Глава 17

Персы пришли с севера, с моря, - и теперь угрожали силой нашему правителю Клеобулу. Слухи об этом распространились быстро: завладеть Линдом, богатым портовым городом, для Ксеркса было выгодно во всех отношениях.

Сердцем я рвался домой: помочь, защитить... Не спал ночами, лихорадочно воображая себе, что приходится переносить моей семье. Говорили, что персы оставили горожан без воды, - запасы пресной воды Линда хранились в подземных цистернах.

Но попасть в город я уже не мог никак: высадившись на побережье, персы быстро сжали кольцо осады. И слухи оттуда Ялиса больше не достигали.

В прошлый раз, когда еще Дарий пытался захватить Линд, все население города укрылось на акрополе - на территории храма Афины, в неприступной крепости, куда вела единственная тропинка, опоясывавшая скалу. Персы едва не взяли жителей измором - но потом богиня послала осажденным дождь, и в страхе перед нашими богами азиаты отступили. Однако во второй раз ждать чуда было нечего. Хотя я верю, что боги время от времени изливают на смертных свои щедроты, олимпийцы не имеют обыкновения повторяться.

Каллист, мой покровитель, забыл об увеселениях и ходил мрачнее тучи: он даже похудел. Был этот аристократ связан с персами или нет - он непритворно страдал за судьбу Линда и своих друзей в нашем городе. И весь Ялис в эти дни жил ожиданием новостей.

Но спустя две недели с юга примчался измученный, но ликующий вестник, который сообщил: линдяне прорвали осаду и дали захватчикам бой на суше и на море! Военные корабли Родоса были знамениты, и родосские навархи наконец показали врагу, на что способны.

Однако Линд долго оправлялся от удара: лежавший к северо-западу Ялис и его окрестности наводнили беженцы из деревень, разоренных персами. Мирная жизнь полиса нарушилась надолго. Я хотел поскорее попасть домой - и я убежал бы без всякого дозволения, однако намеревался отпроситься у Каллиста, которому я, невзирая ни на что, был стольким обязан.

Каллист отпустил меня с многими добрыми пожеланиями и хотел дать мне сопровождающих, поскольку я накопил солидное богатство у него на службе: эти деньги мне было трудно даже утащить одному, не говоря о том, чтобы сберечь. У Каллиста было шестеро стражников.

Конечно, я согласился. Господин только просил меня дать ему знать, насколько сильно пострадал Линд и какие понес потери; и написать, все ли благополучно с моими близкими. Я обещал сделать это тотчас по возвращении. Но сердце мое тоскливо заныло...

Если бы только я прислушался к своему внутреннему голосу! И если бы держал свой отъезд в тайне - возможно, ничего бы не случилось!..

Я лег спать, уложив свои деньги и вещи в два объемистых мешка, помимо обычной моей дорожной сумки. Хотя большую часть серебра и меди я в местной меняльной лавке выменял на золото, которым набил свой пояс и посох. Эта предусмотрительность, возможно, спасла меня.

Проснувшись на другое утро, я узнал, что Каллист зарезан ночью - по всей вероятности, своим рабом Тимандром, который был схвачен и допрошен. По всему дому стоял плач и стон остальной челяди, который заглушали жалобные вопли Тимандра - по обычаю, раба допрашивали под пыткой. Я прислушивался ко всему происходящему, стоя в коридоре, который вел из моего крыла дома: я оледенел от ужаса...

Потом грубо заругались воины, державшие преступного слугу.

- Это не иначе как его выкормыш, тот колченогий урод из Линда! - неожиданно воскликнул один. - Мальчишка сговорился с рабом накануне, а теперь они вознамерились бежать вдвоем, ограбив хозяина и поделив деньги!

Я помертвел. Всем известно, как легко возвести такой поклеп на чужака - и как легко люди верят подобным обвинениям, особенно если в этом заключена общая выгода. Мне оставалось только бежать, и немедленно!..

