Глава 3
Нина
В моей голове царит война. Отпущенное мне время стремительно утекает, но обрести столь необходимое сейчас хладнокровие никак не получается. Скатывающиеся по щекам слёзы откровенно душат. Нет сил даже подняться с колен. Я сдавливаю пальцы до боли в суставах, перебираю одну хаотичную мысль за другой в поисках более подходящего возможного варианта, но чем дольше думаю, тем больнее становится, и ничего кроме.
Я не могу выйти за него!
Но и отказаться невозможно…
Попросить помощи тоже у не кого. Если скажу Тео, ни у одного из нас не останется спокойствия. Замешаны слишком большие деньги, чтобы он мог с этим справиться. Только тем самым подставлю его. Марк, какой бы сволочью не выглядел сейчас в моих глазах, всё верно сказал по этому поводу. Говорить родителям тоже ни в коем случае нельзя. У папы слабое сердце. Мама непременно ему проболтается. Взваливать на них последствия моего неудачного выбора — последнее дело. Я же, выходит, сама виновата. Не разглядела в своём женихе то, что любая другая женщина давно бы заметила. Будто слепая. Тупица. И тогда, получается… я реально должна терпеть это дерьмо? Как в каком-нибудь дешёвом сериале со стрёмной концовкой, где героиня заканчивает жизнь самоубийством, потому что крыша едет от такой паршивой семейной жизни. А кроме них у меня и нет никого. Если только Эва. Но и её просить о таком большом одолжении я тоже не могу. Произойди всё какой-нибудь месяц назад, её отец непременно помог бы. Эва — его единственная дочь и наследница, а Рейнард Вайс очень состоятельный человек. Но в данный момент он под следствием, свобода для него вряд ли предвидится, а отношения между отцом и дочерью напрочь испорчены. Не уверена, что восстановятся.
Всё-таки нужно подняться на ноги…
Для начала.
Потом…
Мысль обрывается, так и не сформировавшись. Вместе со звуком чужих шагов. Мужские ботинки перешагивают границу между террасой и комнатой, приближаются ко мне вплотную и останавливаются, а их обладатель опускается на корточки, внимательно вглядываясь в моё лицо, стоит мне поднять голову, чтобы убедиться в том, кто именно заявился столь не вовремя.
Я бы не удивилась, если бы это был Марк. Он не отличается терпением и предпочитает пунктуальность.
Но тот, что передо мной — не Марк.
Айзек, мать его, Янг…
Какого чёрта он тут опять забыл?!
Видимо, приходит в очередной раз поиздеваться. Неспроста брезгливо ухмыляется, как только смотрит на меня. Впивается взглядом, как безжалостный хищник, собирающийся добить свою загнанную добычу.
— Сказал же, тушь потекла, — вытаскивает безупречно белоснежный платок из своего кармана, протянув тот мне.
Я почти умиляюсь. Кто в наше время носит с собой тканевые платки? Жест выглядит очень уж старомодно галантно. Если б не знала хозяина этого платка, восприняла бы, как вежливость или же заботу. Вот только галантные, заботливые и вежливые мужчины не запихивают девушек в багажник своей машины, если она отказывается ехать с ним. А он со мной именно так и поступает, вместо того, чтобы нормально объяснить, кто, зачем и по какой причине его ко мне отправил.
Платок не беру. Зато приподнимаюсь с колен.
— Да пошёл ты, — кривлюсь.
Брезгливая ухмылка на холёной физиономии блондина становится лишь шире и приобретает презрительный оттенок, а я задумываюсь о том, что вряд ли он в самом деле воспринимает просмотренное мной видео с тем, как мой жених имеет другую девушку, — за обычную порнушку, как мне кажется на первый взгляд.
А мой последний разговор с Марком тоже слышал?
Весь? Или лишь часть? И если да, то какую именно?
— Что ты здесь вообще забыл? — добавляю, расправляя плечи. — Всё никак не даёт покоя количество и качество моих оргазмов? — ехидничаю, вспомнив то последнее, что он говорит при нашей прошлой встрече.
Собираюсь окончательно подняться, но путаюсь в треклятом шлейфе. Выглядеть перед ним ещё более нелепо совершенно не хочется, поэтому вынужденно возвращаюсь в прежнюю позу, собираясь выгнать его уже отсюда наконец, а затем действительно заняться собой. Но ловлю его новую ухмылку. И до странного пристальный взгляд. Айзек не спешит с ответом. Раз уж я не принимаю от него платок, сам вкладывает его в мою руку.
— Когда это реально начнёт меня беспокоить, я их просто-напросто пересчитаю, — сообщает с виду миролюбиво. — Уверен, это не займёт много времени, — добавляет самонадеянно, выдерживает короткую паузу, после которой продолжает, окончательно охамев: — Ты, кстати, как предпочитаешь? С пальцами в твоей аппетитной заднице, или лучше сразу засунуть в неё что-то посущественнее? — заинтересованно склоняет голову.
И… реально ждёт ответа!
Пока мои пальцы сжимаются всё сильней и сильней, комкая белоснежный платок, а я сама где-то между желанием заехать ему по роже или аккурат по тому самому месту в его штанах, которым он преимущественно думает.
— Да иди ты на х!.. — жаль, не договариваю.
Как и осуществить ни одно из своих вспыхнувших жгучей патокой желаний не успеваю.
— Прежде чем соберёшься послать меня ещё раз, хорошенько подумай своей головкой, солнышко, — перебивает меня Айзек. — Много ли среди всего собравшегося здесь окружения настолько отшибленных на голову, чтобы пойти против Марка Эрдмана? — озвучивает риторическим вопросом. — Разве что мой братья, — сам же пускается в рассуждения. — Но у Адема есть своя головная боль, — припоминает старшего из них. — Он же недавно стал папочкой семнадцатилетней девицы, склонной к побегам. А Кай слишком занят сейчас мыслями о том, как бы засадить поглубже твоей подружке. На него бы я тоже не рассчитывал, — заканчивает цинично.
Я, как остаюсь в начале его речи с приоткрытым ртом, так и не закрываю. Втягиваю им в себя побольше воздуха. Как бы не хотелось ответить ему с не меньшей грубостью, проглатываю все свои возможные оскорбления и пытаюсь переосмыслить услышанное.
Он сейчас так предложил мне свою помощь?
