они столь же не интересны.

Только вот, какая у него цель? Мой отец не политик. Брак со мной не сделает Дубровского богаче, популярнее, не добавит связей. Это скорее мне было бы выгодно заключить этот брак с ним, но мне это не нужно. Я этого не хочу. Более того, Дубровский натурально меня пугает. Своей агрессивной энергетикой, своими манерами, да просто своим видом!

Я могу быть вежливой, могу терпеть боль, но каждый день видеться с ним выше моих сил. Мне настолько некомфортно в его компании, словно в мои пуанты натолкали стекловаты. Такое было, так что я хорошо помню, как выступала при этом. Мне просто душно рядом с ним, и если он не замечает, то непонятно, как он так разбогател?

— А где водитель? — спрашиваю, когда мы с Дубровским подходим к спортивной машине с агрессивной мордой.

— Я уже отпустил его. Садись, — он открывает мне двери, а я тушуюсь. В таком тесном помещении, наедине? Сколько раз папа меня учил так не делать? Не оставаться с мужчинами один на один, потому что все они звери, все они себя не контролируют. Тогда как я должна оставаться с Дубровским, если из всех живых существ он больше всего напоминает мне орангутанга, который не знает жалости в период спаривания?

— Может быть, я лучше закажу такси? Вы наверняка так заняты.

— Такси так такси, сама закажешь тогда, я погнал.

Он просто уезжает! Просто садится в машину и уезжает с резким визгом шин. Оставил меня у ресторана одну в темноте. Я тут же хочу вернуться в здание, но оно уже закрыто, вход только для работников.

Я беру свой телефон, вызываю машину, а когда возвращаюсь домой, рассказываю отцу все, как было.

— Он просто оставил меня там! Да со мной что угодно могло случиться! Если ты думаешь, что я встречусь с ним еще раз! Хоть раз...

— Встретишься, Полина, и не ори, у меня голова раскалывается.

— Папа! Да как ты можешь?!

— Ты обещала неделю свиданий. Сегодня было только первое. В следующий раз просто садись в его машину. Он точно ничего тебе не сделает.

— Да как ты можешь быть в этом уверен?

— Он замуж тебя хочет взять, — рявкает отец. — Зачем ему тебя насиловать?! Дочь....

Он меняет тон голоса. Он никогда на меня не орал. Никогда не был столь агрессивным.

— Что? — поджимаю губы. Меня научили не плакать, научили стойко сносить любую критику. Но это же папа! Единственный родной мне человек.

— Помнишь, когда ты пришла в балет? Тебе тоже не нравилось. Ты постоянно плакала, что тебе больно, неприятно, что тебя все ругают, а потом он стал для тебя самым важным в жизни.

— Это другое.

— Нет! Ты нашла плюсы, ты полюбила этот танец, несмотря на все трудности. Богдан стоит того, чтобы к нему присмотреться.

— Сколько?

— Что?

— Сколько стоит? Судя по всему, очень дорого, если может позволить себе Тиффани. Зачем я ему? Брак со мной ничего ему не даст.

— Считаешь своего отца никчемным?

— Нет, конечно, но тебе по финансам явно до него далеко.

— Важны не связи, а деньги. Вот не будь у меня связей, думаешь, училась бы ты в лучшей академии балета в стране?

— То есть без тебя я бездарность, не способная поступить самостоятельно?

— Я не так сказал.

— Именно так ты и сказал! — ору в ответ. Почему каждый говорит, что я ни на что не способна? Неужели я бездарность?

Я убегаю в свою комнату, не отвечаю на стук в дверь, более того, не беру телефон, когда звонит Аленка. Хочу побыть одна, осознать свою никчемность и смириться с тем, что ни на что, кроме как стать женой, я не способна. Женой бандита, который даже здороваться не умеет.

Ну, ничего, пусть думают, что хотят, пусть думают, что я выйду за Дубровского замуж, а на дне рождении я докажу, что способна на большее. Я откажу ему, и пусть отец снимает свою протекцию, уверена, в школе балета меня ценят за мои таланты, а не за слово отца.