Бросившись назад в свою комнату, я торопливо застегнул тяжелый кожаный пояс, взвалил на плечи котомку с кифарой и схватил с полу один из мешков - полегче. Второй приходилось оставить!

Подхватив свой посох, я выбежал в коридор, задыхаясь от тяжести. Далеко я так не мог уйти - хотя я был весьма вынослив. Нужна была лошадь: к счастью, я немного научился ездить верхом прошлым летом.

Я выбежал из дома через черный ход, обогнув кухни, прежде чем меня хватились. Вихрем промчался через задний двор - хорошо, что собак Каллист не держал: он понадеялся на людей, и, как выяснилось, напрасно...

Я понесся к южным воротам, через которые когда-то въехал в город. Оттуда до сих пор прибывало множество погорельцев и сирот, но немало людей и покидало Ялис, создавая неразбериху: в такой толпе даже я мог затеряться.

Однако мне требовалось не только выйти, но и уйти!..

Я отыскал человека, у которого нанимал лошадь прошлым летом: его палатка была на месте, и три лошади у коновязи под навесом беспокойно ржали. Я бросился к этому барышнику.

- Дай мне коня, чтобы покинуть город! Я верну его тебе, как только доберусь до дома!

- Покинуть город?..

Торговец так и впился в меня взглядом. Я и сам понимал, как я подозрителен...

- Я не совершил ничего дурного, клянусь Аполлоном! Но мне нужно домой, как можно скорее: ведь ты знаешь, что Линд был в осаде!

Эти слова на него подействовали. Барышник посмотрел в мои глаза, полные отчаяния, - и, похоже, поверил, что я не убийца и не вор; и согласился дать мне коня. Он потребовал от меня, однако, чтобы я оплатил стоимость животного в полуторном размере: этот опытный человек понимал, что лошадь может к нему не вернуться.

Лошадка оказалась не из лучших - деревенская низкорослая тягловая скотинка; но выбирать не приходилось. Однако это была смирная и выносливая кобылка - на такой я когда-то учился ездить; и мне уже не казалось, что я за нее переплатил.

Барышник помог мне приторочить к конской спине мой посох и мешки, я неуклюже взгромоздился на лошадь и ударил ее пятками.

Кобылка пошла мелкой рысью - я выехал из города, никем не остановленный, в общем людском потоке; и тогда уже начал понукать животное. Кобылка побежала очень ходко. Я вздохнул с облегчением - наконец я ощутил, что смогу уйти. За мной наверняка снарядят погоню, но это будет не сразу: и не так-то легко будет схватить меня в Линде, по одному лишь подозрению!

Я прискакал домой только к вечеру - мне потребовалось пересечь остров от одного побережья до другого, и я был еще слишком неопытным наездником. Если бы ялисцы пожелали нагнать меня, они бы сделали это без труда: но, должно быть, клеветники сейчас разбирались между собой. Каллист из рода Диагоридов был слишком влиятельной в Ялисе фигурой, и о его смерти наверняка мечтали многие.

Однако дома мне тоже не суждено было найти успокоение. Во всем Линде царило уныние - многие доблестные защитники полиса пали в этих сражениях, которых я не застал, и с каждой улицы доносился плач вдов и сирот. А войдя в свой дом, я обнаружил мою мать и младших сестер тоже в темных траурных одеяниях...

Еще ни о чем не спросив домашних, я уже знал, по ком этот траур. А Корина, увидев меня, горько зарыдала и воскликнула:

- Нет у тебя больше отца, мой бедный молодой хозяин!

Я без сил опустился на пол: этих несчастий, которые обрушились все вдруг, было слишком много для меня... Я даже не сразу осознал смысл слов нашей старой служанки, сидя будто оглушенный.

Потом я тихо спросил:

- Отец убит? Как?..

Корина, размазывая слезы, рассказала:

- В бою он убит, вот как! Как герой! Господин наш Никострат выскочил прогонять проклятущих персов вместе с другими мужчинами, а назад его уж принесли на щите... Не только убит, а уж и похоронен, одна урна с золой от него осталась!.. Ох ты, Зевс-вседержитель!

