Глава 2

Они уверенно проходят к стойке, и один из них жестом дает понять хозяину Окаве подойти. Я замечаю, как по его лицу пробегает тень беспокойства, но он быстро сгоняет её, сверкая профессиональной улыбкой. Они о чем-то говорят. Очень тихо. Так что я не могу расслышать ни слова, но выражение лиц этих людей становится всё более хмурым. А ещё каким-то снисходительным.

— Окава-сан, — говорит один из них громче, чем до этого, снимая очки и пристально глядя на хозяина. Его голос низкий и холодный, словно ледяной ветер. — Мы уже говорили вам о наших условиях.

Тот отвечает что-то, но я не могу разобрать слов. Выражение лица хозяина становится иным, из глаз уходит тепло. Я вижу, как он сжимает кулаки, стараясь сохранить спокойствие.

— Мы дадим вам ещё немного времени, — продолжает другой, кидая взгляд на посетителей. — Но не думайте, что у вас его много.

Они переглядываются между собой, а затем выходят из лапшичной, оставляя за собой напряжённую тишину. Хозяин Окава стоит неподвижно, глядя им вслед. Я чувствую, как в груди нарастает тревога.

— Всё в порядке, хозяин? — осторожно спрашиваю я, пытаясь заглушить беспокойство в голосе.

Он медленно поворачивается ко мне, стараясь выдавить из себя улыбку.

— Да, всё нормально. Не переживайте.

Но я вижу, что это не так. Что-то происходит, и мне нужно выяснить, что именно. Я решаю остаться чуть дольше, наблюдая за хозяином Окавой и его реакцией. Он возвращается к работе, но его движения стали более резкими, напряжёнными.

Через некоторое время в лапшичную заходят несколько постоянных посетителей, знакомые лица, с которыми мы частенько пересекаемся, но никого из ночных посетителей нет – они сейчас на работе или в университете. Они замечают перемену в настроении хозяина и садятся рядом со мной. Поначалу ничего не получается разобрать, кроме монотонного бубнежа, но потом доносятся отдельные фразы:

— Эти ребята снова приходили? — спрашивает тот, что постарше, поправляя ворот рубашки в клетку.

— Да, похоже, они не оставят его в покое, — отвечает другой, средних лет с бородкой. — Говорят, что это всё из-за нового проекта.

Оба мужчины переглядываются, затем обращаются ко мне:

— А вы ничего странного не заметили? — спрашивает бородатый мужчина. — Что-нибудь, что могло бы пролить свет на происходящее?

Я пожимаю плечами, чувствуя себя неловко под их пристальными взглядами.

— К сожалению, мне ничего неизвестно. Просто видела, как они разговаривали с хозяином Окавой, но не смогла разобрать ни слова.

Лица обоих омрачаются, и они вновь погружаются в тихий разговор между собой.

— Говорят, большая корпорация хочет снести все магазины и построить здесь огромный комплекс для туристов, — объясняет бородатый. — И наш «Ракун» тоже под угрозой.

Мои мысли начинают лихорадочно метаться. Снова корпорации, снова деньги и власть. Ничего удивительного. Но какой, к черту, туристический комплекс?

Я смотрю на практически допитый чай. Район, в котором находится «Ракун», всегда казался мне живым и аутентичным. Маленькие магазинчики, семейные рестораны и традиционные лавочки — здесь царила непередаваемая атмосфера старины и душевного тепла. Асакуса этим гордится, в конце концов. Люди знали друг друга, здоровались на улицах, делились новостями и улыбками. Здесь было настоящее чувство общности и единства. Да и если забредет кто-то из другого конца страны, то не почувствует себя чужим. А для иностранцев и того лучше: смотри на всё вокруг и снимай себе. Такая возможность прикоснуться к местной культуре.

А теперь они хотят снести всё это и заменить безликими стеклянными зданиями, нацеленными только на выкачивание денег из туристов. Я чувствую, как во мне закипает раздражение. Это место заслуживает лучшего. Люди, как хозяин Окава, Харада-сан, Нагиса и я. Да, я тоже. Мое любимое местечко, где можно отдохнуть и расслабиться.

— Да уж… И как давно это всё? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

Мужчины будто озадачиваются, вопрос их явно поставил в тупик.

— Сейчас точно не скажу, — вздыхает бородатый. — Но слышу это уже несколько недель. «Танака Групп» уже начала переговоры с владельцами других магазинов. Они предлагают хорошие деньги, и многие уже согласились.

— А точно ли хорошие? – фыркает второй. – Мы документов не видели. А если кто-то испугался, то и сказал, что хорошие.

Услышанное что-то заставляет совсем расстроиться. То есть если они уже работают в этом направлении, то подготовились серьёзно.

Надо будет ещё поговорить с самим хозяином. Но он сейчас занят, да и скоро «Ракун» закроется. Поэтому лучше закончить свой завтрак, попрощаться и покинуть заведение. Хотя уходить мне не хочется, но иначе никак.

Выйдя на улицу, я оборачиваюсь.

Лапшичная «Ракун» — маленькое заведение, уютно устроившееся между старых зданий. На её эмблеме шкодливый енот, который приветливо улыбается с вывески, как бы приглашая всех заходить и наслаждаться вкусной едой. Небольшая дверь, выкрашенная в яркий красный цвет, ведёт внутрь, где царит тепло и уют.

Внутри, вдоль стен, стоят деревянные столики и табуреты. Стены украшены старинными плакатами со сценами из традиционной японской жизни. На столах всегда стоят корзинки с палочками для еды и салфетками, заботливо предоставленными для клиентов. Воздух наполнен ароматом свежеприготовленной лапши и звуками тихой японской музыки, создающей расслабляющую атмосферу.

В этом маленьком уголке среди шумного Токио было что-то волшебное, что-то, что нельзя было просто так уничтожить ради безликих туристических комплексов. С каждым шагом прочь от лапшичной я ощущаю нарастающую решимость. Я знала, что должна сделать всё возможное, чтобы защитить это место и людей, которые здесь живут и работают.

Утро в столице начинается с яркого солнца, пробивающегося сквозь высокие здания и освещающего улицы, которые постепенно наполняются жизнью. Я иду по тротуару, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Прохожие спешат по своим делам, а город просыпается, наполняясь звуками и движением.

Я знаю, что родилась на острове Кикайдзима. Мой отец был рыбаком, а мать швеей. Мы жили небогато, но при этом не сказать, что бедствовали. Я уехала жить и учиться в Токио. Там же и осталась, практически сразу найдя работу. Ямада Ясуко училась на экономическом факультете, однако вот тут моё перерождение в другом теле сыграло злую шутку. Я помнила некоторые вещи, однако высококлассным специалистом быть не могла. Знания явно накладывались из другой жизни. Поэтому и работа в маркетинге или планировании мне подойдет куда больше.

Я бездумно иду вперед, ветер играет волосами и приходится все время их заправлять за уши. Подстричься, что ли, под мальчика? Нет, не стоит. В таком случае эти самые уши будет нечем прикрыть.

«Зато сможешь играть ушастиков в любой дораме, — смеется внутренний голос. – Равных тебе не будет».