Корина завыла в голос; и я, сраженный горем, упал ничком и тоже зарыдал. Отец мертв - этот столь могучий и цельный человек, лучший образец спартанца: несмотря на то, что он никогда не был гражданином Спарты! Пусть Никострат не любил меня в детстве и хотел отвергнуть, когда я родился, он всегда делал для меня все, что мог: и теперь я ощущал, словно мощная опора нашего дома подломилась, и все мы вот-вот будем погребены под руинами.

Наконец слезы мои иссякли, и рассудок ко мне вернулся. Отца больше не было - это значило, что главой семейства отныне стал я.

Я утер глаза и, глубоко вздохнув, поднялся на ноги. Неожиданно я вспомнил, что меня, вдобавок ко всему этому, разыскивают как убийцу и грабителя. Но это ужасное напоминание только подстегнуло меня.

Я пошел к матери - она сидела в пустой родительской спальне. Эльпида не плакала, но была очень бледна и бесцельно глядела перед собой: казалось, после смерти мужа из жизни ее ушел весь смысл... Я вспомнил, как Никострат любил ее, и попытался понять, каково ей теперь, - но всю глубину женской скорби нам, к счастью, постичь не дано!

Эльпида не сразу осознала мое присутствие: увидев меня, она вздрогнула от ужаса, выпрямившись в своем кресле. Как будто я нес ей какое-то новое несчастье.

Так оно и было - только матушка еще не слышала об этом...

Я подошел к ней и преклонил колени.

- Мама... я вернулся! Я все знаю об отце - Корина рассказала!

Эльпида несколько мгновений смотрела мне в лицо остановившимся взглядом - потом ее сухие губы шевельнулись.

- Ты вернулся?.. Почему... так внезапно?

Она догадалась, что и в Ялисе тоже что-то стряслось! Было невыносимо еще усугубить ее горе; но мне следовало признаться в своей беде не откладывая. Ради блага моей семьи, прежде всего!

- Я собирался в дорогу заранее, но этой ночью был убит Каллист... Я услышал, что меня хотят обвинить в этом!

Я набрал воздуху в грудь и закончил:

- Мне пришлось бежать, захватив что я мог!

Глаза Эльпиды засверкали, краска вернулась на щеки: несчастье, угрожавшее любимому сыну, на время вытеснило горе от утраты мужа.

Она положила руку на мою голову и приказала:

- Расскажи подробно, что случилось и как ты бежал.

Я поднялся с колен и поведал все с начала, стараясь ничего не упустить. Эльпида выслушала меня в тяжелом и напряженном молчании.

Некоторое время она раздумывала. А потом произнесла:

- Тебе нельзя задерживаться здесь. Власти Ялиса обязательно потребуют твоей выдачи для разбирательства - это слишком серьезно...

Я так и отшатнулся.

- Как я могу оставить вас! Оставить тебя, мать!

- Можешь и должен!..

Эльпида оборвала меня с яростью: она встала, высокая и властная. Сейчас, без краски на лице, со сжатыми бескровными губами и в темном вдовьем хитоне, она казалась не коринфянкой, а спартанкой. Голос ее, голос знаменитой певицы, зазвучал с необычайной силой:

- Я не для того рожала тебя... не для того защищала тебя, когда ты родился! Ты уплывешь сегодня же, чтобы жить!

Видя, что я не двигаюсь с места и только сжал кулаки, она прибавила:

- Я теперь тебе и за мать, и за отца, и моя воля для тебя должна быть священна!

Ее воля всегда была для меня священна. Я снова опустился на колени и прижал к губам край ее одежды.

- Но как же вы останетесь без меня? Ты... и Гармония с Пандионой?

Эльпида улыбнулась одними губами.

- Мы проживем, не бойся. Как только доберешься до Крита, дай мне знать.

Мы еще не обсуждали, куда она советует мне бежать, но ни у одного из нас не возникло сомнений в этом. Я кивнул и встал.

- Как скажешь, мать. Я прискакал на лошади, которую купил в Ялисе... оставлю ее вам.

Эльпида кивнула со слабой улыбкой.

- Мирону она пригодится.

Потом мы быстро и деловито обсудили, что мне взять с собой. Матушка настояла, чтобы я забрал все золото, которое принес в моем поясе и посохе, - но то, что было в мешке, и прочее я оставлял ей и сестрам.

Я торопливо простился с Гармонией, малышкой и нашими слугами: Мирон и Корина заплакали, теперь уже от разлуки со мной, и обняли мои колени. А Гармония, как и мать, держалась. Сестра, печальная, похудевшая и повзрослевшая в своем темном платье, крепко пожала мне руку.

Эльпида напоследок сказала:

- Думаю, самое большее через год все уляжется и ты сможешь вернуться. Я буду извещать тебя о положении дел. Только не теряйся, милый!

По ее правой щеке скатилась слеза, и я потупился, со сжавшимся сердцем.

- Тебя могут разыскать и на Крите – тогда беги в Египет. Ты уже мужчина и справишься со всем. И всегда помни, что ты не один в мире, даже если тебе вдруг так покажется!

Я пожал матери руку и, быстро отвернувшись, пошел со двора.

Удача наконец-то улыбнулась мне – я нашел в порту корабль, который отправлялся на Крит. Однако мне едва хватило места: судно было переполнено… Как видно, слишком многие были перепуганы нападением персов или потеряли все в этой битве. Мне пришлось в оба глаза смотреть за своим имуществом: благо деньги были спрятаны надежно и близко к телу.

Когда корабль отчалил, я даже не испытал желания мысленно проститься с Линдом, - этот город детства, вдали от которого я провел так много времени, больше не казался мне невозвратной родиной… Неожиданно я ощутил, что родины у меня больше нет, - или даже что я отныне волен сам выбрать себе отчизну. Это было страшное чувство, близкое к предательству.

Я сел и, подтянув к себе свой посох, уткнулся пылающим лбом в колени. Я стал думать о Каллисте, о том, как он погиб, - впервые после бегства у меня появилась такая возможность…

Скорее всего, убил его кто-то из его собственных стражников, а потом вину свалили на бессловесного раба - и заодно на меня как на пришлеца. По какой причине? Их могло быть множество: обыкновенная алчность, ненависть к Каллисту за пособничество персам. Или кто-нибудь из ялисских аристократов, всегдашних сотрапезников моего хозяина, мог подкупить убийцу – чтобы потом прибрать к рукам имущество Каллиста Диагорида, ведь наследников у него, насколько я знал, не было!

Что бы ни совершил мой покровитель при жизни, теперь я жалел его. Жалеть другого всегда лучше, чем себя.

Я погоревал об отце – о том, что он погиб в расцвете сил, и о том, что мы так мало успели сказать друг другу... Хотя такая смерть, с мечом в руке, была для него наиболее желанной. Я всегда это знал.

Потом я задумался о том, куда теперь плыву – и стоит ли мне искать защиты у Критобула. Что успела ему рассказать о нас Поликсена?.. Ведь я так и не написал ей, ни разу: возможно, моя невеста сочла, что я ее забыл!.. Разве мало на свете вероломных мужчин и беспамятных мальчишек? А может, отец уже обещал ее другому, - а она промолчала, уверившись, что я не приеду?

А что теперь творится в Египте? Исидор рассказывал мне о "волнениях на севере": может быть, эта страна после смерти Дария опять охвачена войной, только вести до нас еще не дошли!

Потом я приказал себе прекратить тревожиться: я ничего не мог изменить, так что лучше всего было глядеть вперед со спокойствием и твердостью. В таком настроении я и сошел на берег Крита.

Я направился к дому Критобула, всецело положившись на удачу.